И все мы в тот же миг, как один человек, поняли, что предлагал Трофимов.
А он пояснял:
- В такой организации для наших целей полезны не только отчаянные смельчаки, но и умные, находчивые разведчики. Отныне на их обязанности лежит розыск богатых людей и денежных мест. Понятно ли, господа?
Несколько голосов ответили:
- Понятно.
- Но этого мало. Мы сейчас же должны выбрать из нашей среды казначея, кроме того - заведующего всей денежной частью. Запомним же и поклянемся: все добытые суммы мы обязуемся сдавать в организацию, как и вообще с этих пор все мы должны жить для нее, ради нее, служа только ей, отдавая все свои силы, время, мысли на ее пользу. Ни малейших уклонений! Никаких отговорок! Никаких колебаний.
Комната загудела, заволновалась, ожила, вспыхнула спорами, тем беспокойством, которое возникает в толпе людей, когда они хотят проверить себя и других.
Трофимов крикнул:
- Подождите, господа! Молчание!
Все смолкло.
- Ну, что ж, ни у кого больше никаких вопросов нет? Он прищурился.
- Очень много вопросов.
Трофимов кивнул головой.
- Ну, разумеется. Вы, господа, рано начали спорить. Главное - впереди.
Все насторожились.
- Сейчас же мы должны назначить людей.
Тоном твердым и решительным, не допускавшим никаких возражений, он докончил:
- Начальником ударного отряда становлюсь я. Леонтьев пробурчал:
- Совершенно правильно.
Несколько человек одобрительно воскликнули:
- Верно! Конечно! Просим!
- Теперь дальше. Казначеем я думаю назначить Рейнгардта. Согласны?
- Согласны.
Мы назначили места встреч.
Леонтьев предложил:
- Самое удобное пока встречаться здесь же.
- В гостинице?
Другие запротестовали. Трофимов объявил:
- Да, здесь. Но только не в номерах, а наверху, в буфете.
- А в случаях особой важности и спешности, - заявил Рейнгардт, - можно у меня.
- Это где?
- В Манежном переулке.
Наступал самый серьезный момент совещания.
Еще раньше со слов Леонтьева я знал, что одной из главных задач нашей организации будет захват советских должностей. Во все учреждения, в штабы, в тюрьмы и особенно в чека должны быть посланы наши люди, притом наиболее надежные. Теперь надо было только их избрать. Кое-где они уже служили. Несколько человек было у нас и на Гороховой, 2.
Совещание подходило к концу.
- Что выйдет из этой новой организации? Что ждет каждого из нас?
Наступали страшные дни отчаянных и рискованных дел.
- Хватит ли сил? Выдержит ли мое сердце? Что будет?
Это знает один Бог. Впрочем, это знал и я:
- Еще темней и глуше станет тайна и обильней потечет кровь.
XVIII. Похороны Варташевского
В то утро большой сад Петропавловской больницы, белый от снега, всегда молчаливый и мертвый, стал наполняться людьми.
Вдвоем с Леонтьевым мы вошли в один из подъездов и наблюдали за теми, кто пришел проводить несчастного, нас обманувшего Варташевского. Черный катафалк, запряженный черной четверкой, стоял у противоположного входа. Леонтьев закурил.
- Читали, как они его превозносят?
- Да.
Газеты были полны хвалениями погибшему советскому летчику. Этому убийству хотели придать характер обширного заговора. Ненависть, проклятия, ругательства были во всех статьях, фельетонах, заметках. Но чувствовалось и большевистское бессилие. Было ясно, что нас боятся. Власть трусила.
Я об этом сказал Леонтьеву. Он горько усмехнулся:
- Да, обидно. Нас испугались тогда, когда нас не стало.
- Организация будет. Нас еще вспомнят.
- Давай Бог!
Из подъезда вышло духовенство. Отпевали два священника, и их серебряные облачения ярко искрились и производили впечатление какой-то особенно важной торжественности. За духовенством показался передний край металлического гроба.
Я сказал:
- А это уж совсем непонятно. Почему они его хоронят по церковному обряду? Надо бы уж по-граждански… Большевик - так пусть и в могилу сойдет большевиком! Кого они обманывают? Все ясно.
- Так-то так, да не совсем.
- То есть?
- Лучков рассказывал… Конечно, и тут не обошлось без маленькой подлости. Маленькой и глупой… Дело в том, что это они поступили по совету и настояниям Марии Диаман.
- Неужели у нее, действительно, такое влияние?
- Видите ли, сами большевики хотели сначала устроить гражданские похороны. Конечно, внушительные и рекламные. Но и тут выскочила на сцену эта опереточная дрянь: "Как гражданские? Ни в каком случае! Варташевского надо хоронить по-настоящему, по православному, с духовенством, по всем правилам обряда". Нужно же это для того, чтобы публично демонстрировать… уважение большевиков к своим преданным спецам и даже к их религиозным убеждениям!
Он зло прибавил:
- Чувствуете, как зарывают собаку?
Что-то похожее на тошноту поднялось в моей душе. Я брезгливо повернулся спиной к поблескивавшему гробу, который в эту минуту вдвигали в катафалк.
- Какой жалкий конец нашел себе Варташевский! Оставленный всеми обманщик сходит в могилу, как советская марионетка! Удивительно, как они не обвесили этот гроб и катафалк и черных лошадей своими лозунгами. Это было бы достойное завершение земного пути предателя!
Процессия тронулась. По растоптанной грязной дороге мы шли в толпе вослед возвышающейся, мрачно покачивающейся колеснице.
- Еще три дня тому назад Варташевский сидел у себя в Новой Деревне, читал шиллеровских "Разбойников", целовал Марию Диаман и был уверен в том, что никто ничего не знает, ни о чем не догадывается, все скрыто тайной, что так можно жить и дальше… Думал ли он, что так все просто, быстро раскроется, и его уже стережет не только кровь и гибель, но и публичный позор! Сейчас везут предателя, и все знают, кто он, как мерзка была эта жизнь, как торговал он чужим доверием, любовью, клятвами, - наконец, родиной.
- Да, в мире нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Я спохватился:
- Как? А вчерашнее совещание? А новая организация? Значит, и они тоже будут открыты и преданы?.. Не может быть!
Но внутренний голос зловеще подсказывал:
- Все может быть, и все будет!
Процессия шла, растянувшись змеей, изгибаясь на поворотах, привлекая удивленное внимание прохожих. Осиротелый, притихший Петербург давно отвык от пышных похорон и умирал бедно, стыдливо и жалко, будто тайком.
Куда везут тело, я сразу не мог понять. Мы двигались в странном направлении. Наконец, вышли на Каменноостровский.
- Куда же это его тащат? - спросил я Леонтьева.
- Как куда? А! понимаю! Тут тоже хитрый расчетец. Большевики решили отпеть и похоронить Варташевского, так сказать, в его усадьбе… В Новой Деревне…
Я вздрогнул. Мне показалось, что меня ведут той самой дорогой, которой я ехал в ту ночь на убийство.
- Не хватило еще, чтоб они проследовали и на Елагин. Картина была бы полней.
Злоба докончила во мне:
- Но тогда надо было бы прокатить это тело по другим улицам и сделать остановку у места службы покойного. Хорошо было бы, например, покадить ладаном у дома на Гороховой, 2…
Я шел в закипающем смятении борющихся чувств, и глухой гнев, тоскливое уныние, душевная усталость, недовольство собой мучили и замедляли мой шаг.
Как дико и страшно! За гробом жертвы идет ее палач, тело убитого провожает убийца!
В этом было что-то странное и ненормальное, приводящее в ужас здравый рассудок простого человека. Но уже давно все смешалось, спуталось и исказилось в уродливой гримасе жизни.
На крутом завороте я приостановился. Мне захотелось вглядеться в эту толпу сопровождавших катафалк.
Кто они? Что привело их сюда?
Я стал всматриваться и кое-кого узнал. Это были люди из нашей прежней организации. Впереди и сбоку от них медленно выступал задумчивый человек среднего роста с темной бородой. Все время он шел, опустив голову, но и поступь и весь его вид дышали уверенностью.
Я спросил Леонтьева:
- Кто это?
- Ах, этот!.. Подвойский…
- А!..
Конечно, я о нем слышал. Он играл большую роль в красной армии. По крайней мере, этот действовал открыто. Кроме того, он был один из горячих защитников привлечения офицеров в строй.
Вполголоса Леонтьев мне объяснял:
- Он вам будет полезен.
- Он? Нам?
- Да.
- Каким образом?
- Кое-кому из наших удалось его убедить в очень важном вопросе.
Я удивленно взглянул.
- Но ведь он - искренний большевик?
- Кажется, да.
- Ничего не понимаю… Мы и он!..
Еще тише Леонтьев продолжал:
- У Трофимова родился счастливый проект. Состоит он в том, что при штабах должны быть образованы своего рода военные чека. Ну, конечно, они будут называться иначе… Например, особыми отделами или, скажем, разведкой… безразлично. Вы догадываетесь, что из этого может выйти?
Я улыбнулся:
- Война красной и белой розы или два паука в банке - кто кого?
- Совершенно верно.
- Ну, и что же? убедили?
- Еще как! Подвойский съездил даже в Москву к Троцкому.
- Да что вы?
- Представьте… И ведь, знаете, уговорил.
- Проект хорош… Но…
- Опасаетесь нового предательства?
- Нет, тут уж не предательство. Здесь может быть самая настоящая провокация.
- Вы думаете, что Подвойский лицемерит?
- Пока ничего не думаю… Я его просто не знаю. Но если он искренний большевик, то…