XI
Сатти
Радха сидела у себя в спальне, устремив воспаленные, широко открытые глаза в одну точку. Вокруг толпились женщины: жены братьев, родственницы, служанки; они утешали ее скучными, старыми, как мир, словами, полагающимися в подобных случаях.
Радха молчала.
- Она бесчувственна, как камень! - шептала Читра своей подруге, младшей жене Рагхуната. - Конечно, она не любила этого старца - сама же мне в этом призналась, - но все-таки он был ей супругом!
- Порядочной женщине полагается оплакивать умершего мужа, - поддакивала та. - Порядочная женщина должна причитать, обливаться слезами. А эта… ни стона, ни слезинки!
- Оба они постоянно нарушали закон, - сказала Читра. - Посмотрим, как ей это удастся теперь, когда она одинока…
Да, Радха осиротела… Совершенно одинокая в чужом, враждебном доме! Все здесь ненавидели Голукната, а теперь радуются его смерти. При первом же случае они все накинутся, чтобы погубить и ее…
Она думала о муже, который был ей скорее отцом, но таким нежным и любящим, каким, кажется, не бывает ни один настоящий отец. Кто утешит ее в таком горе? А он, этот русский? Его она любила, теперь можно признаться! Кажется, и он любил ее… Пока был жив Голукнат, она да, вероятно, и Суон-сахиб никогда не дали бы воли своим чувствам. А теперь?.. Кто знает, что могло бы быть теперь!.. Но Суон исчез из ее жизни так же, как и супруг. Его заперли в темницу… И если когда-нибудь отпустят, все равно она больше не увидит его. Она обречена на вечное затворничество. Что же осталось Радхе? Какое утешение, какая надежда?.. Непроглядная тьма вокруг, ни малейшего просвета…
В комнату вошел Рагхунат.
- Уходите все! - приказал он, и женщины, шелестя одеждами, позвякивая браслетами, удалились.
Вопреки обычаю, Радха не поднялась, чтобы поклониться главе семьи, но Рагхунат, казалось, не обратил на это никакого внимания. Он заговорил мягко и даже ласково.
- Тело Голукната, - сообщил он, - перенесено в дом, его готовят к последнему обряду… - Рагхунат помолчал немного, затем спросил: - Что ты думаешь о себе, Радха?
Женщина подняла на него глаза.
- Известна ли тебе участь вдов, оставшихся в семье супруга? - продолжал Рагхунат. - Они не имеют права выйти замуж, им запрещается видеться с кем-либо из мужчин, даже с родственниками, если они не старики, подобно мне… Ты не сможешь покидать дом свой и принимать у себя гостей. Тебе обреют голову, чтобы ты как можно меньше походила на женщину… Предстоит очень печальная жизнь, Радха!
- Знаю, господин, - сказала Радха тихо.
- Никто не позавидует такой жизни, - продолжал Рагхунат. - Многие предпочли бы ей смерть…
- Это верно! - сказала Радха.
- Дхарма дает несчастным вдовам такую возможность. Женщина, лишившаяся супруга, может последовать за ним. С древних времен существует этот обычай, и жена, сопровождающая умершего мужа на погребальный костер, пользуется почетом и уважением… - Он умолк и вопросительно посмотрел на нее.
- Вы думаете, господин, что и мне следует поступить так?
- Я этого не сказал. Решение зависит только от тебя самой… Если пожелаешь, мы все склонимся перед твоей волей. В твоем распоряжении - целая ночь. Подумай и к утру прими решение…
- Мне не нужно думать, господин. Решение принято. Я хочу совершить сатти…
* * *
Тело Голукнат Даса было обмыто, опрыскано благовониями, осыпано цветами. Его положили на носилки, укрыли покрывалом и понесли к берегу реки. За носилками шла Радха, а позади - все члены семьи, близкие и друзья. Мужчины шли отдельно, женщины издавали громкие, протяжные, горестные вопли… Родственники покойного рассыпали горстями рис и разбрасывали медные монеты… Нищие собирали подаяние, ползая по пыли.
На берегу Хугли, в стороне от набережной, был уже приготовлен погребальный костер. Это было огромное сооружение из бамбуковых палок, сухих трав и коры деревьев. Над костром возвышался большой помост, нечто вроде эшафота. На нем поместили покойника и снова осыпали его цветами.
Теперь все взгляды обратились к Радхе. Она поняла и, глядя прямо перед собой, пошла к костру. Она шла торопливо, почти бежала. По знаку Рагхуната, слуги подняли женщину, привязали веревками к двум шестам под помостом, на котором находился труп Голукната. Она не издала ни одного стона…
Рагхунату подали длинный факел. Слуга высек огонь, пакля вспыхнула. Рагхунат поднес факел к костру. Дерево и кора, политые маслами, быстро занялись…
Рагхунат направился к реке. За ним следовал брат и все родственники. Они омыли руки и головы, чтобы очиститься от оскверняющей близости к мертвецу.
Закончив омовение, все уселись на берегу под пальмами. Огонь, раздуваемый свежим утренним ветерком, распространялся все шире. Царило безмолвие. Трещали сучья, объятые пламенем…
XII
Судья Хайд
В то утро, когда на берегу Хугли происходила эта ужасная церемония, Герасим Лебедев и Сону находились на скамье подсудимых.
Генерал-губернатор отдал строгий приказ о передаче дела в спешном порядке на судебное разбирательство. Очевидно, трагическая смерть Голукнат Даса не на шутку напугала сэра Джона Шора. Он был человек весьма осторожный и отнюдь не собирался давать пищу толкам и недовольству.
Джон Хайд прочел формулу обвинения и спросил, признают ли подсудимые свою вину. Оба ответили отрицательно.
- Герасим Лебедев! - начал Джон Хайд. - Моя обязанность охранять закон и карать тех, кто его нарушает, но я не желаю вам зла и не хочу осудить невиновного… Расскажите чистосердечно все, что имеет отношение к данному делу, чтобы я мог вынести решение справедливое и беспристрастное…
- Вы как будто немного знаете меня, сэр, - начал Лебедев. - Я иностранец, русский артист. Никогда не занимался политическими делами и, признаться, мало в них понимаю. Когда-то я больше всего любил музыку, но с некоторых пор заинтересовался изучением азиатских языков и обычаев. В Индию меня привела не жажда обогащения, не поиски власти или славы, но исключительно любознательность. Я стремился увидеть эту удивительную и загадочную страну, а когда увидел, захотел изучить в совершенстве. Я мечтал о том, чтобы ознакомить европейцев, главным образом моих соотечественников, с жемчужинами индийской поэзии и искусства, с нравами здешних народов… Другое мое заветное желание - сблизить жителей Индии с европейскими нациями, которые, к сожалению, пока известны здесь только худшими своими сторонами… Вот к чему я стремлюсь, достопочтенный сэр! Преследуя эти цели, я написал труд по грамматике индийских языков, перевел на бенгали две английские пьесы, создал новый театр. Все это известно вам… Теперь чистосердечно скажу о том, что вас интересует. На юге Индии я встретил одного человека и почувствовал к нему симпатию. Мы стали друзьями. Наши взгляды во многом расходились, но я никогда не мог усомниться в его честности и благородстве.
- Этого человека звали Патриком Деффи? - спросил судья.
- Да, сэр! - ответил Лебедев после короткого раздумья.
- Это тот самый человек, с которым вы встретились здесь, в моем присутствии?
- Да, сэр. Нет смысла больше скрывать это.
- Значит, вы меня тогда обманули? - спросил удивленно Хайд.
- Да, я обманул вас, ибо так подсказывала мне совесть. Я солгал, чтобы спасти друга, которого считал и считаю благородным человеком… Думаю, что вы на моем месте поступили бы так же, сэр.
- Вы солгали судье! Это тяжкий проступок. Если бы вы предварительно принесли установленную присягу, то понесли бы тяжкую кару за клятвопреступление. Но, на ваше счастье, я не требовал от вас присяги.
- Тем не менее факт лжесвидетельства налицо! - вмешался капитан Ллойд.
- Герасим Лебедев не вызывался в суд в качестве свидетеля, а потому лжесвидетельства не мог совершить…
- Однако, сэр!.. - попытался возразить Ллойд.
- Вы, кажется, осмеливаетесь учить меня судопроизводству, капитан Ллойд? - произнес судья величественно.
- Прошу извинения, сэр! - смиренно сказал капитан.
- Знали вы о противозаконных действиях государственного преступника Деффи? - снова обратился судья к Лебедеву.
- Нет! - ответил Лебедев. - Я знал о его взглядах… В них я не находил ничего преступного, хотя, повторяю, во многом не был согласен с ним…
Капитан Ллойд снова не выдержал:
- Взгляды эти преступны!
- Я не могу знать, какие взгляды являются преступными по вашему мнению, капитан, - возразил Лебедев. - Мне они не казались таковыми.
Судья перешел к допросу по отдельным пунктам обвинения. Он спросил Ллойда, чем может тот подтвердить участие Лебедева и Сону в побеге Деффи… Ллойд сослался на показания сипая Канаи. Ввели Канаи… Он повторил, что видел, как Нанда передавал солдату Банкиму какие-то деньги.
- От кого же могли быть эти деньги, если не от мистера Лебедева? - пояснил капитан. - Он передал их через своего слугу…
"Плохо! - подумал Герасим Степанович. - Сейчас он спросит у меня о деньгах… и, кажется, я не смогу солгать…"
Но судья обратился к Канаи.
- Знаешь ты этого человека? - спросил он, указывая на Лебедева.
- Нет, сахиб! Я его никогда не видел.
- А этого? - судья указал на Сону.
Канаи отрицательно замотал головой.
- Фамилия сахиба Ле-бе-дев. Зовут его также Суон-сахиб. Может быть, ты слыхал одно из этих имен?
- Нет, сахиб, не слыхал.
- Как же вы можете утверждать, - обратился судья к капитану Ллойду, - будто Канаи знал, что солдат Банким был подкуплен Лебедевым через своего слугу?
- Однако кто-то помог бежать преступнику! - Ллойд был раздражен. - Кто же это был, если не Лебедев?