- Да, пирожное! Я еще прибавлю! - Николай Николаевич, сняв крышку с синей кастрюльки, принялся выскабливать ложкой остатки густой темной массы, похожей одновременно на повидло, на тесто и на кашу.
Олег с жадностью съел и вторую порцию. Потемкин налил чаю с сахарином.
- Ну, слава создателю, сегодня мы сыты! - сказал хозяин, расчесывая гребешком пушистые усы. - А что завтра будем делать, дорогой юноша?
Олег молчал, не зная, что ответить.
- В Крыму, говорите, сытнее?
- Сытнее, - уныло согласился гимназист.
- И главное, там мамаша с сестрицей?
- Не знаю, как они через фронт переберутся..
- Как-нибудь. Переходят же люди!
- Переходят.
Потемкин не знал, как лучше начать разговор. Ему хотелось, чтобы Олег первый высказал желание вернуться в Крым. Но тот не заикался об обратной поездке. Тогда Николай Николаевич спросил как можно равнодушнее:
- А почему бы вам не поехать к мамаше? В Севастополь.
- Я же не знаю, где она.
- Странный вы человек! Вам же сказали, что она в Крым поехала.
- У меня пропуска нет. Из Петрограда без пропуска выехать нельзя.
- А если был бы пропуск? Поехали бы? - Потемкин испытующе смотрел на гимназиста.
- Как же без денег ехать?
- Ну, а если деньги будут? И пропуск будет?
Николай Николаевич говорил загадочные слова, Олег не догадывался, к чему он клонит речь. И тогда Потемкин решил открыть карты.
- Вы не понимаете, почему я вас об этом спрашиваю? Видите ли, не исключена возможность, что мне придется в ближайшее время поехать на юг… Если хотите, можем поехать вдвоем.
- С вами?! - Олег даже привскочил, и глаза его блеснули от восторга. - С радостью! Хоть сейчас!
- Ну, и чудесно. Значит, договорились. Но пока об этом - молчок. Даже вашей глухой старушке ни гу-гу!
- Почему?
- Так нужно. У меня есть на это свои соображения. После объясню.
Ночью, перед сном, Потемкин вновь вернулся к разговору о поездке на юг и даже сообщил, что намерен ехать именно в Крым.
- А когда?
- В самые ближайшие дни.
Разложив на столе географическую карту России, Николай Николаевич разглядывал густую сетку железных дорог, уделяя пристальное внимание южным губерниям. Где-то здесь проходила линия фронта. Потемкинский план перейти ее не отличался большой оригинальностью. Нужно пробраться как можно, ближе к фронтовой линии, поселиться в маленьком украинском городке и ждать, когда его займет неприятель. Подобным образом тысячи людей переходили от красных к белым и обратно. Это было удобно, безопасно, солидно и главное - соответствовало нерешительному характеру Потемкина.
- Верно, так можно перейти фронт, - согласился Олег, выслушав его. - Чего же тут трудного!
Ночью Николай Николаевич плохо спал. Ему снился Крым. Зеленые волны разбивались о прибрежные скалы. Над морем носились острокрылые чайки. На берегу цвели розы. Потемкин увидел себя в лодке, стремительно несущейся по волнам прямо на скалу. Вот-вот она разобьется от страшного удара. Николай Николаевич в ужасе хватается за борт. А через мгновение лодочку вновь отбросило в сторону от опасных камней, и опять началась мучительная качка.
Именем революции
Утром Николай Николаевич проснулся с головной болью. Он недоверчиво покосился на гимназиста, спавшего на полу, и нерешительно извлек из потайного кармана брюк связку ключей.
Потемкин не хотел показывать гостю соседнюю комнату. Он постарался проскользнуть в нее незаметно, именно в ту минуту, когда Олег вышел на кухню умываться.
Гимназист безуспешно крутил медный кран. Вода не шла. С перекинутым через плечо полотенцем он вернулся в кабинет хозяина. Потемкина здесь не было. Олег немного удивился и отправился на розыски. Юноша вышел в полутемную прихожую и неожиданно заметил плохо прикрытую дверь в соседнюю комнату. Яркая полоска света падала на пол через узкую щель. Олег осторожно нажал ручку и остановился в недоумении на пороге. Большая, очень светлая комната в четыре окна была заставлена высокими застекленными шкафами наподобие тех, что гимназист видел в музеях. Николая Николаевича здесь не оказалось. По всей вероятности, он находился в следующей комнате, за закрытой дверью.
Олег с любопытством оглядел шкафы, - они все были пустые, - и подошел к закрытой двери. Он так же бесшумно нажал ручку и вошел в следующую комнату, заставленную точно такими же музейными шкафами. Здесь возле крайнего шкафа, у окна, присев на корточки, возился с ключами Потемкин. Рядом с ним на разостланной бумаге лежали, как показалось Олегу, четыре игрушки - свернувшаяся колечком стерлядь, слон, петух и всадник на коне.
- Что тебе здесь надо?! - закричал, приподнимаясь, Потемкин.
- На кухне нет воды.
- Открыл Америку! - проворчал, успокаиваясь, Николай Николаевич и торопливо завернул "игрушки" в бумагу.
Олег заметил, что в этой комнате не все шкафы были пустыми.
- Это что? Игрушки?
- Да, - сквозь зубы процедил Потемкин.
- Они глиняные или деревянные? - гимназист с любопытством разглядывал игрушечных зверей и птиц.
- Это не игрушки, а пряники.
- Пряники?!
Олег не поверил шутливому ответу хозяина и улыбнулся. Но Николай Николаевич неожиданно рассердился и грубо закричал:
- Ну, что остановился? Иди, иди!
Юноша вышел через соседнюю комнату в прихожую. Потемкин закрыл дверь на ключ и направился в свой кабинет. Он нес пряники, завернутые в бумагу, как сокровище, бережно прижимая к груди. На стол он их положил с большой любовью и осторожностью.
Все еще не доверяя словам Николая Николаевича, Олег с любопытством разглядывал странные музейные экспонаты. Неужели это действительно пряники?!
Потемкин достал со, шкафа синюю эмалированную кастрюльку, понюхал ее и наполнил наполовину горячей водой.
- Пусть хорошенько размокнут, - сказал он, опуская на дно слона и петуха.
Плотно закрыв кастрюлю крышкой, он поставил ее на подушку и бережно закутал ватным одеялом, а поверх набросил старую хорьковую шубу.
Сомнения Олега постепенно исчезали. Он уже поверил в съедобные качества "игрушек". Гимназист охотно посмотрел бы коллекцию пряников, но Потемкин торопился на службу и наотрез отказался показать ее.
Олег отправился в Лесной. Он шел через пустынный, обезлюдевший город, мимо закрытых и зачастую заколоченных досками мертвых магазинов. На стенах кирпичных домов, облепленных декретами и постановлениями Северной Коммуны, давно облупилась краска. Деревянные дома были разобраны на дрова, от них остались лишь фундаменты. Зеленой травой зарастали булыжные мостовые, и чем ближе подходил гимназист к Лесному, тем трава была гуще, выше и зеленее.
Во дворе Олега встретил взволнованный Митька и сообщил:
- А у Яшки отец умер! Это его бог наказал за нашего поросенка.
Иван Семенович скончался вчера, почти сразу же после ухода Олега. Заплаканная Феня торопилась с похоронами. Поезд на Успенское кладбище проходил через станцию Ланскую в двенадцать с минутами. Важно было попасть именно на него. Следующий кладбищенский поезд должен был идти только через двое суток.
Увидев Олега, Феня кинулась к нему:
- Ой, ради бога, подсобите гроб до станции донести. Тут совсем рядышком, всего два шага. Через канаву как-нибудь перетащим, а там сразу насыпь. Очень прошу вас! Такое горе!.. Отмучился мой коммунар… Царство ему небесное!
Феня перекрестилась, всхлипнула и, боясь, как бы Олег не сбежал, повела его в свою квартиру.
Гроб с покойником стоял на столе. Иван Семенович лежал с закрытыми глазами, строгий и спокойный. Бойкая старушка в черном платье чуть слышно читала нараспев нужные для усопшего молитвы. Феня была верующей, но, опасаясь доноса Капустиных, не решилась позвать священника. Осиротевший Яшка смотрел на заостренный нос отца и плакал горькими слезами.
Феня то появлялась в комнате, то исчезала. Пришел Макарыч и привел четырех человек, до революции работавших на литейном заводе Вегмана вместе с Иваном Семеновичем. Один из литейщиков недавно переболел тифом и плохо держался на ногах. Остальные трое тоже были слабы от голода.
С их приходом бойкая старушка, читавшая молитву, исчезла из комнаты. Макарыч положил на стол возле гроба гвозди и молоток.
- Прощай, Иван Семенович, - сказал он, глядя на восковое лицо покойника влажными глазами. - Ты был честным коммунистом. Вечная тебе память.
Федя вдруг завопила истошным голосом и кинулась к гробу. Но бойкая старушка, невесть откуда появившаяся, ловко перехватила ее и усадила на стул. Яшка тоже громко заплакал. Макарыч кивнул Олегу на гробовую крышку, и они вместе подняли ее и накрыли Ивана Семеновича.
Гроб оказался тяжелым. Спускать его по лестнице с шестого этажа было неудобно и мучительно трудно. А еще мучительней было поднимать на железнодорожную насыпь. Литейщики смотрели друг на друга тоскливыми глазами, каждому было стыдно за свою слабость. А тот, что переболел сыпным тифом, совсем не мог подняться, он остался внизу возле канавы.
Успенский поезд должен был прибыть на станцию Ланскую в двенадцать часов с минутами, но опоздал почти на час. В составе было три обычных теплушки для пассажиров и одиннадцать белых товарных вагонов - для покойников - с нарисованными на дверях черными крестами.