Вот еще один пример. Офицер французского флота, очень порядочный и умный человек, был родом с Мартиники и имел почти черный цвет кожи. В 1885–1886 годах он служил капитан-лейтенантом на одном первоклассном крейсере.
Однажды этот корабль на несколько недель застрял на рейде в Гаване. Естественно, офицеры-французы во время стоянки не раз сходили на берег, где посещали открытые для иностранцев увеселительные заведения. Особенно полюбилось им кафе, принадлежавшее, кстати, одному из их соотечественников.
В первый раз, когда они явились вместе с коллегой - капитаном-лейтенантом, все местные завсегдатаи при виде негра в форме морского офицера встали и ушли. Так же поступали они в следующие дни при появлении наших моряков с черным. Наконец владелец, отозвав в сторонку одного из белокожих, чтобы поговорить с глазу на глаз, сказал: "Господин, я француз, и мне этот предрассудок, из-за чего жители Гаваны не хотят общаться с цветными, кажется чудовищным. Но ведь я коммерсант и должен вам признаться: приводя с собой цветного, вы отпугиваете мою клиентуру. Поэтому умоляю вас: будьте любезны, попросите вашего уважаемого сослуживца больше не показываться здесь, а то я разорюсь".
Офицеры отнеслись к просьбе однозначно: из солидарности они ушли все, решив лучше никогда не посещать это общественное место, чем выполнять требования, недостойные и оскорбительные для культурного человека.
Подобные факты, недоступные пониманию воспитанных на идее равенства французов, нередко порождали непримиримую вражду и - как станет видно дальше - становились причиной кровавых драм.
Иного и ожидать было нельзя. Кубинцы, чья кровь волею судеб смешалась с кровью чернокожих, - народ мягкий, чувствительный, гуманный, честный, добрый и склонный к благородству. Но в кубинце слились воедино достоинства и недостатки обеих рас. Он способен и глубоко ненавидеть, и беспредельно любить. Привязанность его столь же сильна, сколь безудержно злобное неприятие.
И не стоит заблуждаться. Куба живет так, как жили когда-то наши колонии. Людей со смешанной кровью тут, вне сомнения, больше, чем белых, хотя официальные документы и говорят об обратном. Расизм процветает во всех здешних поселениях, но особенно он дает о себе знать в Гаване. У белых прямо-таки нюх на тех, у кого "голубая кровь" хоть слегка подпорчена черной.
Фрикет, конечно, никак не могла понять, почему даже вполне порядочные люди столь ограниченны, и смело выступала за полное равенство.
За неделю до получения таинственной записки, где речь шла о полковнике Карлосе и его сестре, Долорес в нескольких словах и довольно невразумительно поведала Фрикет о причине жгучей ненависти сеньора Агилара-и-Вега:
- У меня и Карлоса один отец, но разные матери. Моя мама белой расы, а мать Карлоса, хотя и такая же белая, как и мы с вами, - квартеронка.
- Ну и что? - прервала ее Фрикет.
- На мой взгляд, решительно ничего… Да и по мнению Карлоса тоже. Я люблю его как брата от всей души. Но испанцы, недалеко ушедшие в этом плане от своих первобытных предков, думают иначе.
- Идиоты! - серьезно сказала Фрикет.
- Так вот, - продолжала Долорес, - мой брат какое-то время поддерживал с семьей дона Маноэля Агилара тесные отношения. Какие именно - этого я вам пока сказать, к сожалению, не могу.
- Я не собираюсь, дружок, влезать в ваши тайны.
- О! Потом-то вы все узнаете. А сейчас пока помните: счастье брата, его жизнь зависят от этой тайны…
На этом разговор и закончился. Фрикет поняла, что здесь скрывается одна из тех ужасных трагедий, которые возникают из-за безумных страстей, достигающих особого накала под тропическим солнцем.
И вот свобода друзей, с которыми молодую француженку связывали общие дела, оказалась под угрозой. Карлосу был уготован Сейтский лагерь, страшная каторга, ад, где под палящими лучами мучаются кубинские патриоты, поселенные вместе с уголовным отребьем; его сестре - вечное заточение в одном из каменных мешков, вырубленных по приказанию палачей инквизиции. Что тут делать? Конечно, бежать из Гаваны, бежать как можно скорее. Легко сказать, но как это сделать?
Столица Кубы - большой красивый город, где живет более двухсот тридцати тысяч человек. Увидев ее впервые с моря, поражаешься величественностью и размерами Гаваны. Вообще она особенно хороша издали. В ней что-то свое, неповторимое, чарующее. Беспорядочное нагромождение веселых домиков, выкрашенных в разные тона - розовые, зеленые, голубые, желтые. Буйство красок, что прекрасно сочетаются с пышной зеленью, залитой светом яркого солнца…
Но - увы! - Гавана - один из самых нездоровых городов в мире. Это постоянный очаг инфекций - не успеет закончиться одна страшная эпидемия, как разражается другая. Здесь как бы навечно поселились желтая лихорадка, дизентерия и холера, они ежегодно уносят сотни тысяч жизней.
Беспечные креолы, хоть и страдают от этого, ничего не предпринимают. Метрополия за десять лет восстания (1868–1878 гг.) потратила миллиарды песет, погубила тысячи и тысячи человек, но не нашла десяти миллионов для очистки одного из самых восхитительных в мире портов! Тут не вода, а отвратительная липкая густая жижа. От каждого поворота корабельного винта на поверхность поднимаются груды распространяющих зловоние отбросов.
Гавана находится на 23°9′ северной широты и 80°42′ западной долготы. Она расположена на небольшом полуострове, идущем с запада на восток.
Бывшие крепостные стены делят столицу на две неравные части: новый город - на западе и старый - на востоке. Теперь эти укрепления стали бульварами, и в город можно войти через многочисленные ворота.
На юге старого города, к северо-востоку от порта, находятся, в частности, арсенал и госпиталь. Расположение последнего сыграет важную роль, когда брат с сестрой решат осуществить побег.
Скрыться со стороны залива было невозможно. Там постоянно снуют суда, и власти неусыпно следят за происходящим. Действовать нужно было иначе: пересечь весь старый и новый город и выйти на равнину.
На пути осуществления такого плана стояло множество почти непреодолимых препятствий. Из-за военного положения крайне строгие меры принимались не только в отношении подозрительных, но и подозреваемых в чем бы то ни было лиц. Что же делать? Требовалось посоветоваться. Пригласили и Мариуса. Такой знак доверия возвысил его в собственных глазах. Провансалец знал ситуацию как никто другой. Поэтому именно ему предложили высказаться первым.
- Вы хотите прогуляться… Так! Для этого есть два способа… Пароходом или по железной дороге…
- Слушай, приятель, - прервала его Фрикет. - Ты сообщаешь о хорошо известных вещах. Это же глупо. Пароход, ты же знаешь, для нас отпадает. А железная дорога - в руках испанцев, за ней так следят, что и комар туда не проникнет.
- Да и движение почти приостановлено, - добавил полковник. - Все поезда, за редким исключением, служат для перевозки солдат и военного имущества.
- Значит, - откликнулся Мариус, - кто-то все же ездит по железной дороге!
- Да, солдаты… Ну и что?
- Не сочтите за обиду, полковник, но вы рассуждаете как житель суши. Мы же, обитатели моря, сначала должны узнать, откуда ветер дует, а потом уж намечаем план действий.
Полковник только руками развел, выражая полное непонимание. Да и у девушек был недоумевающий вид.
- Мы тоже не понимаем, - сказали они.
- Так вот! - нисколько не смущаясь, продолжал провансалец. - P-раз поезд перевозит с-солдат, мы с полковником переоденемся испанскими с-солдатами, с-сядем в вагон и уедем на край с-света.
- Черт возьми! - воскликнул Карлос. - А почему бы и нет?
- Но ведь нужна форма…
- Здесь есть одежонка умерших от желтой лихорадки…
- Не очень-то приятно… Но на войне как на войне Верно?
- Да, но… главное - заполучить одежду, какой бы она ни была!
- Вы говорите: "Мы переоденемся". Кто это мы?
- Ну, вы и я… я и вы…
- Неужели вы согласитесь разделить нашу участь? Ведь нас ждут разные тяготы и почти верная смерть.
- Ох, проклятая судьба! А как же иначе… Не в обиду будь сказано, вы едва стоите на ногах… Вам нужен крепкий человек, чтобы подставить плечо и не дать сойти с курса.
- Матрос, - сказал взволнованный Карлос Вальенте, - у вас добрая и благородная душа.
- К вашим услугам, полковник!
- А как же быть с моей сестрой? Как ее вызволить отсюда? В госпитале на каждом шагу часовые. Да еще этот свирепый приказ стрелять по всякому, кто пытается выйти, не зная пароля.
- Этим займусь я, - прервала его Фрикет. - Мариус предложил помощь вам, а я беру на себя вашу сестру. Милая Долорес, я сделаю все, что нужно…
- Нет-нет, - решительно сказала испанка, - я не могу и не хочу втягивать вас в эту авантюру. Вы рискуете жизнью.
Фрикет отмахнулась.
- Ну и что! - сказала она. - Смерть приходит только раз.
- Да нет, мадемуазель, - широко улыбаясь, произнес провансалец. - Я так помирал по меньшей мере раз шесть!
- И потом, - продолжала Фрикет, - у меня нет привычки менять решения. Будь что будет, но мы все должны уехать с первым же военным эшелоном… А сейчас давайте займемся одеждой!