9 мая. С самой полуночи начали находить тучи, а около 3 часов на море установилось безветрие. Корабль несло к берегу Нука-Гивы, но, к счастью, подул свежий ветер и помог отойти от берега. Около 9 часов, когда мы находились возле восточного берега острова, к нам пришла лодка с восемью островитянами. Приближаясь к кораблю, один из гребцов затрубил в раковину, а другой непрестанно махал белым лоскутом ткани. Приняв это за знак, что они не имеют против нас никаких неприязненных намерений, я приказал также махать с нашего корабля белыми платками и полотенцами, а напоследок мы вывесили белый флаг. Как только лодка приблизилась к кораблю и нами был подан знак островитянам на него взойти, они вдруг бросились в воду и с помощью веревок, спущенных за борт, влезли на корабль с величайшей проворностью. За всякую безделицу я давал им по ножу или по гвоздю, чем они были весьма довольны, особенно ножами. Матросы, побуждаемые любопытством, обступили их со всех сторон, однако же это нисколько не мешало гостям непрестанно петь, плясать и прыгать различным образом. При этом они ни на минуту не переставали любоваться полученными подарками. Заприметив еще четыре лодки, которые спешили к нам, я приказал удалиться всем островитянам, находившимся на корабле. Они подчинились без малейшего сопротивления, прыгая в воду один за другим. Лишь только к нам подъехали новые гости, оставившие нас подняли ужасный крик и, показывая соотечественникам свои подарки, часто повторяли слово "кюана". На одной из лодок, на которой находилось пятнадцать гребцов, был, по-видимому, их старшина, ибо остальные лодки были гораздо меньше и беднее. На ней была поставлена палка с пучком сушеных банановых листьев и небольшой лоскут ткани с небольшим четырехугольным матом вроде опахала. Находясь под парусами, мне не хотелось быть окруженным множеством островитян, а потому я позволил войти на корабль только некоторым из них. Старшина, узнав об этом разрешении, тотчас бросился в воду и влез на корабль. Взойдя на шканцы, он сел и подал мне привезенную с собою ткань. Я хотел было надеть на него пестрый колпак, но он просил "коге", и я дал ему ножик (полагая, что он его просил) и грош вместо серьги. Один из офицеров показал ему зеркало, к которому старшина так пристрастился, что пришлось с ним расстаться. Островитяне вели себя с нами как со своими старинными знакомыми или друзьями. Они честно меняли свои плоды и другие редкости и были так вежливы, что каждый из них, желая возвратиться на берег, просил даже у меня на то позволения. Я показывал им кур, которых они называли "моа", изображая знаками, что на берегу их много, так же, как и свиней, которых они называют "буага". Но, увидев козу и баранов, чрезвычайно удивились, из чего мы сделали вывод, что этих животных на острове нет.
Хотя в это время ветер продолжался самый слабый, однако же, идя все утро к югу, я надеялся вечером стать на якорь в губе Тай-о-Гайе. Но наставшая после полудня тишина заставила нас отдалиться от берегов на ночь, потому что погода казалась непостоянной.
10 мая с полуночи лил столь крупный дождь, что за короткое время можно было бы наполнить водой дюжину бочек. На самом рассвете мы подошли к южной оконечности Нуку-Гивы. Но поскольку ветер дул с юго-запада, то мы вынуждены были направиться к югу.
Губа, из которой вчера приезжали к нам островитяне, лежит на восточной стороне острова, между северной и южной его оконечностью. Она показалась мне довольно обширной, но только ничем не защищенной от восточных ветров. Спеша насколько возможно скорее достигнуть места своего назначения, я не имел времени послать гребные суда для обстоятельного осмотра губы, хотя жители очень настойчиво просили нас остановиться, уверяя, что в Тай-о-Гайе нет ни свиней, ни овощей.
Около 8 часов ветер повернул к северо-востоку, а поскольку и небо начало понемногу очищаться, то мы и направились к берегу, подходя к которому около 9 часов, увидели ялик корабля "Надежда". Каждый из нас при свидании со своими друзьями после семинедельной разлуки чрезвычайно обрадовался, особенно узнав, что все они абсолютно здоровы.
К полудню мы вошли в губу, но так как ветер не допускал нас до надежного якорного места, то мы вынуждены были тянуться к нему на завозах. Я тотчас отправился к Крузенштерну на корабль "Надежда", где нашел множество островитян и самого короля этой губы, который, как и все остальные, был совершенно обнажен, с той только разницей, что тело его испещрено было более всех и самыми мелкими узорами. Меня он особенно полюбил и дал мне имя Ту, обещая приехать на "Неву" с подарками. Кроме природных островитян, на корабле "Надежда" находились англичанин и француз, которые, живя долгое время между маркизцами, могли быть для нас весьма полезны. Возвратясь на свой корабль, я узнал, что король уже был у нас и привез несколько бананов. Подходя ближе к якорному месту, мы были окружены множеством плавающих островитян. Иные из них имели при себе плоды, а другие приплыли без всего.
11 мая на самом рассвете около корабля был слышен шум. Мы увидели до ста плавающих женщин. Они всеми способами старались получить позволение взойти на корабль.
Около 7 часов утра начался торг кокосами, плодами так называемого хлебного дерева и разными редкостями, который и продолжался до полудня. В это время мы купили до двухсот кокосовых орехов, несколько плодов хлебного дерева и бананов, платя за семь кокосов, за связку хлебных плодов и за хорошую ветвь бананов по куску железного обруча длиной в 4 дюйма [10 см]. В 8 часов к нам на двух лодках приехал король со своим дядей и другими родственниками. Они привезли с собой четырех свиней, за которых просили имеющихся у нас двух английских баранов. Но, получив отказ, увезли их с собой обратно, не согласясь взять за них топоры, гвозди и другие вещи. Желая одарить короля как можно лучше, я дал ему топор и несколько ножей, но его величество принял только один колпак и небольшой кусок пестрой ткани. Такой отказ меня несколько смутил, но вскоре я узнал от англичанина, что король, не имея чем отдарить меня, не хотел ничего взять. И в самом деле, он послал тотчас на берег свою лодку, которая через несколько минут вернулась с пятьюдесятью кокосами, за что я дал топор и три ножа дяде короля, привезшему эти подарки. Около этого времени прибыл на корабль еще один из королевских родственников и променял их небольшую свинью на петуха с курицей.
В час пополудни я наложил табу (значение слова "табу" будет объяснено подробно в другом месте. Здесь же его нужно понимать просто как запрещение), вывесив красный флаг, и обмен товарами тотчас прекратился. Как только команда отобедала, обмен возобновился.
К чести островитян надо отметить, что мы не можем на них пожаловаться, так как они поступали весьма честно. Мы спускали с борта веревку, за которую плавающий привязывал свои товары, а потом или сам взлезал наверх или же ему опускался обратно кусок железного обруча (обыкновенная наша плата). Получивший его бросался в воду с радостью, считая себя счастливейшим человеком на свете.
Сегодня положили мы другой якорь. Поскольку жара для матросов была тягостна, я воспользовался нашими гостями. Я приказал позвать плававших островитян на корабль и поставил их на шпиль, пообещав им по старому маленькому гвоздю, если они будут прилежно вертеть. Это обещание чрезвычайно обрадовало их, и мы едва могли удержать их от беготни. По окончании работы каждый взял свое и спрыгнул в море с радостными криками. Королю очень понравился мой попугай, за которого я мог бы получить двух свиней. Находясь в моей каюте, он увидел зеркало, от которого долгое время не отходил и, поворачиваясь поминутно, любовался собой. Он оказался таким любителем сахара, что беспрестанно просил его и ел по целому куску. После завтрака король, не простясь ни с кем, соскочил с корабля в воду и поплыл к берегу. Плавающий народ не оказывал ему ни малейшего уважения. Королевская свита оставалась еще на корабле. Каждый просил выбрить его, узнав, что бритвой это гораздо удобнее сделать, нежели раковиной. Желание их тотчас было исполнено, после чего они оставили нас, выразив величайшее удовольствие от преподнесенного им угощения. Тем временем я познакомился с англичанином Робертсом и уговорил его помогать нам во время нашего пребывания здесь. Он остался на корабле ночевать с тем, чтобы с рассветом ехать за водой.
12 мая поутру к нашему кораблю опять не замедлили явиться островитяне, однако же число их было наполовину меньше вчерашнего. Поэтому мы могли купить у них только пятьдесят кокосов и несколько редкостей. Около полудня приехал сам король и просил обменять четырех своих петухов на наших. Поэтому я дал ему одного бразильского за всех, брату же его уступил утку, за которую он мне привез средней величины свинью. Он выпросил также и селезня, обещая привезти на другой день поросенка. Такой обмен был для меня весьма выгоден, особенно потому, что я хотел, чтобы эти птицы развелись на острове Нука-Гиве, где до того времени их никогда не было.