- Вот какое дело получилось, Курт Штильмайер, - сочувственно произнес Матюхин и вынул сигареты. - Ни тебе, ни нам такие встречи, конечно, ни к чему, но что поделаешь. - Связист оторопело посмотрел на Андрея, а тот добавил: - Мы тебя понимаем - жена, трое детей… Да хоть бы немец, а то австриец, и не известно, за что пропадать… Карла давно убили?
- М-м… В апреле…
- Жаль… Он был хорошим мастером. Мальчишка его мастерскую не поднимет. И если так пойдут дела, то, пожалуй, его заберут в армию.
Штильмайер как будто и приходил в себя и в то же время обалдевал все сильнее. Он не мог понять, откуда этот парень, в непонятной форме, говорящий по-немецки с легким силезским или еще каким-то северным акцентом, знает о нем такие подробности. Матюхин, казалось, не замечал его растерянности.
- Не знаю, как вы решили с Мартой, но я бы на твоем месте забрал его семью к себе: в деревне легче прокормиться. Да и девчонки помогут Марте. Поросята требуют ухода.
- Марта не любит Ани…
- Она ее не любила раньше - городская. Сейчас сравняются. У женщин слабые сердца, а горе общее.
Штильмайер кивнул и потупился. Должно быть, его по привычке охватили домашние заботы. Андрей протянул ему сигарету, чиркнул зажигалкой, дал закурить, потом закурил сам и с удовольствием затянулся - давно не курил.
- Знаешь, Курт, давай напрямую. Что нам, что тебе умирать желания нет. Ты не дурак, понимаешь, что ты не шваб и от этой войны, даже если фюреру кое-что и удастся, лично ты ничего не выгадаешь. Разве что сможешь опять покупать удобрения, которые вам сейчас не дают, да, может быть, снизят налоги. Так я говорю?
- Та-ак, - протянул связист.
- Ты не удивляйся, откуда я все знаю. Год болтался в ваших местах. Даже твой Мариендорф знаю. И Гюнтера знаю. И то, что сына он все-таки пристроил в "Адлерверке". Значит, на фронт он не попадет. И то, что…
- Это еще не известно… - перебил австриец.
- Тебе не известно. А нам известно. Гюнтер не ты. Он, как теперь говорят, не каждое яичко метит.
- То так, - кивнул Курт. Эта подробность словно примирила его с допрашивающим, утвердила правильность его слов.
Сутоцкий смотрел на Матюхина, как на колдуна. Он и не предполагал, что во время войны каждое крестьянское хозяйство обязано было с чисто немецкой аккуратностью своевременно сдать на заготовительный пункт каждое снесенное курицей яйцо, предварительно проставив на нем дату и порядковый номер. Никто не имел права даже яйцо продать по собственной инициативе. Но тот, кто пользовался властью, метил не каждое яйцо, спекулировал и наживался.
Андрей Матюхин никогда не бывал в Австрии, но считал, раз так заведено в Восточной Пруссии и Шлезвиге, через которые он проходил, бежав из плена, то в Австрии, второсортной провинции великой Германии, порядки должны быть еще строже.
- Ну вот… Поэтому я открываю карты: мы разведчики. Нам нужно знать, что делается в ваших тылах. Времени у нас немного. Мы тебя на обратном пути прихватили. Так вот… Расскажешь все по-честному - отпустим. Нет - сам понимаешь… Уйдешь и обманешь, выдашь - наши люди найдут способ сообщить СД о нашей встрече. И тогда твоя семья… Сам понимаешь…
Штильмайер постепенно приходил в себя. В его голове улеглось еще не все, но главное он понял: есть надежда выжить. А раз так, надо сначала выжить, а потом на свободе подумать, как поступить. И он покорно, нелишне покорно покивал:
- Та-ак… Что… что вас интересует?
- Все. Начнем с самого простого. Прибывшие танкисты - эсэсовцы?
- Эсэсовцы.
- Откуда? Наименование или номер части?
- Не знаю. Но, видно, с юга - загорелые и веселые.
- Ну а те, что стали дальше, тоже эсэсовцы?
- Не знаю… Знаю, что из Франции пришли мотострелки - наши шоферы выменивали у них сало на коньяк. Штаб у них в Радове, а части в лесах вокруг. Я тянул связь…
- Правильно… эсэсовцы левее.
- Наоборот.
- Ну да… Это если смотреть из тыла. Если же отсюда, то эсэсовцы правее и впереди Радова, а мотострелки в центре.
- Так.
- А танкисты левее и чуть сзади. Колонные пути пробивали?
- Не знаю…
- А знаешь, что было сегодня ночью?
- Говорили, что опять попалась русская разведка. Я спал…
- К сожалению, попалась… Впрочем, так дуракам и нужно: нельзя трижды лазить в одно и то же место. - Курт недоверчиво посмотрел на Андрея. Матюхин усмехнулся: - Неужели ты настолько глуп, чтобы не понять: у нас, как и у вас, разведкой занимаются не только войска… - Андрей презрительно покривился: - Эти, ночные, из войсковой разведки. Как их засекают, не слышал?
- Нет… Там, за дубравой, часто проезжают легковые машины…
- К болоту?
- Да. Наши сейчас собирают имущество, будут передвигаться правее…
- Как правее? Если смотреть отсюда?
- Да. К югу. Батальон с болота снимают. Наверное, туда выйдут мотострелки. Они там все время шныряют. Ребята говорили, что эсэсовцы тоже околачиваются там.
Матюхин на мгновение задумался, нарушив непринужденный тон и темп допроса. Потом совладал с собой, но отметил озабоченно:
- Ты прав… Удар они нанесут именно через заболоченную пойму - она подсохла. Все сходится. Не ясно одно… У нас есть сведения, что кроме эсэсовцев и мотострелков сюда подошли еще какие-то не то танкисты, не то самоходчики - сведения поступили от партизан, а они не рассмотрели. Мы же их не нашли… Ты ничего не знаешь?
- Точно - нет. Но, по-моему, к нам в дивизию пришли средства усиления - отдельный самоходный полк. И танкистам, которые нас поддерживали, пришло пополнение.
- Ага… Вот теперь все ясно. Где они стали?
- Самоходчики - не знаю. А танки, как и всегда, - в Горячей Буде.
- Спасибо. Ты нам здорово помог. Можно не тащиться в Горячую Буду. Это точно?
- Точно! Я сам там бывал и видел.
- Хорошо. Последнее… - Сзади Штильмайера, из глубины леса, донесся подвывающий звук автомобильного мотора. Сутоцкий обернулся на звук. Матюхин продолжил: - Последнее. Ты не знаешь номера мотострелковой дивизии?
- Нет… Впрочем… кажется, седьмая…
Шум мотора нарастал, и Матюхин коротко бросил Сутоцкому:
- Прикрой.
Штильмайер прислушался и вопросительно взглянул на Матюхина.
- Ну и что? - пожал тот плечами. - Подъедут - поговорим. Если потребуется, прикончим.
- Да, но…
- Послушай, Курт, подошел настоящий экзамен. Выйди, останови, спроси откуда и куда. А я постою послушаю. - Штильмайер сглотнул слюну и умоляюще посмотрел на Матюхина. - Не трусь! Объясни, что ты здесь потому, что все время рвут линию, и тебе это надоело. Вот и все.
Курт покорно кивнул и поднялся. Матюхин на четвереньках продвинулся за ствол березы и изготовил автомат. Открытая машина-тягач, которыми обычно противник таскал противотанковые орудия, с двумя ведущими осями, подминая деревца и ныряя на старых колдобинах, поравнялась со Штильмайером. Он вышел из-за кустов и поднял руку. Два сидящих позади автоматчика вскинули оружие.
- Простите, господин обер-лейтенант, это не ваши машины рвут линию? - спросил Курт.
- А что, разве у вас здесь линия? Что-то не видел…
- Нет, она не здесь, а у выхода на дорогу. Мне надоело чинить и получать замечания.
- Значит, нужно подвесить провод повыше, - ответил офицер, которого Матюхин так и не увидел, и скомандовал: - Поехали. - Мотор прибавил оборотов. Офицер раздраженно бросил: - Порядки! Берегут старую цивильную линию, как будто она кому-нибудь нужна, а боевые тянут черт те где…
Машина скрылась и, судя по короткому взрыву-перегазовке, взобралась на шоссе. Курт вернулся и вытер испарину со лба.
- Кто?
- Саперы. Если судить по свеженьким мундирам - из мотострелковой.
Матюхин вынул сигареты и зажигалку, подумал, предложил закурить и извинился:
- Прости, у тебя позаимствовал. Зажигалку возвращаю. Сигареты оставлю… Вот какая просьба: ты можешь отдать мне телефонный аппарат?
- Как же я?..
- Сам говоришь, будете передвигаться. В неразберихе всегда сопрешь другой. Да у вас наверняка есть запасные. А нам пригодится.
- Не думаю…
- Напрасно. Новые части не навели своих линий и не пользуются радио. Значит, они пользуются вашими линиями. Вот мы послушаем по дороге. И еще. Постарайся сдаться в плен. Сразу доложи, что работал на лейтенанта разведки Зюзина и Матюхина. Запомнил?
Курт с мягким, картавым австрийским акцентом повторил фамилии.
- Если будут придираться, стой на своем, требуй, чтобы доставили в разведку. Там расскажешь о нашей встрече. Если с пленом не получится, живи, как жил. Да, если придет кто-нибудь из наших и передаст привет от Зюзина или Матюхина, ничего не спрашивай, только выполняй. И не тревожься: часто беспокоить не будут. Да, вот еще что. У тебя есть бумага?
- Должна быть…
- Доставай.
Курт стал шарить по карманам, вынул солдатскую книжку, письма, бумажник… Достал листок чистой бумаги, самописку и вопросительно посмотрел на Андрея.
- Пиши: "Расписка. Я, Курт-Мария Штильмайер, обязуюсь свято выполнять все приказы и распоряжения советского командования, направленные на благо моей порабощенной родины. И да поможет мне в этом бог!" Подпись.
Штильмайер написал, расписался и протянул бумагу Матюхину. Андрей покачал головой:
- Ты неправильно расписался.
Курт побледнел:
- Я не понимаю.
- Посмотри сам… - Курт долго рассматривал свою подпись, потом едва заметно покраснел и поставил в конце фамилии точку. - Вот теперь все верно, - усмехнулся Андрей. - Кстати, точка в конце подписи, как свидетельствуют графологи, указывает на твердость характера, на умение доводить начатое дело до конца. Верно?