Варя шагала, печально опустив голову. Она потеряла надежду увидеть Тихона. Но все сильнее ее мучила мысль о том, что она нелюбима и ее поступок не достигнет цели.
"А вдруг он и в разлуке думает о ней?.. Только бы застать его в живых… Найду его, а он просмеет меня… Посчитает навязчивой. Ах, зачем я иду сюда? Никто так не делает! Говорила же мама: женщине надо быть твердой".
Варя проходила мимо недостроенной тюрьмы в полдень. Впереди над возвышенностями стоял высокий столб дыма. Ожесточенно обстреливались укрепления, Курганная и Лапэровская батареи. У Владимировской горы пули летели слева из ложбины. Солдаты прозвали это место "сквозняком". Когда санитарный отряд дошел до этого места, встречный раненый заторопил Варю:
- Скорее, сестрица, жестоко бомбардируют. Только осторожнее. Лучше в казематы на укрепление пробирайтесь. В поле, за горой, делать перевязки опасно.
Продвинувшись до Курганной батареи, отряд увидел, что дальше сплошная смертельная зона. Но защитники двигались по ходам сообщения взад и вперед, выполняя какую-то сложную работу.
В каземате было темно и стены его ежесекундно содрогались от взрывов. Раненые расположились на нарах и на полу. Только один сидел у стола, прислонившись к стенке. Варя быстро осмотрела лежащих на полу и покачала головой:
- Что я с ними буду делать? Через минуту новых принесут.
Санитары были опытные и по незаметному жесту Вари начали выносить безнадежных и укладывать их у стенки горжевого рва.
- Подойдите ближе к окну, молодой человек, - обратилась Варя к сидевшему у стола солдату.
- Я потом… Вы тех, что тяжелые, а у меня царапина.
Варю поразил слишком звонкий голос стрелка.
- Тяжелых сейчас понесут прямо к доктору, а ты подходи. Сделаем перевязку, помогать будешь. Руки и ноги целы?
- У меня уже перевязка есть. Я потерплю. Вы прежде с другими…
- Иди сюда! Все равно надо посмотреть. А вдруг загрязнение, вот тебе и будет царапина. Скорее, время дорого. Расстегни шинель, мундир. Если можешь, приготовься к осмотру сам.
Стрелок повиновался строгому окрику Вари и начал снимать шинель, кривя лицо от боли.
- Ишь ты, царапина, - усмехнулась Варя. - Молоденький, а храбрится. Раздевайся же как следует.
Пока стрелок раздевался, Варя помогла санитарам положить на носилки солдата с перебитой рукой и отправила его к доктору.
- Не задерживайтесь. Сейчас же и обратно. Попросите еще пару носильщиков. До вечера нужно очистить казарму.
- Готово, сестрица, - услышала Варя голос молодого стрелка. - Осколком меня ударило у левого плеча. Я целюсь в амбразуру, а недалече снаряд разорвало.
- Поменьше разговаривай. Подходи ближе. - Взглянув на раненого, Варя вспыхнула густым румянцем. Белое плечо с нежной кожей в полумраке каземата казалось мраморным. Повязка из антисептического бинта лежала правильными рядами с помочами через плечи. Груди молодой женщины свисали поверх повязки.
- Как же это так? - смущено заговорила Варя. - Кто перевязывал?
- Мой муж. Он сейчас в окопах. И я бы осталась там, да рука онемела. Не держит винтовку. Муж-то сказал, рана пустяшная, кожу содрало да немного мясо зацепило, а саднит. Осколок-то поди фунтов пять был…
Варя вдруг оживилась. Тяжесть, которая угнетала ее весь день, мгновенно исчезла. Она не одна. Есть героини почище ее. Они уже нашли то, что искали, и разделяют с любимыми горькие дни осады.
- Надо все-таки посмотреть. Наложим компресс, примочку, - спокойно сказала Варя и твердой рукой начала разматывать бинт. - Как вас звать?
- Пелагея Семеновна Заречная.
Касаясь руками нежной женской кожи, видя перед собой прелестный профиль русской красавицы, которую она встретила в этой ужасной обстановке, Варя не могла удержаться: горячие слезы скатились из глаз на плечо раненой.
- Вы что это, сестрица? - нежно и участливо спросила Пелагея.
- Так неожиданно - женщина на позиции… уже нашла своего мужа. Борется вместе с ним.
- А вы разве еще не нашли?
- Нет, нет, не мужа я не могу найти… - Слезы беспрерывно лились из глаз Вари. Она их не вытирала, продолжая проворно работать руками.
- Успокойтесь, найдется. Кто он? А может быть, он здесь? - говорила Пелагея, при каждой возможности поглаживая руки Вари.
- Артиллерист он второй полевой батареи. Говорят, стоит она тут где-то.
- Верно! - воскликнула Пелагея. - Над нами, рядом. От нее нам всегда помощь. Чуть что японцы зарвутся- лапэровцы по ним шрапнелью. Иду я дня три тому назад из города, один из них на двуколке снаряды везет. Догнал, поговорили… Полный карман мне жареных бобов насыпал. "Кушай, говорит… Это вместо семечек". Иркутский он.
- Подковин, - задыхаясь, воскликнула Варя.
- Может и так… В сутолоке да грохоте не остаются имена в памяти. А лицо хорошо помню. Верхняя губа чуть-чуть вздернута. Глядит как будто исподлобья, а ласково… Лицо у него оспенное. Не сильно, а есть…
- Он! - шепотом сказала Варя.
- Я же и говорю вам… Ты теперь не сумлевайся. Найдем. Пойду с тобой и покажу дорогу на батарею, а то к ихнему обозу, где батарейные кони стоят… Обстрел кончится - и на горку подняться можно.
Бомбардировка третьего укрепления утихла. Японцы усилили обстрел третьего форта и всей линии правее его. Окончив перевязку раненых, Варя и Пелагея пошли на Курганную батарею.
- А я вот свыклась с этой жизнью и воюю вместе с Колей. Сердце у меня теперь спокойное и на душе радостно… А сразу после объявления войны испугалась я. Жутко стало и не могла я ни есть, ни пить, ни спать. Тянется сердце к Николаю, а он далеко. Писем не дождешься. Измучилась я, да и родные мои и Колины со мной замаялись. И сказала я: поеду на позицию. Тут как раз получили письмо, что полк ихний около Порт-Артура. Связала я узелок и на поезд. Дорогой меня запугивали. На каждой станции людей, оттуда едущих встречали… Командир полка долго противился, чтобы в строю была… Потом пустил в окоп на пробу. Я сразу за винтовку. Потом обмыла и обстирала Колю. Солдатики сразу со мной сжились. Я им обед приносила, чай. Это же очень в окопе дорого стоит: покушать вовремя… Японец - коварный, и сила его здесь против нас большая. Назойливый народ, а штыка не выдерживает. Не поверишь, а и я двух японцев заколола. Однажды дежурю у амбразуры, смотрю - ползет японец совсем близко, а за ним другие. Приготовилась стрелять, а у меня над головой один из них разинул рот и кричит: "Здравствуй, русский!" Взяло меня зло, я его пырнула штыком и тоже как закричу.
- Сайонара, япоша!.. значит - прощай, япоша.
Наши вскочили и отбили атаку. На моем япошке часы нашли и отдали мне. Вот они, посмотри - славные часики. А потом еще нашли целую пачку открыток с японскими красавицами… Много еще с японцами горя примешь. Но мы от них отобьемся, как бог свят. Принцев уже ихних несколько человек убили. У самого Ноги сына еще на Киньчжоу прикончили. Солдаты говорят, не может этого быть, чтобы япошка нас осилил. Да мы со стыда сгорим…
- Ты мне скажи, - перебила Варя спутницу. - Ты так и не могла успокоиться, пока не увидела Колю? Ведь у многих жены, но их здесь нет.
- Это было бы забавно, если б все жены были здесь, - засмеялась Пелагея. - Я об этом и не подумала… Только вот со мной так случилось. Я уже сказала: спокойна я и радостна. Пуль и снарядов как будто нет и не бывало никогда. Крепко мы любим друг друга. Потому я и решилась на такое дело, что знала: любит меня Николай. Легко мне было к любящему сердцу идти… А как он обрадовался мне!..
- А если бы сомневалась, что любит?
- Тогда о чем же разговаривать…
Варя побледнела и ускорила шаг.
- Вот те пушки видишь? Это второй полевой. Бьет еще туда изверг.
На перекрестке к летучему отряду подбежал орловец:
- Сестрица, поднимись к нам на несколько минут - тяжелораненых двое да четверо шрапнелью. Фельдшер не успевает.
- Ты беги, а я сейчас подойду, -ответила Варя.
Легкораненые, перевязанные батарейным фельдшером, спускались с горы.
Стрелок Федулин с осколком в ноге лежал на носилках вблизи блиндажа. Около него суетились фельдшер и орловец. Варя ощупала раненую ногу.