Очнувшись как от гипноза, мы покинули концерт и под затухающие звуки мандолины поковыляли в марину готовиться к приезду Саши.
Саша, он же Саня, - тот самый совладелец "Дафнии", который дал деньги на половину яхты в обмен на обещания красивой жизни. Теперь приближался час расплаты - Саша с другом Мишей должны были присоединиться к нам в Палермо, куда мы стартовали из Сан-Вито на следующий день.
Саня и Мишаня
Они явились: молодые, бодрые и румяные, похожие на двух повзрослевших пластмассовых пупсов, у которых сквозь глянцевый целлулоид щек пробивалась недетская щетина. Полные сил и планов. С яркими чемоданами, рыболовными снастями и фотоаппаратами. Каждый за сто килограмм.
Старушка "Дафния" жалобно скрипнула, качну лась, вздохнула и безропотно приняла Саню и Мишаню, которые, ступив на борт, тотчас защелкали фотоаппаратами.
- Цивилизация, - прокомментировал Президент и, углубившись в бортовой журнал, сделал запись: "Приехали Саша плюс Миша. Плюс 40 в тени".
Как Ларошфуко Свифта победил
Принято считать, что на фоне Эйфелевой башни турист фотографируется на память. Вранье! Можно подумать, что все туристы страдают амнезией и если не сделают фото, то забудут, что побывали в Париже.
На самом деле цель фотографирования - увековечение своей персоны.
"Я на фоне Колизея", "я рядом с Папой Римским"… - выражаясь современным языком, турист пиарит собственную персону, запечатлеваясь рядом с "раскрученным объектом". Самооценка тем самым повышается, но и потери неизбежны - вместо того чтобы прочувствовать момент общения с чудом света, турист-фотограф хлопочет вокруг камеры, выбирая ракурс, точку, мизансцену. Само переживание откладывается "на потом". А "потом" получается не переживание, а его бледная иллюстрация в виде снимка с самодовольной физиономией автора на фоне чуда света.
Такую отговорку я придумал, чтобы не возиться с аппаратом. И не возился, даже камеру оставил дома, полагая, что сам-то я выше обывательского самолюбования, а в каморке своей повесил бумажку с предостережением Свифта: "У человека есть один непереносимый порок - тщеславие". Не дай бог!
Бросаю взгляд на Свифта, полируя бритвой лысину - прихорашиваюсь к фотосессии. Вот она, истинная цена показных деклараций.
"Пару фоток для вечности", - успокаиваю себя. Кстати, кто сказал, что "скромность - худшая форма тщеславия"? Ларошфуко, кажется? Спасибо мудрецам прошлого, снабдившим нас надежными афоризмами на все случаи жизни.
Цепляю на нос парадные очки и, придав лицу умное выражение, вылезаю в кокпит.
- Саня, дружище, щелкни нас на фоне маяка.
Щелкнулись, и Мишаня заторопился на рыбалку. Я тоже вытащил удочку, при виде которой юнги снисходительно заулыбались.
- Это вам, - сказал Мишаня, вручая шикарный, навороченный спиннинг.
Я такой роскоши сроду в руках не держал.
- Куда же мы пойдем с таким аппаратом?
- Рыба есть везде, - философски заметил Мишаня.
Саня подтвердил, что Мишка - рыболов-профи и что отныне рыбным меню мы обеспечены, а ко всяким кашам и тем более к вермишели быстрого приготовления лично он, Саня, не прикоснется.
- Я свой желудок не на помойке нашел, - заявил он, разразившись тирадой о пользе правильного питания натуральными свежими продуктами.
Под его напутствия мы отправились на рыбалку.
О демократических свойствах желудка
Далеко идти не пришлось - перевалив через волнолом, мы с Мишаней увидели бухту, в центр которой выходила городская канализационная труба. Фекалии бурлили, подобно гейзеру, а вонь была такая, что я на несколько минут потерял сознание. Даже у закаленного Мишани заслезились глаза, но и сквозь слезы он усмотрел рыбу, резвящуюся вокруг трубы.
Несмышленые сицилийцы скучали со своими удочками в стороне от зловонного вулкана.
- Думают, что там другая рыба, - хохотнул Мишаня, забрасывая блесну в самый центр канализации.
Я сделал то же самое, и таким образом за считаные минуты мы надергали несколько внушительного размера рыбин.
- Сане о канализации ни слова, - предупредил Мишаня, нюхая добычу.
- Почему?
- Могут быть последствия, - загадочно сказал Мишаня.
Президент при виде нашего улова почтительно хмыкнул, а Саня не удивился.
- Я же говорил, что Мишка профи… - сказал он и, пообещав "царский ужин", принялся за готовку.
Позже за столом Саня не переставал нахваливать стряпню, уверяя, что даже по запаху всегда чувствует разницу между старой, замороженной рыбой и такой, как эта, "которая только что плескалась в чистой воде".
- Пища богов!
Мы с Мишаней молча переглядывались, но тайну "царского ужина" сохранили. Санин же желудок оказался намного демократичней самого Сани: обошлось без последствий, точнее, последствия оказались неожиданными - насытившись, Саня заявил, что желает сделать "вклад в материальную оснащенность яхты". Моя кулацкая душа затрепетала в предвкушении.
- В разумных пределах, - уточнил Саня.
Кулацкое счастье
Да, кулак! Показывайте на меня пальцем, пугайте мною детей, презирайте и ненавидьте - я кулак, и ничего с этим не поделаешь! "Моя жизнь, моя семья, мой дом, мои дети, моя яхта…" - мой, и только мой, мир, который я всю жизнь любовно обустраиваю, выхаживаю и обставляю по причине своего дремучего, кулацкого индивидуализма. Никаких чартеров, никаких аренд или коллективных прокатов мы, кулаки, не признаем - все это для беспечных вертопрахов, ловящих мимолетный кайф.
Истинное счастье кулака - это предвкушение завтрашнего дня, к которому мы, кулацкие морды, готовимся всю жизнь. Обустраиваем, прикупаем, совершенствуем: к дому пристраиваем времянку, к времянке - беседку, к беседке - сарайчик, к сарайчику - кладовку… И подальше от коллектива - пустят по ветру, растащат под болтовню о дружбе или отнимут, уверяя, что "для твоей же пользы".
Арифметическая правота орды, царящая в коллективе, - страшный сон кулака-индивидуалиста.
И вот еще что: не следует путать кулака со скаредой или бизнесменом.
Бизнесмен - это профессия, жадность - свойство характера, а кулак - это мировоззрение, но об этом позже.
Для тех, кто понимает
Итак, Саня открыл кошелек, а я заволновался - реагировать на подобное предложение следовало быстро, ибо нет ничего скоротечней халявы. Варианты заметались в голове: необходимы были новые навигационные приборы, из которых в рабочем состоянии остался лишь эхолот. Барахлили стеклоочистители. Да мало ли?..
"Поставить бы открывающийся люк на крыше рубки! - подумал я. - Или обнаглеть и попросить картплотер?.. Нет, это будет слишком", - решил я, глядя на Саню.
Электронная машинка в голове щелкала с лихорадочной быстротой: "А если попросить "надувнушку", которой так не хватает на якорных стоянках, пошлет или нет? Эх, была не была!.."
- …Будет вам "надувнушка", - легко согласился Саня.
Я понял, что просчитался.
- И еще фару для ночных швартовок.
Саня вздохнул. "Сейчас точно пошлет", - понял я.
Но Саня не послал. Устало спросил:
- Надеюсь, это все? - и мы помчались в магазин…
Палермо покинули на следующий день, принайтовав новую лодку под гиком. А прекрасная водозащищенная фара заняла плацкартное место рядом с биноклем.
В Чуфалу
Как всем мореходам-неофитам, Сане и Мишане не хватало свидетелей их подвига. Недостаток зрителей восполнял телефон, по которому они беспрерывно звонили.
- Федорка, знаешь, где я сейчас?.. - кричал Саня в трубку. - На яхте в Средиземном море… Идем в Чуфалу…
Когда "Дафния" вышла за пределы роуминга и телефон замолк, юнги налегли на фотоаппараты. Потом Мишаня наладил спиннинг-тунцелов, который все последующие переходы тащил за "Дафнией" двухсотметровую леску с блесной. Потом… Потом яхту подхватила трехметровая зыбь, началась качка, и многие проблемы отпали сами собой.
Морская болезнь