Он обвел глазами толпу. Наблюдать казнь согнали всех живущих в Шанхае неазиатов. Его взгляд скользил по лицам, среди которых было немало знакомых. Затем он остановился на мальчике Хордуне по имени Сайлас. Паренек смотрел на него, но без страха и отвращения, которые ясно читались на других лицах. Во взгляде мальчика светилось любопытство - чувство, составлявшее вторую натуру самого Чарльза. Когда веревка скользнула по его шее, он продолжал смотреть на Сайласа Хордуна. Когда его легкие разрывались от удушья, а глаза вылезали из орбит, он не отрывал взгляда от мальчика и заставил себя произнести одними губами: "Несмотря ни на что, твори великие дела, малыш. Твори великие дела".
- Варвары! Это же несовместно ни с каким законом! - восклицал Джедедая Олифант, впервые за очень долгое время завидуя тем, кто мог найти успокоение в алкоголе.
- Потребуйте хотя бы вернуть их тела! - выкрикнул Макси.
Ричард уважал чувства брата, но не хотел, чтобы они сейчас мешали ему. Именно сейчас, когда все торговцы, расстроенные до крайней степени, вновь собрались в конторе "Джардин и Мэтисон", настало время действовать. Нужно собирать войска, а не заниматься всякими сентиментальными глупостями вроде возвращения тел казненных.
- Это возмутительно и не укладывается в рамки цивилизованного поведения! Никак не укладывается! - до краев налив виски в бокал Геркулеса и усевшись на стул, подхватил Перси Сент-Джон Дент.
- Никогда больше подобное не должно произойти с нашими соплеменниками, - заявил Геркулес, не замечая боли от новой подагрической шишки, вздувшейся на сей раз на мизинце его левой ноги.
Вперед выступил старый Врассун и, мельком перекинувшись взглядом с Ричардом, предложил:
- Значит, мы все согласны с тем, что должны взять свою судьбу в собственные руки. Мы должны преподать урок этим язычникам. Мы в один голос будем требовать права жить на своих землях так, как сами считаем нужным. - Он обвел присутствующих взглядом и медленно поднял бокал. Все собравшиеся последовали его примеру. Даже Джедедая Олифант поспешно схватил пустой бокал и поднял его высоко над головой. - За экстерриториальность, джентльмены!
Мужчины выпили и разошлись по конторам, чтобы связаться со своими людьми в правительственных кругах и начать процесс, который со временем приведет к вошедшей в историю Второй опиумной войне.
Глава двадцать четвертая
И ГРЯДУТ ПЕРЕМЕНЫ
Это и войной-то назвать было сложно. Появление в шанхайской гавани шести британских и двух американских боевых кораблей произвело настоящий эффект. Малейшие колебания со стороны маньчжурских властей - и корабли принимались снова и снова обстреливать китайскую часть города. Еще до захода солнца маньчжурский мандарин сам предложил проект договора об экстерриториальности.
Ричард переводил, а Геркулес и Перси Сент-Джон Дент проталкивали выгодные торговцам пункты, и договор приобретал все более конкретные очертания. Постоянные увертки мандарина и его попытки сделать соглашение расплывчатым встречали жесткий отпор на каждом шагу. В итоге, когда через шесть дней договор был готов, он стал самым всеобъемлющим документом, ограничивающим полномочия китайских властей по отношению к иностранцам, который когда-либо был составлен и, главное, подписан.
Празднование началось в тот же вечер - сначала в британской концессии, а затем и в американской. Олифант пытался начать торжества с божественных песнопений, но успел пропеть только вступительный гимн, после чего его голос заглушило шумное веселье. Стреляли из ружей в воздух, спиртное текло рекой, а тем временем приближалась полночь - час, когда, согласно договору, должен был вступить в силу режим экстерриториальности.
По мере того как пирушка становилась все более бесшабашной, Ричард ушел в Старый город и постучал в дверь без каких-либо обозначений. Дверь открыла Цзян и, наклонившись к Ричарду, спросила:
- Женщина с вами?
Ричард кивнул и позвал Лили. Из-за коробок, наваленных в переулке, вышла женщина без носа и ушей и приблизилась к двери, низко склонив голову. В руках она несла тетради. Цзян знала: это дневники Ричарда.
- Ваша обычная комната приготовлена для вас. Ваша трубка вычищена, ваши грезы ожидают вас, - проговорила Цзян.
В нескольких милях вверх по Хуанпу над двумя узкими могилами застыл Макси. Майло и Сайлас стояли рядом с ним.
- Нужно почитать людей, которые погибают, выполняя ваш приказ, мальчики, иначе за вами никто не пойдет.
Макси склонил голову. Он не умел молиться и нисколько не переживал по этому поводу. Он переживал за бессмысленно потерянные жизни.
- Поминайте этих людей в ваших мыслях, - повернувшись к мальчикам, сказал он. - А теперь положите цветы на их могилы.
Мальчики опустились на колени и положили цветы. Сайлас прикоснулся к холодной песчанистой земле и подумал о том, каково это - лежать там, внизу?
Макси смотрел на племянника и ощущал, как тот неуклонно отдаляется ото всех. То же самое чувство он в последнее время все чаще испытывал в отношении самого себя. А теперь еще две эти ужасные смерти. Два убийства. Он чувствовал, что двое несчастных принесены в жертву, но это было не более чем подозрение. Макси оглянулся на реку и растущий город позади себя и впервые понял, что это место не является его домом и никогда им не станет.
Сильный порыв ветра с запада заставил его посмотреть в том направлении. Там, вверх по реке, находились тайпинские мятежники. Он точно знал это, но удивился, почему подобная мысль пришла ему в голову именно сейчас, когда он стоял на продуваемом всеми ветрами холме рядом с двумя своими племянниками и двумя могилами.
Колокол возвестил о наступлении полночи, и тут же городской глашатай прокричал:
- Полночный час!
Иностранцы разразились восторженными криками.
В Старом городе родители ощутили разлившийся в воздухе острый запах перемен и прижали к себе детей.
Третий шарик опия сыграл с Ричардом обычную шутку: в его спине раскрылись отверстия, и он полетел по спирали в глубокий колодец - к самому себе и темной тайне, хранящейся там.
В это же время в залив вошло парусное судно. Прибыли французы. На палубе рука об руку стояли Сюзанна и Пьер Коломб, мадам и священник.
По воде разносились звуки разудалого веселья.
- Вечеринка, - с улыбкой проговорила Сюзанна. - Вполне подходящий прием. Тебе придется примириться с этим, брат. Ведь вечеринки - не по вкусу церкви, не так ли?
- Нет, сестра, не по вкусу. Но для твоего коммерческого предприятия они как раз то, что надо.
Его слова всегда были колкими.
- Как мило, что ты это подметил, - ответила Сюзанна. И обратила взгляд на свой новый дом, Шанхай.
Глава двадцать пятая
ФРАНЦУЗЫ
Шанхай. С 1846 года по сентябрь 1847 года
Экстерриториальность сразу же решила две проблемы, стоявшие перед торговцами. Во-первых, благодаря защите, которую она обеспечивала, они могли нанимать сколько угодно китайцев для работы на своих предприятиях и в домах, во-вторых, они оказались избавлены от необходимости платить по сто тысяч серебряных ляней, которые требовал с каждого из них маньчжурский мандарин.
Экстерриториальность блестяще работала и во многом другом. Перси Сент-Джон Дент был назначен главой Управляющего Совета. Предполагалось, что каждые шесть месяцев будет происходить ротация, а назначаться на эту должность будут представители четырех крупнейших торговых домов (за исключением Врассунов). По пятницам, от рассвета до заката, Совет заслушивал обращения десятков просителей. Кроме того, все торговые дома - на сей раз это относилось и к Врассунам - обязали предоставить по шесть человек, на которых были возложены обязанности констеблей, подотчетных только руководству Совета.
Все выглядело чрезвычайно цивилизованно. На самом же деле эти меры были нацелены на то, чтобы ни один из торговых домов не смог иметь преимущества над другими. Однако в реальности, прежде чем отчитываться перед Советом, новоиспеченные "полицейские" сначала докладывали о происходящем главам своих компаний.
Одним из наиболее примечательных изменений стало устранение границы между британской и американской концессиями. Они объединились, и получившееся новообразование было названо Иностранным сеттльментом. Только французы - ох уж эта нация! - отказались присоединиться к своим англоговорящим коллегам-протестантам и основали на границе с китайским Старым городом собственное поселение, названное Французской концессией. Скоро это название укоротилось до просто Концессии.
Иностранный сеттльмент и Концессию разделяла невидимая граница, проходившая посередине улицы, но, несмотря на это, у них были разные управляющие органы, они жили по разным законам и имели собственную полицию. Все это было чрезвычайно удобно для любого злодея, который, всего лишь перейдя через дорогу, автоматически превращался из разыскиваемого преступника в свободного человека.
На территории Концессии, под защитой пушек французского флагманского судна "Кассини", процветала семья Коломб - иезуит и мадам. Всего за три месяца Сюзанна успела открыть на центральной улице Концессии "Парижский дом", а отец Пьер - заложить фундамент и даже частично возвести стены самого большого в Азии христианского храма, собора Святого Игнатия.