Ты несносный мальчишка, - прикусив губу, ответила Валя. - Ты рассуждаешь, как старик, но ты, со своими тёмно-серыми глазами, отрок…
В мае Иновы должны были отправиться в Харбин, а в конце апреля стало известно: сессия судебной палаты поедет на Дальний Восток в июне. Тихон был включен в состав сессии.
- Одной твоей поездкой можно оправдать твою работу в качестве регистратора, - сказала Валя, услышав приятную для Подковина новость.
Тихон со смущением посмотрел на девушку. Сердце его учащенно билось.
5
За Хинганским хребтом перед Подковиным и судебными чиновниками, выехавшими из Иркутска на сессию, развернулись плодородные равнины Маньчжурии. Кругом безлесный, холмистый простор. Селений было еще мало, но стада коров встречались часто. Поезд пересекал поля с густыми зарослями гаоляна и кукурузы. На высоких грядках зеленела соя. Поля, засеянные ею, казались полосатой тканью.
Делюсто и член судебной палаты Костинский не отходили от окна вагона. Товарищ прокурора Ераков, защитник Зверев, член палаты Малиновский и председатель гражданского отделения барон Таубе играли в карты.
- Богатая страна лежит у нас под боком. Дикая и пустынная страна. О ее хозяйственных возможностях даже китайцы узнали только после проведения русскими Китайско-Восточной железной дороги, - сказал Делюсто.
- Китайцы должны быть благодарны русским за эту дорогу, - отозвался барон Таубе.
- М-м-мм, - пробурчал Зверев, криво улыбаясь.
Вдоль полотна дороги, через три-четыре километра, красовались маленькие крепостцы железнодорожной охраны, построенные для защиты от хунхузов, налеты которых все еще продолжались.
За Сунгарийским мостом, на большой равнине, сказочно быстро рос шумный Харбин. На реке у пристаней стояло десятка полтора красивых речных пароходов, курсирующих по Сунгари и Амуру от Харбина до Благовещенска, Хабаровска и Николаевска. Жизнь в Харбине била ключом. В огромные плоскодонные баржи грузили пшеницу, бобы, бобовое масло, ячмень, яйца. Непрерывно дымили трубы мукомольных мельниц. На станциях продукты были баснословно дешевы. Край поднимался к жизни.
Сутолока Харбинского вокзала ошеломила Тихона. Густая толпа китайцев жужжала на перроне. Сквозь нее трудно было пробраться. У него то и дело вырывали чемодан с предложением довезти до гостиницы.
- Тихон, Тихоня! - услышал Подковин позади себя женский голос. - Куда ты торопишься?
- Валя!
Подковин покраснел и опустил глаза. Ему стало радостно, и в то же время что-то смущало его. Он растерялся.
- Да здравствуй же! - Валя схватила Тихона за свободную руку и поцеловала в щеку. - Не ожидал? Фима молодец, телеграфировала.
Поставив чемодан, Тихон взял Валю за руки, посмотрел в ее глаза:
- Здравствуй, Валюша!
- Ах, боже мой, как я соскучилась об Иркутске… Ты совсем изменился. Китель тебе идет.
Подковин взглянул на судейских чиновников.
- Тебе нужно переговорить с секретарем! Пойдем вместе.
Делюсто был удивлен. Валя познакомилась с ним и заявила:
- Сегодня отпустите Тихона Степановича к нам. Мы были друзьями с его сестрой, когда я жила в Иркутске. Завтра утром он явится к вам, куда укажете.
- Я очень рад. Завтра он может найти нас в гостинице "Дальний Восток".
В то время как члены судебной палаты садились на грязные извозчичьи пролетки, Валя с Тихоном прокатили мимо них на паре выхоленных лошадей, запряженных в новенький экипаж.
- Кажется, наш регистратор? - спросил. Малиновский.
- Да, - засмеялся Делюсто. - Сегодня его встретила дочь местного банковского служащего. Растет парень!..
- Знамение времени! - воскликнул Зверев.
6
Поезд мчался между холмов. Слева высилась зубчатая гора. Спутниками Подковина были военный и два торговца.
- Гора Самсон, - сказал военный. - Скоро увидим Киньчжоу. Сильнейшая позиция! А вот и первые укрепления Квантунского полуострова, видите - пояса окопов.
Слева расстилался Талиенванский залив. Утро было тихое. Море манило к себе, и Подковину не хотелось думать о войне и укреплениях. Он был полон впечатлений от пережитого в Харбине. И в то же время какая-то неловкость смущала его. Ему казалось, что в Харбине, в присутствии Вали, он делал и говорил не то, что нужно.
"Вот, кажется, люблю - и вдруг столько сомнений! Боюсь я ее, не верю ей и поэтому не могу полюбить. Но милей нет и не найти. Скоро расстанемся навсегда. Для нее я игрушка, безнадежный разночинец…"
На вокзале в городе Дальнем к Подковину подошел незнакомый русый мужчина.
- Честь имею представиться - Александр Петрович Лыков. На все время вашего пребывания здесь вы мой гость. Я выполняю приказание Иновых. Вот телеграмма, в которой описаны все ваши приметы… Бой! Возьми чемодан!.. Вероятно, требуется оповестить ваших сослуживцев? Пойдемте!..
Держа под руку Тихона, Лыков провел его между вагонами к невзрачному зданию вокзала. Кругом валялись обломки кирпича, шпалы, балки, бочки с цементом. Было жарко и пыльно. Расталкивая прохожих, к Лыкову подбежали рикши.
- Позвольте. Я дойду пешком, - сказал смущенно Тихон, увидев полуоголенного человека, который покорно, навытяжку стоял около ручной коляски.
Вечно и неизменно одна и та же история со вновь приезжающими, - усмехнулся Лыков. Стараясь быть как можно более учтивым, он взял Подковина под локоть и усадил его в коляску. Толпа почтительно раздвинулась. Извозчики и привокзальный рабочий люд знали Лыкова как богача самодура; подвыпивши, он не уступал дороги крупным местным чиновникам.
- Вот это моя хата, - сказал Лыков, указывая на особняк. - Домик приличный, а здесь чертовски дешево мне стал. Рабочих рук с избытком.
В прихожей Лыкову и Подковину низко поклонилась высокая стройная японка в богатом наряде. Она присела так низко, что коснулась коленями пола. Подковин невольно попятился назад.
- Проходите, Тихон Степанович. Знакомьтесь… Моя хозяйка. Саша-сан.
Японка еще раз поклонилась Подковину и, выпрямившись, протянула руку:
- Здравствуйте.
Гость взглянул в лицо женщины - оно было прекрасно. Приседая и пятясь назад, Саша-сан ввела Тихона в гостиную и усадила в мягкое кресло.
- Курите?
- Нет, я не курю.
- Ю ар нот смокинг… Вы не курите?.. - удивленно сказала женщина. - Да, да, я забыл, русский очень многие не курящие… Это хорошо.
- Бой! Приготовь капитану батс - крикнул Лыков и обратился к Тихону: - Ты - мой друг, давайте говорить сразу на "ты". Примешь ванну и одевайся в то, что тебе дадут. А мундир повесь в гардеробе. Не люблю в домашней обстановке мундиров. Смотришь, это, на него и думаешь: обобрать, каналья, пришел. А у тебя и пуговицы судебного исполнителя…
Обедали в столовой по-европейски, но в халатах и туфлях. Саша-сан сидела на месте хозяйки и искусно - мимикой и жестами - командовала слугами.
Японку, да еще так близко, Подковин видел впервые. Ее узкое лицо, окаймленное густыми волосами, слегка матовая кожа и яркие черные глаза были обаятельны.
- Кушайте, пожалуйста, суп, а завтра русский щи варить будем. О, это очень крепкая пища! Лыков-сан всегда кричи: щи, давай щи!
Японка звонко засмеялась, Белые зубы, точно перламутровые, блестели.
"У каждого народа, есть прекрасные женщины", - подумал Тихон.
- Иркутска большой город? - спросила Саша-сан.
- Большой и красивый. Там протекает быстрая река Ангара.
- Ан-га-ра-а-а, какой звучный слово! - певуче сказала Саша-сан.
- И Байкал. - лучшее в мире озеро, - вставил Лыков. - Велика ты, матушка-Русь… Саша, перед жареной курицей надо выпить. Налей нашему министру коньяку,
- Я коньяк не пью.
- Не пьешь?.. Так нельзя! У нас и задушевной беседы не получится. Выпить следует. Так чего ж вместо коньяку?
- Рябиновки.
- Чудесно. Любимый Сашин напиток. Саша-сан, наливай скорее себе и ему. А мне коньячку.
Лыков, приподнимая рюмку, покосился на Тихона и, чуть прищурив один глаз, стал бесцеремонно рассматривать его.
- Не пьешь и не куришь… Это хорошо, сказал бы мой отец. Вот с кем бы тебе увидеться. Чудеснейший старик!.. -
Подковин перевел взгляд на японку. Она напряженно прислушивалась к разговору.
- Моя Саша все хочет изучить и знать, - усмехнулся Лыков. - Любопытная натура… Пейте, а после обеда на боковую…
Подковин лег на диван, но не мог уснуть. Скоро в доме все стихло. Повертевшись с боку на бок, он встал и вышел, в переднюю. Дверь коридора, ведущего во двор, была приоткрыта. Осторожно ступая по мягкому половику, Тихон приблизился к выходу и взглянул на крыльцо. Китаец и китайчонок держали полу его кителя и внимательно рассматривали пуговицы, стараясь по-видимому, понять знак, вытесненный на них.
Подковин попятился назад, а затем, громко шлепая туфлями, распахнул дверь. Китайчонок начал тереть сукно щеткой, а старый слуга-китаец равнодушно раскуривал трубку.
"Наши ведомственные пуговицы вызывают глубокий интерес. Помнится, и Саша-сан очень внимательно, на них смотрела", - подумал Подковин и сказал китайчонку:
- Я хочу одеться.
- Сейчас, капитана…