Майло смотрел на третьего графа Чезлвика и улыбался. Отец будет доволен, очень доволен, но Майло не мог отказать себе в удовольствии еще хоть немного порезвиться, прежде чем заплатить за этого дурака и доставить его на беседу с главой клана Хордунов.
- Что он вам делал?
- Делал? Мы… он и я… У нас…
- Вы его оттрахали? Или он трахал вас? Вы у него отсосали? Или он отсасывал у вас? Или вы оба работали только руками?
- Святые угодники!
- Так с вами еще и угодники резвились? Ну, вы даете! - Он непременно должен рассказать Сайласу о том, как достал этого жирного педика. - А теперь скажите мне четко и ясно: где был и что делал ваш член и его член. Где побывали оба ваши члена?
- Да что вы, в самом деле!
- Это Китай, сэр. Не стройте иллюзий. Пусть сейчас вы находитесь в "Парижском доме", это не играет никакой роли. Здесь Срединное царство, и тут не очень щепетильны относительно постельных сюжетов.
- Какое варварство!
- Варварство - не платить за оказанные услуги.
- Да я за всю свою жизнь ни разу…
- Довольно! Или я оставлю вас один на один с этим злым щенком и его очень острым ножиком.
Подумав пару секунд, третий граф Чезлвик произнес:
- Не надо.
Майло посмотрел на жалкого человечка, стоявшего перед ним, - лет около сорока, с фигурой в виде груши и тошнотворно-розовой кожей. Его туфли ручной работы были давно не чищены, а дорогая льняная рубашка - мятой, словно побывала под дождем.
Майло внимательно вглядывался в лицо и тело англичанина, но не видел никаких признаков, которые указывали бы на холеру. Если этот клоун болен, он и на пушечный выстрел не подойдет к дому Хордунов, какого бы благородного происхождения он ни был.
- Так что вы делали с мальчиком? - снова спросил Майло, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более безразлично.
К его удивлению, третий граф Чезлвик наклонился к его уху и стал шепотом перечислять разнообразные позы и сексуальные ухищрения. Когда этот длинный устный список подошел к концу, Майло спросил:
- И сколько времени на это ушло?
- Минут пятнадцать, наверное.
- Всего пятнадцать минут?
- Я рассчитываю на вашу скромность. Прошу, как джентльмен джентльмена, мистер…
Майло протянул толстяку руку и назвался:
- Майло Хордун.
Третий граф Чезлвик ответил вялым, влажным рукопожатием, пробормотав свое имя и титул. Майло попросил повторить, и тот на сей раз представился с большим энтузиазмом.
- Итак, что я могу для вас сделать, ваше сиятельство?
- Ваша светлость, - застенчиво поправил граф. - Видите ли, я, похоже, оказался в некотором затруднении…
- А-а, вы хотите, чтобы я заплатил мальчику за, без сомнения, грамотное обслуживание?
- Если это возможно, я стал бы вашим должником по гроб жизни.
Майло вытащил из кармана пачку банкнот, отсчитал требуемую сумму.
- Да, вы будете у меня в долгу, - сказал он третьему графу Чезлвику.
Ричард посмотрел на почти голого третьего графа Чезлвика, который собирал карты со стола.
- А я думал, вы игрок, сэр.
- Я был… Пытался… Не могу ли я получить обратно хоть часть моей одежды? Очень холодно.
- Боюсь, что нет. Ведь вы проиграли ее в вист.
- Но у меня ничего больше нет.
- У вас есть три письма.
- Но, сэр, это же рекомендательные письма от друзей моего отца!
- От влиятельных друзей?
- О да, полагаю, они весьма влиятельны.
Ричард встал, подошел к письменному столу и достал фотомонтаж, изображающий старшего сына Врассуна и кровоточащую девочку. Он исподволь переглянулся с Майло, и тот едва заметно кивнул. Ричард сел и бросил фотографию на скатерть.
- Узнаете его?
- Так это же тот еврей.
- Осторожнее. Я всего лишь спросил, узнаёте ли вы этого человека?
- Узнаю… Но что он делает с…
- Я могу устроить так, что вы будете ежегодно получать семьсот фунтов стерлингов до тех пор, пока не выйдете на покой. Вас устроил бы такой вариант?
- Безусловно, но…
- Что вы должны делать? - Ричард сунул фотографию в руки англичанина. - Передайте этот снимок и несколько его копий влиятельным друзьям отца - и ваше будущее обеспечено.
Британская палата лордов, возможно, и не являлась самым эксклюзивным в мире клубом, но, вне всякого сомнения, претендовала на это звание. И, подобно любому важному институту власти, оберегала свою якобы безупречную репутацию с яростью львицы, защищающей любимого детеныша. Но активные действия не являлись сильным местом в деятельности этого почтенного государственного органа. Неторопливые, обстоятельные дебаты, раздача поручений соответствующим комитетам и комиссиям - таков был стиль его работы. Заседания никогда не начинались раньше половины одиннадцатого утра и редко затягивались дольше часа вечернего чаепития. Палата лордов представляла собой привыкшее к роскоши, занятое одними только дискуссиями вежливое общество, открытое лишь для избранных. Однако когда в частных клубах и закрытых барах стала циркулировать фотография старшего сына одного из ее членов, начали происходить странные вещи. Шок подвигнул эти старые высушенные души на то, чего от них можно было ожидать в последнюю очередь, - на действие.
Разумеется, действовать было бы проще, если бы виновником скандала не был один из них. "Ведь эти Врассуны - евреи?" Иудей никогда не являлся полноценной частью английской аристократии. Еврей не являлся одним из них. Жидок должен знать свое место, и его сын - тоже. Тот факт, что многие были должны ему деньги, только добавил агрессивного рвения.
Получив загадочное письмо от своего представителя в Лондоне, Элиазар Врассун отплыл из Шанхая в Англию первым же кораблем. Через месяц он сидел в глубоком, обитом кожей виндзорском кресле и с трудом удерживался от того, чтобы не схватиться руками за голову. В тот вечер ему показали фотографию. С ним встретился один из молодых членов палаты лордов, входящий в состав комитета по регламенту и процедурам или чего-то в этом роде, но Врассуну было ясно, что этот человек выражает волю всей палаты. Фотография объясняла долгие взгляды, которыми его провожали по возвращении в Лондон, и то, почему люди вставали и выходили из клуба в тот самый момент, когда он туда входил. Даже персонал Бедлама старался держаться подальше от него.
- Вы показывали тот…
- Некоторые из членов палаты видели снимок.
- Как много?
- Более чем достаточно.
Врассун не верил собственным ушам. Его коллеги видели снимок, и никто из них не соизволил поставить его в известность! Никто из этих существ, многих из которых он вытащил из долговой ямы, куда они сами себя загнали. Ни у кого из них не хватило порядочности хотя бы предупредить его.
В памяти старика всплыл образ маленькой девочки на ферме, и в голове оглушительно громыхнуло: это Божья кара за прежние грехи! Его руки взлетели к голове и застыли. Вокруг себя он увидел совсем других людей, глядящих в его сторону. Людей, которых раньше считал друзьями.
Мужчина что-то говорил, но Врассун никак не мог сосредоточиться.
- …Мы намерены просить королеву аннулировать ваше членство в палате лордов, - услышал он обрывок фразы.
- Вы можете это сделать? - не удержавшись, спросил он.
Улыбка, появившаяся на лице маленького человечка, была хорошо знакома Врассуну, да и вообще всем евреям. Значит, и этот тут присутствует.
- Чего хотят эти благородные лорды? - спросил он наконец.
- Прошу прощения?
- На вас что, глухота напала? Вы меня слышали. Вы пришли не просто так. Но - с какой целью? Эти уважаемые члены палаты общин хотят убедить мир в том, что они выше того, чтобы торговаться, но это не так. Чего же они хотят, чтобы сохранить фотографию в тайне?
- Эти джентльмены хотят, - ответил после короткой паузы человечек, - чтобы вы отказались от монополии на прямую торговлю между Англией и Китаем и сотрудничающие с ними компании могли пользоваться теми же преимуществами, которыми сегодня пользуетесь вы.
Старый Врассун был потрясен. Так вот в чем дело! Но почему именно теперь? Впрочем, сейчас он был не в состоянии рассуждать и анализировать.
- А если я откажусь отдать то, что принадлежит мне?
- В таком случае фотография будет отправлена ее величеству и передана в прессу. Многие газеты с радостью напечатают ее.
- Они не посмеют!
- Вы в этом уверены? - Молодой человек встал. - И готовы рискнуть репутацией всей вашей семьи, понадеявшись на благородство журналистов с Флит-стрит? Неужели вы хотите, чтобы в Лондоне начались еврейские погромы?
Он достал документ на официальном бланке британской палаты лордов с королевской печатью внизу страницы. Элиазар Врассун прочитал бумагу. "Полный отказ", "подписанием сего документа", "отказ от титула и принятие на себя обязательств" - эти слова, написанные черным по белому, должны были поставить его на колени. Он оказался в положении непослушной собаки, которую загнали в угол и теперь могут высечь, не опасаясь быть укушенными.
- Подпишите это, иудей.
Молодой человек наслаждался самим собой. Старый Врассун взглянул на документ и заставил себя проанализировать остававшиеся у него возможности. Вывод был печален: их не осталось. Он взял перьевую ручку, которую протягивал ему молодой человек, и одним росчерком пера уничтожил главный источник своего благосостояния.