38. Кашовка, 23 сентября 1941 года
- Наши сдали Киев, - вполголоса сообщил Семенюк, оставшись наедине с Иваном. Ещё десять сотрудников полиции разбрелись по своим участкам, а Ковальчуку, уже две недели служащему в полиции, он велел остаться. - Германское радио передало, что погибло всё командование Юго-Западного фронта: Кирпонос, Бурмистренко, Тупиков … Потапов попал в плен вместе с ещё шестистами тысячами наших командиров и солдат, в качестве трофеев враг захватил 3700 орудий разного калибра, 850 танков…
- Брешут фрицы!
- Непохоже…
- Что ты предлагаешь? Усердно и честно делать свою теперешнюю работу?
- Нет. Что ты…
- Если мы с тобой, кадровые чекисты, будем сомневаться в нашей победе, что тогда взять с рядовых бойцов? Вот и бегут они, точно крысы с тонущего корабля!
- Им проще - поднял руки и сдался в плен. А нас с тобой немцы, ежели разоблачат, не пожалеют - шлёпнут на месте, - устало согласился Семенюк.
- Вот-вот… Поэтому мы обязаны драться до конца.
- Согласен.
- Ты уже договорился насчёт командировки в Шацк?
- Да. Совсем скоро нас привлекут к карательным акциям против партизан совместно с бойцами триста четырнадцатого полицейского батальона.
- Этого ещё не хватало!
- А что нам остаётся делать? - развёл руками Семенюк. - Служба!
- Стоп! Мне ж туда нельзя… - вдруг пронзила мозг Ивана Ивановича неожиданная догадка.
- Поясни…
- Меня могут узнать германские диверсанты, о которых я тебе рассказывал. Исключать возможность того, что кто-то из них остался служить в Любомле или Шацке, нельзя.
- Точно! Что же делать? Я уже подал две фамилии для участия в операции.
- Какие?
- Семенюк, Ковальчук…
- Возьмёшь моего родича!
- Олексу?
- Ну, да…
- А что, это идея! Хотя нет… Не удастся тебе сачкануть, братец! Как бы того ни хотелось.
- Это почему же?
- Ты должен будешь показать место, где базировались диверсанты.
- Так я и покажу - на карте.
- Отставить! Собирайся в дорогу. Это не просьба, это - приказ!
- Слушаюсь и повинуюсь! - шутливо рявкнул Ковальчук и для пущей убедительности приложил руку к непокрытой голове.
39. Шацкий и Любомльский районы Волынской области Украины, начало октября 1941 года
Буквально с первых дней Великой Отечественной войны в этом районе начал активно действовать партизанский отряд под командованием коммуниста Степана Алексеевича Шковороды , в мирное время - заведующего сельпо в городе Шацке.
Уже тогда в его составе было свыше двадцати бойцов в основном из числа местных крестьян, уроженцев и бывших членов комсомольской организации деревни Кропивники .
Народные мстители не давали угонять людей и скот в Германию, вели среди населения разъяснительную работу, отбивали у фашистов обречённых евреев, коммунистов, пленных красноармейцев, но, самое главное, - беспощадно отстреливали старост, полицейских и других предателей Родины.
Именно против этих по происхождению, как и Ковальчук, мирных землепашцев были брошены свыше тысячи вооружённых до зубов бойцов 314-го полицейского батальона, уже "прославившегося" многочисленными репрессиями по отношению к еврейскому населению края в Луцке и Камень-Каширском, Мельнице и Мацейове .
Успели они оставить кровавый след и в Любомле, силами двух взводов расстреляв 215 душ. Случилось сие печальное событие ещё 22 июля…
В этот раз решили обойтись сотней полицейских: одной ротой из четырёх взводов, двух штатных и двух прикомандированных из подразделений вспомогательной полиции.
Семенюк и Ковальчук ехали в последней из пяти машин. Всю дорогу они молчали. А как поговоришь, если кругом одни враги?
Такие же украинцы, с похожими именами и фамилиями, славяне, разговаривающие на том же родном языке, поющие самые мелодичные в мире, добрые, искренние песни, но по каким-то своим причинам люто ненавидящие власть рабочих и крестьян. Даже страшно представить, что эти добродушные с виду парни - земляки, христиане, в основном православные, - сделают с ними, если, не дай Боже, пронюхают об их потайной жизни…
В Шацк прибыли около шести вечера.
- Свободное время! Подъём в 6:00, - объявил командир.
Пора!
Закинув за плечи тяжёлые вещмешки, подпольщики направились в сторону деревни Свитязь и одноимённого озера, раскинувшегося всего в нескольких километрах от Шацка.
- Эй, вы куда? - вдруг раздался сзади голос Никифора Костенко, по дороге сидевшего в машине рядом с ними и пытавшегося всё время навязать ненужные разговоры.
- Купаться! - жёстко отрезал Ковальчук, надеясь таким образом отбить желание набиваться в попутчики.
- В такой холод?
- Мы и зимой в прорубь ныряем.
- Я с вами!
- А плавать умеешь?
- Не бойтесь… На Днепре жил!
- Ну, что же, пошли, - тяжело вздохнул Семенюк. - Зачем им этот хлыщ? А вдруг он стукач?
В центре местечка повернули направо и, недолго попетляв между стройными стволами осин, оказались на безлюдном песчаном берегу.
- Раздевайтесь! - по праву старшего по званию распорядился Свирид.
- Есть!
Ковальчук и Костенко сбросили одежду, аккуратно сложили её в ровные армейские кучки и, громко крича, побежали по мелководью. Когда вода достигла пояса, Иван присел и намочил голову.
- А ты чего ждёшь? - заорал издали.
- Постерегу ваше барахло, - отшутился Семенюк.
Костенко, фыркая и матерясь, добрался наконец до глубины и поплыл, поплыл далеко вперёд по бесконечной тёмно-синей глади. Мощные взмахи его рук напоминали какой-то знаменитый спортивный стиль, овладеть которым простой украинский селюк никак не мог.
"Нет, не так прост этот парень… Надо будет хорошенько расспросить, где он учился плавать", - сделал вывод Ковальчук.
Бросившись вдогонку, он едва не настиг Никифора, но тот обернулся и как дал… Если б это происходило на земле, можно было бы сказать: "Только пятки сверкали!" Впрочем, так оно и было.