Я позволил себе напомнить все это Вашей Светлости не с целью добиться от Вас какого бы то ни было изъявления благодарности, а движимый исключительно чувством глубокого патриотизма. Слепой случай, дал мне однажды возможность сыграть в Вашей жизни решающую роль, и я надеюсь, что и настоящее письмо будет иметь в Вашей судьбе значение, если не большее, то столь же важное, как и незабываемая встреча с Вами в 1916 году. Пишу Вам об этом как дворянин дворянину.
Несчастная Россия наша находится на краю гибели. Уничтожены лучшие сыны Отечества - Корнилов, Алексеев, Колчак. Застрелился Каледин. Бежал за границу Деникин. Единственный оплот Белой России находится в Крыму, но и тут не все обстоит благополучно. Барон Врангель, человек нерусской крови, не пользуется достаточной популярностью. Мы живем в обстановке интриг, заговоров, политических слухов. Истинно русские люди тоскуют о подлинно верховном правителе, диктаторе, способном править Россией подобно Монарху. Тут называют десятки имен. Но, Боже мой! Какие имена! Плакать хочется! Я тотчас же подумал о Вас и назвал Ваше имя. Оно вызвало бурный восторг! Вы - единственный потомок великолепного князя Тавриды, предводителя и фельдмаршала военных сил Российских, единственно возможный преемник верховной власти в России.
Дозвольте перечислить Вам, Ваша Светлость, те пункты, кои могут служить лучшим подтверждением моих слов.
Имя Светлейшего Князя Потемкина, которое Вы носите, передаваемое из уст в уста, из поколения в поколение народным преданием, живет и поныне среди населения южной России, где сейчас формируется белая мысль, ибо великий предок Ваш недаром заслужил титул князя Таврического, благоустроив Новороссию и создав города Севастополь, Херсон, Николаев.
Все христолюбивое воинство пойдет за Вами, ибо какой русский офицер не знает славных подвигов Президента военной коллегии, Светлейшего Князя Григория Александровича!
Дворянство будет с Вами - ибо знатнейший екатерининский вельможа Потемкин был вторым дворянином в Империи после Государыни.
Крестьянство должно вспоминать с чувством глубокого благоговения и благодарности потемкинский закон о невозвращении беглых крепостных помещикам, ежели они успели уже переступить границу Новороссии.
Украинцы должны чтить память своего великого гетмана, окончательно присоединившего Украину к России.
Настоящее письмо было в проекте прочитано мною группе офицеров, поклявшихся умереть - или увидеть Вас преемником Врангеля. Ах, если бы Вы были сейчас здесь, Ваша Светлость! Мы подняли бы Вас, как знамя, и пронесли от берегов Черного моря до священных стен Кремля!
Пусть не смущает Вас отсутствие государственного опыта в делах управления империей. Время нынче такое, что даже Ваш великий предок, гениальный администратор, пришел бы в смущение, ежели не имел бы достойных помощников. К слову скажу, долголетняя беспорочная служба в должности херсонского полицмейстера наградила меня немалым административным опытом. Я лично вижу, что нужно сделать для осуществления полного порядка в империи, и берусь навести его в шесть недель.
Но это вопрос будущего. А сейчас умоляю Вас: не медлите, приезжайте в Крым. Вас здесь ожидают с нетерпением. Мою фамилию, надеюсь, Вы помните. Я известен всему городу, меня Вы найдете легко. На всякий случай, прибыв в Севастополь, бросьте открытку до востребования предъявителю трехрублевой кредитки царского образца под нумером 0037164.
Тот, кто помог Вам получить титул Светлейшего Князя.
P. S! Курьера, доставившего это письмо, следует наградить со щедростью, свойственной славному роду Вашему".
- Болван! Явно выраженный болван! - выругался вслух Николай Николаевич. - Психически ненормальный! Идиот!
Он хотел было немедленно сжечь письмо, но, перечитав несколько раз подпись, воздержался. Жаль было уничтожить курьезную бумажку, но и хранить ее опасно.
Николай Николаевич достал с верхней полки книжного шкафа книжку в сафьяновом красном переплете - "Жизнеописание и труды генерал-фельдмаршала Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического". Вложив между страницами письмо херсонского полицмейстера, он поставил книгу на прежнее место, а шкаф закрыл на ключ.
- Да, действительно помог, ничего не скажешь! - пробормотал Потемкин и поднял глаза на портрет в огромной золоченой раме. Великий предок, надменно сжав губы, словно с презрением смотрел на нерешительного правнука.
Николай Николаевич поднялся с кресла и, подойдя к трюмо, стал вполоборота. Он постарался придать своему лицу точно такое же надменное выражение, какое отличало его прадеда.
- А ведь похож! - радостно отметил разительное сходство Николай Николаевич и величественно расправил могучие плечи.
Но тут же он внутренне одернул себя, прошептав:
- Чепуха! Чушь! Чушь! Бред сивой кобылы!
Но чепуха настойчиво лезла в голову. Она преследовала весь вечер и мешала спокойно уснуть. Херсонский полицмейстер упорно маячил перед глазами и словно дразнил: "Светлейший, а трус! Трус! Трус!"
Единственный потомок
Николай Николаевич вспомнил первую встречу с автором странного крымского письма, происшедшую четыре года назад в Лесном, в доме подпольного адвоката, отставного капитана Сережкина. Вот тогда-то херсонский полицмейстер, высокий прямой старик с кустистыми седыми бровями, сказал ему:
- Я найду вам кратчайший путь к царскому престолу. Не смотрите, что чин мой незначителен. Я понимаю в некоторых вещах больше, нежели губернаторы и министры. У меня врожденное чувство политической погоды.
Дорогу к престолу мог открыть всемогущий Распутин, по одному слову которого возвеличивались и падали министры. Высокий, чернобородый, с сумасшедшими глазами мужик в длинной, до колен, шелковой рубахе рассеянно слушал рассказ Николая Николаевича о генеалогическом древе рода Потемкиных.
- Ошибочно предполагают, что фамилия Потемкиных происходит от слова "потемки", - почтительно говорил Николай Николаевич. - Родоначальника нашего звали Тарасием, и был он выходцем из Италии, где носил фамилию Потэнцио. У него было два сына - Иван и Илларион. От старшего, Ивана, пошла прямая линия, а от Иллариона - боковая, закончившаяся светлейшим Григорием Потемкиным. В потомстве Ивана Тарасиевича хотя и не было таких выдающихся личностей, как Григорий Александрович, но все же и Ивановичи послужили Руси и царям. При Иване Васильевиче Грозном Ивану Тарасиевичу за усердную службу отдана была Воротышинская волость в Смоленской губернии, сын его был убит при Федоре Иоанновиче в битве с татарами, а внук Андрей при Василии Ивановиче Шуйском пожалован деревнями. Прадед мой, секунд-майор Александр Потемкин, был современником Светлейшего. Дед мой, прапорщик Николай Александрович, владел пятнадцатью тысячами десятин земли в Полтавской губернии, а отец, поручик уланского полка, размотал наследство, и вот я, единственный потомок славного рода Потемкиных, влачу жалкое существование, служу скромным чиновником. Двадцать четыре года добиваюсь присвоения титула, и все безрезультатно… Все средства истратил на адвокатов. Последний отказ Сената был мотивирован весьма странно: "Светлейший князь Григорий Потемкин умер бездетным, посему просьба признана неосновательной". Но кровь потемкинская течет в моих жилах! Отнять этого никто не может!
Херсонский полицмейстер тут подал пальцами таинственные знаки Николаю Николаевичу, указывая не то на высокие шевровые сапоги Распутина, не то на персидский ковер под ногами. Потемкин не понял. Аудиенция окончилась.
…Через два дня всемогущего фаворита пристрелили и утопили в проруби. Но просьба о возвращении титула, написанная рукой убиенного, все же дошла до престола. И царица Александра Федоровна, имевшая ученую степень доктора философии, в этой последней просьбе "святого великомученика" увидела сокровенный смысл. Через несколько дней на всеподданнейшем докладе премьер-министра появилась высочайшая резолюция "Быть по сему", и Николай Николаевич Потемкин получил долгожданный княжеский титул. Но проведение царского указа задержалось некоторое время в Сенате, и опубликование в "Правительственном Вестнике" состоялось лишь 25 февраля 1917 года (№ 6127), а через два дня пал трон Российской монархии.
Двадцать четыре года хлопотал надворный советник Николай Николаевич Потемкин о присвоении ему утерянного поручиком уланского полка титула, добился успеха и только два дня носил громкий титул светлейшего князя, да и то лишь на бумаге. Было стыдно и обидно, что так нескладно все получилось, и огорченный Потемкин никому не рассказывал о запоздавшей монаршей милости, А когда пришли к власти большевики и стали поспешно переводить князей и графов на тюремный паек, Николай Николаевич был несказанно рад своей мудрой предусмотрительности. Разговоры - серебро, молчание - золото! Как хорошо, что он сумел вовремя помолчать! Скромность - лучшая добродетель человека!
Однажды на случайном допросе комиссар милиции спросил Николая Николаевича, задержанного во время уличной облавы:
- Что-то ваша фамилия, гражданин, больно мне подозрительна! Случаем, вы не из старых аристократов будете?
Сердце Потемкина замерло, но он нашел в себе достаточно мужества ответить с ироническим презрением.
- У меня знакомый дворник есть по фамилии Романов. Если бы он к вам попал, то вы его, наверное, за царскую родню приняли бы. Стыдитесь, товарищи, и не оскорбляйте честного советского бухгалтера.