- Нынче на рассвете я увидел двух змей, одну крылатую, а другую без крыльев. Эта вторая свернулась клубком на полу почти на том месте, где ты стоишь: она шипела и разевала пасть, готовясь к атаке, и яд капал с ее клыков. Крылатая не давала ей поднять голову, кружила над ней и била крыльями по глазам. При этом она пыталась взлететь выше, но не могла, потому что их хвосты были связаны. Я пытался разгадать эту загадку, но ты, сынок, не ведая того, открыл мне ключ к ее решению. Я увидел, что Меркурий, летучая природа, неразрывно связан с Серой, природой устойчивой: усиливаясь, он одновременно усиливает и подавляет ее. А что это, как ни первая стадия герметического процесса? В сосуде влияние Меркурия дает материи пеструю окраску; в человеческом теле оно вызывает лихорадку и брожение жизненных соков; среди людей - смущение умов и выход подавленных желаний. Клятвы, данные в это время, все недействительны, ибо будут нарушены. Но господство крылатой змеи длится недолго - не пройдет и сорока дней, как Меркурий уступит Сатурну, господину черного цвета. Чернота - знак гниения; философы называют ее западом, затмением, головой ворона, смертью. Людям она сулит помрачение рассудка, телесную слабость, летаргию; миру - разрушение, порчу, торжество лжи, раздоры и предательство.
- Но, мэтр, - заметил Ренье, - куда уж темнее? Разве тьма египетская падет на Нидерланды. Порча, раздоры и предательство давно пируют в наших землях, и, думаю, сорока лет не хватит, чтобы выжить их отсюда.
- А я говорю - сорока дней не пройдет, и наступит "час тьмы", и хуже будет, если он не наступит! - воскликнул старик, стукнув по подлокотнику. - Движение природы и благодати противоположно, но благодатью и природа очищается. Природе противно умерщвление, но лишь из него рождается новая жизнь.
- Чью смерть вы видите, мэтр? - спросил Ренье.
Старик опустил взор.
- Того, кто будет призван Господом, - пробормотал он чуть слышно. - Кто принесет себя в жертву воле Божьей, в Боге же обретет покой свой. Огонь разожжен, и материя приведена в движение. Черный цвет - ключ и начало Делания, за ним приходит белизна, Сатурн уступает место Луне, душа воскресает, прах и вода делаются воздухом, а земля вступает в союз с небом.
Сквозняк прошел по комнате, леденя всех, кто в ней находился. Потом Ренье взмахнул рукой и рассмеялся, разрушив оцепенение.
- Если мир - яйцо, стоит хорошенько окатить его кипятком, чтобы стал белым с золотой сердцевиной. Зря я не вздул ублюдков господина де Берга, славный костер сложился бы из этих полешек. Спасибо за науку, мэтр, в другой раз уж не стану сдерживаться.
Виллем Руфус пришел в себя и поглядел на него с беспокойством.
- Не спеши, сынок, и не извращай мои слова. Отец де Лилль говорил: "Грейте умеренно философский раствор в сосуде". От сильного жара сосуд лопается, и материя пропадает. Также пропадет и жизнь, ведь тело человеческое - сосуд, нежнее и тоньше венецианского стекла.
Пикардиец рассеянно кивнул, но подумал о другом.
- Мэтр Виллем, уверен, книгу звезд вы читаете так же легко, как земные знаки. Астрология, верно, для вас, что букварь для школяра.
- Ох, Ренье, - покачал головой старик, - право же, не стоит придавать большого значения подобным вещам. Не спорю, астрология - подспорье философу, она дополняет наши знания о природе, но следует помнить, что земля и небо - книга, написанная на разных языках, но одной рукой. И на земле, и на небо все говорит об одном, а коли так - дважды перечитывать одну страницу надо лишь тогда, когда смысл не ясен. Мои глаза и раньше хорошо различали лишь то, что вблизи, поэтому я редко обращаю их к звездам. Если хочешь, вот тебе мой совет: не ищи ключ нашего Делания в астрологии, магии и каббале. Знаю, многие так поступают - никогда не начинают процесса, не осведомившись, благоприятно ли влияние планет… Astra inclinant, non necessitant. Остальное - мишура, милая сердцу суфлера, и… Ренье! Ренье! Куда же ты?
Но пикардиец, не сказав ни слова, выскочил на улицу.
XVI
Он пришел на Овечью улицу и постучал в дверь старого каменного дома с соломенной крышей, раскрашенной под черепицу. На втором этаже скрипнули рассохшиеся ставни, и хриплый голос неприветливо прокаркал в открывшуюся щель:
- Кого еще дьявол принес, на ночь глядя?
- Здесь живет Симон де Врис, бакалавр богословия? - спросил пикардиец.
- А тебе что за дело?
- Такое дело, что я его ищу.
- Много таких шляется вокруг и ищет, что ни попадя. У меня на каждого хватит помоев - и на твою долю хватит, если не уберешься!
- Да тебе стоит лишь рот раскрыть, чтобы загадить все вокруг, - нетерпеливо крикнул Ренье. - Эй, старая волынка! Где Симон де Врис?
- Где, где! В хлеву, в луже, в трактире, под хвостом у сатаны - ищи, где хочешь, а здесь его нет! - Ставни захлопнулись, напоследок осыпав пикардийца древесной трухой. Ренье с досадой пнул косяк. Вдруг дверь приоткрылась, и пышнотелая девица, высунувшись наружу, как опара из горшка, громко шепнула:
- Если господин ищет Симона, то он на верном пути. Симон ушел, но обязательно вернется, не сейчас, так к утру. - Она подмигнула пикардийцу и скрылась.
- Благослови Господь добрые сердца и пригожие мордочки, - пробормотал Ренье.
Предстояло ждать, и он подумал, не отправится ли ему в трактир у Намюрской заставы, чтобы скрасить ожидание. Но, не пройдя и половины пути туда, пикардиец услышал неровный стук деревянных башмаков и увидел человека, который, качаясь из стороны в сторону, брел ему навстречу. Некогда черная, а теперь расцвеченная всеми оттенками грязи мантия клоками свисала с его тощих плеч. Шляпы на нем не было, и всклокоченные волосы закрывали опухшее от пьянства лицо, из-под них при каждом вздохе вырывались свист и бульканье и летели брызги слюны. Тяжелый винный дух плыл вокруг прохожего, как облако. В двух шагах от пикардийца человек внезапно согнулся, точно циркуль, и уперся ладонями в стену ближайшего дома - его рвало.
Ренье остановился тоже и недоуменно поскреб в затылке. Что-то в пьянице показалось ему знакомым. Дождавшись, пока он закончит свое дело, Ренье промолвил:
- Господь с тобой, брат Симон.
Пьянчужка выпрямился и оттер рот.
- Кто это сказал? - спросил он, икая.
- Друг, - ответил пикардиец.
Симон потряс головой, и лицо его расплылось в жалобной гримасе.
- Нет у меня друзей, все меня бросили…
- Скажи лучше, ты поменял их на выпивку, - произнес пикардиец, взяв его под руку.
- И то правда, - подумав, согласился Симон. - Я променял всех, всех своих славных круглых дружков, красненьких, и беленьких, и даже одного желтого - пропил все, что у меня было… хоть было-то совсем немного. А заведутся еще - и их пропью. Жалеть тут не о чем. Эти друзья мне не верны и никогда не будут… А ты кто таков? - вдруг спросил он, остановив взгляд на Ренье.
Вместо ответа пикардиец вытянул вперед руку и провел пальцами по ладони до запястья. Симон де Врис сплюнул:
- Не тычь в меня своими лапами. У тебя, чертов брат, язык отсох, что ли? Отвечай, как человек, или убирайся обратно в ад, откуда ты явился…
- Хорошо же тебе выполоскало мозги, - заметил Ренье. - И память отшибло, как я погляжу. Ну же, вспоминай: я - Ренье де Брие, два года мы с тобой качались в одной лодке.
- А! - завопил вдруг Симон. - Я вспомнил, чертов брат! Ты - мертвец, потопивший наш корабль! С того света ты явился по мою душу? Тьфу-тьфу, святой Квентин, защити от зла! Оставь меня, дух нечистый! - Он рванулся прочь, но, запутавшись в собственных ногах, во весь рост растянулся на земле.
Ренье поднял его за шиворот и перекинул через плечо, словно мешок с трухой. Пьянчужка дернулся раз или два, потом глаза у него закатились, руки и ноги обвисли, и весь он обмяк, а Ренье, грузно печатая шаг, понес его к дому. Служанка открыла дверь сразу, и ее пышная грудь затряслась от еле сдерживаемого смеха:
- Говорила же, господин бакалавр вернется. И до утра ждать не пришлось.
- Verum, голубушка. А теперь покажи-ка, где ночует господин бакалавр, да принеси ведро воды. И больше я тебя не потревожу.
- А хоть бы и потревожили, - хихикнула она, искоса поглядев на него. - Я ведь не из тех, кто без дела мнет подушку.
Ренье шлепнул ее по выцветшей юбке:
- Веди, красотка. Будет время и для ночных песен, а сейчас помоги сгрузить этот дырявый бурдюк, пока его содержимое не изгадило мне одежду.
Продолжая хихикать, девица стала подниматься по лестнице, а Ренье с его ношей шел следом. Она распахнула перед ними чердачную дверь и убежала, на прощанье обласкав пикардийца улыбкой и взглядом.
Внутри все было заставлено разным хламом едва ли не под самую крышу: дырявые сундуки, стол без ножки, стулья, старая жаровня, корзины с торчащими прутьями, разбитые или треснувшие горшки - все было свалено, как попало, и заляпано птичьим пометом. Наверху на темных стропилах сидели важные голуби и, курлыча, раздували сизые зобы. У окна стояла низкая дубовая подставка для книг и валялись покрытые пылью бутылки. Тут же в углу лежал продавленный тюфяк, на который пикардиец свалил свою храпящую ношу.
- Кто назвал эту конуру убежищем астролога, пусть подавится собственными зубами, - брезгливо отряхнувшись, пробормотал он. - Однако до утра толку от пьянчуги не будет. Бог знает, будет ли толк вообще… Дьявол привел меня в эту дыру! Похоже, мой друг Симон теперь видит звезды только на дне стакана. Если окажется, что все напрасно, я вывешу его за ноги в окно - там ему самое место.