О товарищах
Товарища звали Володя, и состоял он практически из одних достоинств.
Единственным недостатком Володи было то, что он являлся настоящим, дипломированным, старым яхтенным капитаном, а надо бы знать, что такое в советские годы был институт яхтенных капитанов! Это нынче: купил яхту - капитан. А в те благословенные времена все яхты были государственными, а капитаны, считай, - номенклатура.
Сегодня-то мы знаем, что номенклатурщик - звание пожизненное, избавиться от него невозможно, как от лысины. Какая же ломка предстояла семидесятитрехлетнему морскому волку, вынужденному идти под командой "чайника", я понял, лишь когда прочитал кру лист, составленный и отпечатанный Володей для нашего путешествия. В графе "Rank or rating", что означает "должность", против своей фамилии он напечатал непонятное для меня, невежды, звание - "cheif". Я заглянул в электронный словарь, отстроенный, вероятно, для пользователя-бизнесмена - компьютер выдал замысловатое словосочетание - "Chief financial officer" - и перевод: "Вице-президент по финансам".
"Странная должность", - подумал я, но уточнять не стал, понимая, что капитанить придется в атмосфере политкорректности, а предложенная компьютером Володина должность мне даже понравилась. Так что про себя весь поход я называл его Президентом.
Видит бог, Президент старательно гасил в себе капитанские амбиции, но не все оказалось так просто, ибо хорошим тоном среди старых номенклатурных капитанов всегда считалось поругивать команду за лень и нерадивость, а также жаловаться на судьбу, возложившую ответственность за несмышленый экипаж на бедную капитанскую голову. В нашем же случае ни ответственности, ни экипажа в распоряжении Президента не было. Ситуация предполагала дружеские отношения, не предусмотренные многолетним опытом старого капитана, но об этом позже.
Пока же моя договоренность с Президентом была следующая: "Я иду в одиночное плавание, поэтому он может делать все, что хочет, или ничего до форс-мажора, если таковой случится, либо до ситуации, когда я сам попрошу о помощи". Не раньше, поскольку свою вахту я считал круглосуточной. Несмотря на мои самонадеянные уверения в том, что я "практически не сплю", Президент назначил себе вахту и еще две обязанности: ведение навигационного журнала и ехидничанье в адрес моей нерадивости. На том и порешили, после чего Президент стал за штурвал и моя возлюбленная, красавица "Дафния", пошла через Маркизову лужу к форту "Константин", прямо в лапы таможенников и пограничников.
Пишу "возлюбленная", ни на грамм не преувеличивая. Да, любил и люблю, как можно любить только живое существо, и готов отвечать за свою извращенную страсть на Страшном суде.
Любовь
Попроси восторженного влюбленного описать предмет любви - в ответ услышишь много невнятных восклицаний и пышных эпитетов: сильные чувства плохо переводятся на слова, но я попробую.
Во-первых, она шведка. Во-вторых, она прекрасна - многовековой опыт шведских корабелов в строительстве маленьких парусников воплощен в моей "Дафнии". Как породистая красавица, она слишком совершенна, чтобы привлекать внимание многих - все в ней неброско и немодно. Ничего для тщеславия. Даже среди яхтсменов по-настоящему оценить ее может лишь тот, кто мечтает о путешествиях, а не о прогулках по воде или гонках под парусом. Таких ценителей немного, и для них следующий рассказ.
Для тех, кто понимает
Первый раз я увидел ее на зимней стоянке в Хельсинки. Она располагалась на берегу, в кильблоке, утопая в снегу. Из-под тента выглядывала только корма (но какая!) - транцевая, широкая!.. Опускаясь к ватерлинии, она сужалась в форме сердечка, как у старинных пакетботов. А главное - иллюминаторы: два на транце и два по борту, в корме.
"Стало быть, ахтерпик обитаемый", - сразу понял я.
Между иллюминаторами - стальной трапик. Продавец, мистер Карлсон, откинул его, и мы полезли на борт.
Что это было! В центре - огромный кокпит, наполовину закрытый стационарным остекленным козырьком. Под козырьком слева - камбуз, справа - штурвал и штурманский стол с приборами. Из кокпита - вход в кормовую каюту на двух человек. И в нос имеется полноценная дверь, в которую можно входить не сгибаясь. Дверь ведет в кают-компанию, мимо гальюна - слева и зашторенной выгородки - справа. Отодвигаю штору - двухместный диван, бра, окошко, вытяжной вентилятор, вешалка - в сущности, крошечная каюта на двоих. В сухом остатке получилось, что на двадцати шести футах, в трех отдельных каютах, разместилось шесть полноценных спальных мест, и вся эта красота, от пайолов до подволока, обшита тиковым массивом. Под сиденьем рулевого находился неработающий холодильник, под кокпитом - двадцатипятисильный "вольво-пента", по восемь лошадей на тонну водоизмещения. А в самом кокпите, на зависть врагам, - мягкие диваны! Да, господа, немного видел я семиметровых парусников с мягкими диванами в кокпите! А мачта! А паруса! А дельные вещи! И в каком все это состоянии! От волнения на морозе из меня пошел пар, как из кипящего чайника.
Потом по пояс в снегу я долго ползал вокруг корпуса, зачем-то заглядывал в шпигаты, стучал по чугунному килю, пробовал двинуть перо руля - руль повернулся. Господин Карлсон с нордической невозмутимостью наблюдал за моей бессмысленной возней.
- Ну что ж, - сказал я. - Будем думать.
Группа поддержки - два товарища, приехавшие со мной на смотрины, - дипломатично промолчала.
"Тот самый богатый, чьи удовольствия самые дешевые…" -
многозначительно изрек один мудрец, не знавший любви к морю.
Денег хватало лишь на половину "Дафнии", но меня уже несло. Бессонными ночами я придумывал планы стремительного обогащения, один фантастичнее другого. Перебирал варианты, считал и пересчитывал наличность и думал, думал… Жена с тревогой смотрела на меня, ничего хорошего от такой задумчивости не ожидая.
Однажды я проснулся в холодном поту: мне приснилось, что "Дафнию" уже продали. С трудом дотянув до утра, я начал "бомбить" Хельсинки звонками. В офисе сказали, что мистера Карлсона нет на месте, будет через три дня. Что это были за три дня! Меня трясло, ломало и корежило, как алкаша на похмелье. Позже я узнал, что по-научному это называется неврозом навязчивых состояний, иначе говоря, - психическим расстройством, спровоцированным страстной, навязчивой идеей, в народе называемым любовной лихорадкой.
Соглашаюсь без оговорок: да, страсть, да, непреодолимое, безрассудное желание. Тот, кому удается совмещать страсть и разум, - посмеется, а я слабоват, видимо… либо страсти великоваты.
Через три дня я узнал, что "Дафния" на месте, но у меня появился счастливый соперник… До окончательного решения оставалось несколько дней. Я собрался с мыслями, пошел к богатому товарищу Саше, выложил фотографии "Дафнии" и начал врать про то, как мы с ним будем путешествовать на нашей шикарной яхте, какие страны посещать и как все это будет круто.
Неправда заключалась в том, что ни опыта, необходимого для подобных мероприятий, ни капитанского диплома, ни соответствующего здоровья у меня не было. Ничего, кроме страсти…
Как всякий богач, Саша ежедневно выслушивает нескольких сумасшедших просителей с "грандиозными идеями". Не думаю, что я выглядел убедительнее других, но мне он почему-то поверил.
Три напасти…
…посылает Бог на человека, чтобы испортить ему характер: красоту, деньги и власть. Саша держит оборону на всех трех направлениях - богатый, розовощекий красавец управляет угодьями и заводами. Товарищи по бизнесу называют его фартожопым, но не это главное. Больше других Саше повезло в том, что у него умная жена и редкий тип характера под названием "жизнь удалась". Как бы ни складывались обстоятельства, он постоянно ощущает себя на гребне успеха. На вопрос: "Как дела?" - неизменно отвечает: "Отлично!" После того как обворовали его загородный дом и я позвонил, чтобы посочувствовать, в ответ на постные соболезнования услышал радостный голос - Саша был в экстазе. Самым большим везением находил то, что похитители не просто обчистили дачу до стерильной пустоты, но и сняли всю фирменную сантехнику - краны, смесители, унитазы.
- Как будто знали, что я ремонт затеваю! - с восторгом сообщил Саша.
Малейшая попытка посочувствовать вызывает у него бурный протест. За много лет товарищеских отношений я лишь раз слышал вздох из Сашиных уст, но об этом отдельный рассказ, а пока что Саша дал деньги, и через пять месяцев "Дафния" уже украшала стоянку Речного яхт-клуба в Питере. До путешествия вокруг Европы оставался год. Возможно, это был лучший год моей жизни - год предвкушений и надежд.