IV. Секретный агент штаба
- Который час?
- Еще нет часу. Рано. Вам некуда торопиться. Ваш рассказ так интересен.
- Все равно, сегодня его не кончить… Да и вообще, если все перетряхнуть в памяти, то хватит надолго. Вы понимаете, что тут важны не только факты, но и переживания.
Когда птица бьется в западне, разве интерес в западне или даже в самой птице? Да, так вот… В эту ночь я стал нелегальным. Михаил Иванович Зверев умер, и вместо него появился на свет человек с тремя "р" - "Владимир Владимирович Брыкин". Запоминается тоже легко.
Странная вещь! Ведь не слова же делают человека, и не в случайном имени заключена тайна и сущность его жизни. А вот подите: пока я был Михаил Иванович, все казалось на своем месте. Но стал Владимир Владимирович - и в душе родилось какое-то новое ощущение. С этих пор я стал чувствовать себя, как на маскараде. Я и в то же время не я. Вот я пойду по улице, вот встречу знакомого, я должен поклониться… - я не должен поклониться, я не смею этого сделать! Это будет глупо и удивительно, потому что с этим человеком был знаком Михаил Иванович - Владимир же Владимирович его не знает, он никогда его не встречал, Владимир Владимирович ему никогда не был представлен, он - новое, только что рожденное лицо, и теперь все, что знал, имел, любил и помнил капитан Зверев, потеряно навсегда. Все это умерло…
На Сергиевской я провел плохую ночь. Убийство, новая квартира, незнакомый человек с бородой, в роговых очках, чужая комната, чужая кровать, а наутро новое назначение… Какое? Я шел в неизвестность с новым именем, новый человек для неведомых дел. Какой тут сон! Феофилакт Алексеевич утром позвал меня к чаю.
- Ну как? Ознакомились с вашим новым документом? Усвойте его твердо! А теперь, Владимир Владимирович, вы должны отправиться в главный штаб…
- На Морскую?
- Нет, на Невский. Рядом с магазином главного штаба - ворота. Подниметесь в верхний этаж. На двери увидите: "Информационное бюро. Отдел печати". Войдете и вызовете Леонтьева. Когда он назовет свое имя, вручите ему эту карточку. Вы становитесь секретным агентом и будете командированы в Финляндию… Ну, вот и все… Впрочем, нет. Чуть не забыл. Торгуйтесь и требуйте в настоящей валюте. С Богом!
Мы попрощались. На визитной карточке стояло: "Адольф Христианович Гарф". У меня мелькнула тревожная мысль:
- А если меня спросят что-нибудь об этом таинственном Гарфе? Кто он? Брюнет? Блондин? Старый? Молодой? И потом: что за человек этот чернобородый Феофилакт Алексеевич без фамилии, незнакомец, ни разу не назвавший себя? Неясно мне было и другое: что это за "настоящая валюта"? Но размышлять поздно. Возврата нет. Ничего нет! Нет даже самого капитана Зверева. Теперь в мире существует только убийца Томашевского, скрывающийся под именем Брыкина.
И тотчас же внутренний голос спросил:
- А если бы не это, ты не пошел бы, не исполнил, нарушил слово?
Но ответ тверд:
- Пошел бы - непременно.
Открываю подъезд, подымаюсь по лестнице. На площадке - двое в пулеметных лентах:
- Куда!
- В информационное бюро.
Внимательно оглядывают:
- Хорошо. Идите, но назад не выпустим.
Наконец, распахиваю дверь в отдел печати. Огромный швейцар.
- К кому?
- Нужно видеть Леонтьева.
- Вот приемная.
Странная комната! В ней - три окна, четыре двери, в ней нет ни стола, ни стула. Жду недолго. Сзади меня голос:
- Что угодно?
- Нужно видеть Леонтьева.
- Это - я.
Я поражен. Свирепое лицо, тяжелый, напряженный взгляд, на поясе - две револьверных кобуры. Я вручаю карточку. По его лицу пробегает мгновенная улыбка.
- Рекомендация хороша. Сейчас я позову товарища комиссара.
Он уходит. Через минуту он появляется из другой двери вместе с кожаным человеком.
- Мешкать нечего, - говорить комиссар. - Пойдемте!.. И я вижу, как меня выводят в левую, в третью дверь. Я прохожу мимо комнаты и чувствую, как из угла на мне внимательно, зорко и неподвижно остановился чей-то взгляд. Я поднимаю глаза и вижу какого-то морского офицера. Мы идем дальше.
- Вот здесь, - говорит Леонтьев. - Садитесь!..
Стены покрыты картами. На них то там, то здесь синий и красный карандаш обвели круги.
- Куда же вас направить? - задумчиво произносит комиссар. - Какие языки вы знаете?
Я отвечаю:
- Немецкий, французский…
И вдруг неожиданно для себя бросаю:
- И немного финский.
Комиссар - блондин. У него - светлые синие глаза. Я спохватываюсь:
- А вдруг он сам - финн?
Но комиссар обрадован.
- Это хорошо. Тогда вас нужно командировать в Финляндию. Жаль, что с вашим знанием языков приходится давать такое поручение, но раз вы понимаете по-фински…
И вот мне объясняют, что я должен делать.
- На раутском пункте вас перевезут в Финляндию. Кто - сейчас узнаете. Вы должны явиться к Лайконену, адрес - вот. Задание ваше пока несложное: вы должны связаться с организацией красных финнов, а для этого явитесь к нашему резиденту Никольсону. Как и когда - вам скажут потом. Все ли вам понятно?
- Все.
- Теперь вы должны пойти сняться и представить нам три фотографических карточки.
Леонтьев дает мне адрес фотографа и пропуск. Через час я снова - в той же комнате, обитой картами. И тут начинается торг. Мне дают 4000 финскими, одну тысячу думскими и одну тысячу фальшивых финских бумажек. Я решительно заявляю:
- Нет. Я хочу получить 10.000 финских. Притом настоящих.
Я произношу это слово "настоящих", и мгновенно мне вспоминается наставление Феофилакта Алексеевича. Так вот что значит "настоящая" валюта! Уступают не сразу. Комиссар старается сбыть фальшивые. Я упираюсь. Тогда он начинает навязывать думские. Но и думских я не беру. Наконец, я решительно заявляю:
- Когда речь идет об интересах рабоче-крестьянской власти, надо быть во всеоружии не только веры в ее дело, но и во все средства для достижения нашей цели. Я не верю ни в фальшивые финские, ни в думские. 10.000 в настоящей валюте!
И комиссар соглашается:
- 9.000 финских и одна - думская.
- Пусть!
Через минуту у меня - деньги и готовое удостоверение. В нем: "Всем представителям рабоче-крестьянской власти и ее учреждениям предписывается всесторонне и всемерно оказывать содействие служащему главного штаба, Владимиру Владимировичу Брыкину".
Я ухожу. Меня сопровождает Леонтьев. Мы проходим через соседнюю комнату, на меня опять пристально смотрят глаза таинственного морского офицера. Чрез четвертую боковую дверь мы попадаем в знакомую пустую комнату без мебели. Леонтьев наклоняется к моему уху.
- Будьте милым, привезите из Финляндии башмачки моей восьмилетней девочке.
Еще тише:
- Лайконен - наш. Это князь Чарвадзе. Помоги вам Господь!
На другой день я - у князя. Он обворожителен. Мне нравится его спокойный и уверенный тон. Меня он спрашивает:
- Ваша фамилия?
- Брыкин.
- Неправда!
Я молчу. Тогда он подходит к столу, выдвигает ящик и приносит мне две моих фотографии. Я говорю:
- Михаил Иванович Зверев.
Я сам удивляюсь, что существую, что на свете есть еще Михаил Иванович. В эту минуту Чарвадзе мне кажется особенно близким, почти родным, единственным человеком в мире, в присутствии которого я еще остаюсь прежним, подлинным, настоящим, а не поддельным, фальшивым, выдуманным лицом в маске, с так чуждо звучащим для меня именем "Брыкин".
Поздний вечер. Мы сидим вдвоем. Ночью я выеду. Под утро меня перетолкнет красный финн на тот берег.
- А этого финна - бойтесь! Это - ихний. Ни одного лишнего слова!
Наконец, часы бьют 12. Я встаю, мы прощаемся, я выхожу на двор, огибаю забор. В темноте я различаю лошадей. В последний раз оглядываюсь на огни дома.
Быстро мчат маленькие, крепкие, сытые кони. На пустынном небе неподвижно сверкает единственная звезда. Огненными стрелами взлетают и гаснут мысли. Но сердце спокойно. Будь, что будет!
Только по временам по телу пробегает дрожь. Должно быть, нервная.
Финн ударяет по лошадям. Бег усиливается. Мы подскакиваем на ухабе, и в тот же миг мой мозг прорезывает подлый и хищный оклик: "Стой!" Это я задремал, и у меня случилась слуховая галлюцинация. Позавчера так крикнул в воротах убитый Томашевский.
V. Испытание
- Ах!
Электричество потухло. - Зажигайте поскорей!
Даже в темноте я почувствовал, как Зверев вздрогнул.
- Сейчас зажгут! У меня это бывает часто.
Комната осветилась.
- Простите! Но я так привык к этим странным сигналам.
- А! я понимаю. Оцепленный район? Было?
- Не торопите! Все было… Да, так об этом… Ночь памятна. Конечно, это была только слуховая галлюцинация. Прошло - и все стало ясно. Яснела даль, яснела мысль.
Но кто же едет со мной? Кто он, который везет меня… куда?
Тогда я спросил:
- Кто вы?
И вдруг гибкое тело, улыбающееся лицо, легкий смех:
- Я - адъютант Рахии.
Боже мой! Рахия! Страшное имя! Я знал его. Кровожадный, ожесточенный, кем-то и чем-то навсегда озлобленный в этом мире, помесь дерзости и хищничества, Рахия! Это - его адъютант! С ним я еду. Сердце сжимает страх. Неслышно скрипят мои зубы. Вот кому я передан. Но сдержанность! "Брыкин", успокойся! Молчи, сердце! Владимир Владимирович, улыбнись!
Мелькают странные мысли, встают безумные сопоставления:
- У меня на козлах - Дзержинский.
- Не наш, так их.
Меня везут… Куда? Верить или не верить? Возница - адъютант Рахии - оборачивается ко мне:
- Ну, а вы кто?