* * *
С тех пор прошло уже несколько месяцев. Кирилл престал навещать девушку в этом мерзком заведении, они, хоть и редко, находили места за городом, или в дешевых гостиницах. Никаких слов любви между ними сказано не было, но оба строили планы, что уедут из города в Симбирск, или Нижний, где подальше от знакомых глаз смогут построить новую жизнь. Глаша стала еще бережливее относиться к заработанным деньгам и стремилась всерьез обучиться швейному делу.
Еле заметная складка пролегла у Кирилла между бровей. Все свободное время он остервенело махал молотом в кузне, пытаясь заработать хоть какую-то лишнюю копейку. Куда делся прежний балагур и гуляка! Он стал строже к себе и чутче к другим. Вот и сейчас идет вместе с Глашей выручать Николку, своего товарища.
Глава 13. Николка
"Потеряно все, кроме чести"
Франциск
"Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!"
Михаил Лермонтов
Несчастный Николка сидел в "кутузке" - углу полицейской части, оборудованного железными прутьями и большим амбарным замком. В голове - полное опустошение, в душе - вялая апатия. Парень еще не осознал, что сегодняшний день принес крутой разворот в его жизненном пути и возврата к прошлой жизни уже не будет, но ощущение, что произошло нечто непоправимое, лишило его жизненных сил. Когда раздались первые полицейские свистки, он, как и все школяры, бросился было наутек, движимый естественным безотчетным чувством самосохранения, но замер, наткнувшись взглядом на неподвижно распластавшуюся в пыли фигуру гимназиста. Подумав, что даже в такую минуту надо помочь товарищу, наклонился и перевернул тело. На Николку смотрели широко открытые безжизненные глаза гимназиста Левки.
- Эко его угораздило, как это он! - подумал Николка и принялся тормошить Левкино тело, пытаясь привести его в чувство. До сей поры юноше не доводилось видеть смерть так близко, и он не сразу осознал, что Левка мертв. Дальше все было как во сне: беззвучные рыданья на груди у инженера, санитары в белых халатах и грубоватые полицейские, отвозившие его в участок. Николка впал в полную прострацию и не заметил даже, как очутился в полицейском участке.
Постепенно к нему вернулась способность трезвого осмысления, и он обратил внимание, что задержанных драчунов мало помалу после составления протокола сдают на руки приехавшим родственникам и отпускают. Однако, за ним до сих пор никто не пришел, хотя брат Алешка уже наверняка знает о происшествии. Наконец, оставшись один, он, набравшись духу, решился попытать у урядника, сидевшего на месте дежурного и что-то писавшего в большой амбарной книге:
- Ваше высокоблагородие, дозвольте спросить, а когда меня отпустят?
Урядник строго взглянул на арестованного и досадливо поморщился: он не любил, когда его отвлекали ненужными вопросами.
- А когда у нас убийц домой отпускали к мамкам-папкам? Сейчас подготовим документы и утречком - пожалте в городскую тюрьму.
- Кто убийца, какой убийца? - растерянно забормотал Николка, которому показалась, что пол буквально уходит из под ног. Наконец, осознав о каком убийце идет речь, отчаянно закричал:
- Это не я! Я не убивал! Он лежал уже.
Увидев панику на лице мальчонки, урядник несколько смягчился: шутка ли в семнадцать из-за глупой драки угодить на каторгу. Да и невольная лесть мальчонки достигла цели: "высокоблагородием" назвали.
- Эх, паря! Раньше головой надо думать было. А теперь мой тебе совет: не отпирайся на суде, покайся как на духу, народ у нас жалостливый, может присяжные и сделают снисхождение. А теперь не отвлекай меня, мне еще кучу бумаг написать надо.
Сказав, он снова уткнулся в свою амбарную книгу. Видать был из тех, что выслужились из самых нижних чинов: грамотой слабо владеет, вон как старательно каждую буковку выводит.
От этих сочувственных слов парень совсем сник - такой безысходностью от них повеяло.
- Но ведь еще не все потеряно. - успокаивал он себя. - Будет еще следствие, потом суд. Надо попробовать оправдаться.
Но вскорости открылась дверь, и на пороге возник инженер собственной персоной. Воспрянувший Николка бросился к прутьям решетки, не то чтобы какая-то надежда вспыхнула в душе юноши, просто он безотчетно потянулся к знакомому лицу. Но, скользнув равнодушным взглядом по кутузке, Колоссовский прошел мимо и скрылся вместе с урядником в лабиринте комнат в глубине отделения. Это добило Николку окончательно:
- Списали! Подчистую списали.
Где-то в подсознании застряла мысль, что все уже предрешено. А еще, каков оказался гад Колоссовский. Давеча сидел, рассуждал о чести, а как до дела дошло - первый открестился.
* * *
Разговор вышел несколько дней назад. Николка, только что вернувшийся с занятий, рассчитывал улизнуть с обеда и перед сходкой реалистов успеть заскочить к Наташе. Однако не получилось - брат на обед явился с инженером, и Катерина Евграфовна, не слушая никаких возражений, усадила юношу за стол. Сама же не села - не любила есть за одним столом - а по-бабьи сложив руки на животе стояла подле и смотрела на обедающих мужчин. Любила она это дело - кормить мужскую породу, вид с аппетитом жующих мужчин умилял ее. Вот и сейчас - три здоровых мужских особи, энергично двигая челюстями, уминали ее стряпню. Один - здоровый увалень похожий на медведя - ее муж Алеша, другой - наливающийся силой как молодильное яблоко отрок - мужнин брат Николка, третий - стройный и поджарый, но сильный - инженер, друг и партнер мужа.
Во время обеда взрослые продолжали прерванный деловой разговор. У кузни ожидался большой заказ для строящихся трамвайных путей, кроме того что-то должно было перепасть и отцу - требовалось много камня для укрепления мостовой на улицах по которым планировалась прокладка путей. А еще Колоссовский уговаривал брата освоить новую технологию вытяжки проволки. Все это Николка слушал вполуха, беспокойно ерзая на стуле, хотя при иных обстоятельствах принял бы деятельное участие в разговоре, его кузнечный опыт позволял почти на равных обсуждать самые сложные производственные вопросы.
- А что пан Никола у нас сегодня молчаливый? - оторвал от своих мыслей юношу возглас Колоссовского.
- У них сходка вечером, обсуждать ультиматум гимназистов будут. - подала голос Катерина Евграфовна, она была в курсе - Николка вкратце посвятил ее, пытаясь обосновать необходимость удрать с обеда.
- И молчит! На кон честь поставлена, а он ни гу-гу. Рассказывай! - потребовал инженер.
Поняв, что не теперь не отвертеться, и мысленно укоряя невестку за ее болтливый бабий язык, Николка вздохнул и нехотя, а потом увлекаясь, рассказал о всех перипетиях этой истории.
- Ну и что ты думаешь об этой истории? - спросил Казимир.
- Не знаю, - честно ответил тот, - По-хорошему извинения попросить надо, но когда такие ультиматумы выставляют - всякое желание пропадает.
- В покаянии - божья правда! Каяться нам Господь завещал! - наставительно произнес Алексей.
- И то верно! - вторила мужу Катерина, - Покайтесь, Николаша, и дело с концом.
- А честь! Простая человеческая честь! - вскинулся Казимир. - Ты, Алексей, не путай покаяние перед Богом и перед такими же сопляками и соплячками. Такое покаяние, какое требуют - это не покаяние, а унижение. А унижение - первый шаг к подчинению. Так и себя потерять недолго. Стоит только раз проявить слабину - вовек заставят каяться.
- Но ведь они действительно виноваты! - возразил брат.
- А вы извинились? - счел нужным уточнить Колоссовский.
- Конечно! - сказал Николка, ошарашенный такой реакцией инженера, - И официально - от училища, и в приватном порядке - от Совета учащихся.
- Вот это более чем достаточно! Кстати, что за форма коллективной вины и коллективной ответственности? Один мерзавец нахулиганил, а каяться всем придется! Кстати, нашли негодяя? - получив отрицательный ответ, инженер заявил. - Найти и отлупить!
- Выпороть - это всенепременно! - вставил Алексей. - Да ведь и гимназисты не паиньки. Житья от них не стало честному люду - то подножку поставят, то юбки задерут, то яйца хозяйкам поколят или молоко разольют.
- Значит, драться?! - полувопросительно-полуутвердительно заявил Николка, втайне довольный таким оборотом дела.
- Всенепременно! - безапелляционно заявил Колоссовский, но потом спохватился и значительно мягче. - Но решать, конечно, вам и только вам.
Николка не догадывался, что уже через пару дней Колоссовсий если не изменил свою позицию, то изрядно ее подкорректировал. Вращаясь среди широких слоев городского общества, разговаривая с рабочими, он понял, что недооценил масштаба ожесточения. Именно этим был вызван его визит к полицмейстеру - желанием если не помешать драке, то предотвратить возможную беду. И вовсе не его вина, что не успел.