- Может, пойдем? - повернулся он к девушке.
- Да, пойдем… - ответила та рассеянно. - Робер, я все хотела спросить, тебе охота нравится?
- Охота? Ясно, нравится, как же иначе! А чего это ты вдруг вспомнила?
- Ну просто… Вы же вчера опять ездили. Вот я все думаю… Жалко мне их!
- Кого это? - удивился Робер.
- Зверей, - вздохнула Катрин. - Особенно оленей. Они такие красивые, добрые, никого не трогают.
- Не говори ерунды, Бог для того и создал зверей, чтобы на них охотились.
- Не знаю… - покачала она головой. - Видела я раз, как гнали оленя… Так до сих пор не могу забыть, особенно его глаза… - Голос девушки дрогнул, и она поспешно отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.
- Опомнись, Катрин! Такое кругом творится, столько пропадает народу, а ты об олене. Да ты чего? Плакать вздумала, что ли? - Он, улыбнувшись, положил руку ей на плечо. - Будет тебе, глупая, нашла о чем плакать!
Катрин замерла, на секунду забыв все на свете, кроме чудесного ощущения его горячей, тяжелой руки на своем плече. Но он тут же убрал руку, и она словно проснулась.
- Наверное, я и правда… глупая, - кивнула она и попыталась улыбнуться. - Вот так всегда… как вспомню про того оленя, прямо… Не понимаю я, как только у госпожи рука подымается на такое… Я ведь слыхала, как она похвалялась, что сама добила оленя!
- Что значит "похвалялась"? - резко спросил Робер. - Может, госпоже надо было у тебя спросить?! А то ведь ей самой не смекнуть, чем можно хвалиться, а чем нельзя…
Глава 8
В замке между тем подходил к концу обед. Несмотря на раскрытые окна, в зале было жарко, над столом гудели мухи, которых слуги непрерывно сгоняли зелеными ветками то с одного блюда, то с другого. Аэлис сидела, раздраженная мухами, жарой и этими несносными собаками, которые то и дело затевали под столом свирепую грызню из-за костей. Прямо под ногами у нее, не участвуя в драках, развалился и шумно храпел старый Мерлин - он всегда спал у нее под ногами, зимой было приятно, но не в этот же зной, святые угодники! Робера за столом не было, и всякий раз, когда открывалась дверь, Аэлис искоса взглядывала в ту сторону. Вдобавок ко всему блоха укусила ее под коленом; пожелав Мерлину сгинуть в преисподней, Аэлис нагнулась и, делая вид, будто нюхает лежащую на скатерти розу, с наслаждением почесала укушенное место. В последнее время они почти не виделись. Неужто и в самом деле ревнует? Какой глупый! Когда вставали из-за стола, Аэлис попыталась поймать взгляд Симона, чтобы подозвать его и спросить, куда девался Робер, но тот уже вышел из зала. "Ну и не нужен он мне", - решила Аэлис. Не хватало ей бегать за собственным оруженосцем!
- Чем бы вы желали заняться, мессир Франсуа? - любезно спросила она. - Не хотите ли сыграть со мной в шахматы?
Вопрос был задан не без умысла. Хотя она уже давно простила гостю тот случай с непристойной игрой в "угадывание мыслей", все же в его присутствии Аэлис постоянно испытывала желание как-то поддеть дерзкого чужеземца, поставить его в неловкое положение, заставить смутиться. Этого ей до сих пор не удалось достичь ни разу, сейчас она подумала, что уж на шахматной доске рассчитается с ним сполна. Очень может быть, что меняла вообще не обучен этой благородной забаве, вот был бы стыд! К ее разочарованию, Франческо поклонился, приложив к сердцу раскрытую ладонь:
- Польщен и премного благодарен, донна Аэлис!
Шахматный столик стоял в глубокой оконной нише, тяжелые рамы с тусклыми кругляшками стекол в частом свинцовом переплете были распахнуты, и солнце светило прямо на доску, зажигая розовые и голубые переливы на перламутровой инкрустации по краям. Многих цветных кусочков недоставало - в детстве Аэлис любила выковыривать их острием игрушечного кинжальчика, впрочем, этим занималось, вероятно, не одно поколение юных Пикиньи; сейчас она покраснела, заметив скопившиеся в углублениях пыль и мусор.
Отец прав - прислуга совершенно распустилась за эту зиму, надо сказать сенешалю, чтобы велел высечь служанку, которая убирает в большом зале. Что это такое, в самом деле! Решетка в камине вся заржавела, а о гобелен с изображением сиров Оливера и Роланда явно вытирали жирные пальцы. Хорошее впечатление останется у гостя, можно себе представить! Эти французы, скажет, живут словно дикие тартары или могулы, в грязи и невежестве…
- Какая старинная вещь, - сказал Франческо, расставляя по местам тяжелые большие фигуры, резанные из кости и эбенового дерева. - Донна поправит меня, если я ошибаюсь, но это похоже на сарацинскую работу.
- Да, - ответила Аэлис, - вы не ошиблись, но пусть вас это не смущает, мессир Франсуа. Фигуры здесь уже давно, и я думаю, бесов в них больше нет. Во всяком случае, отец часто играет с капелланом, а уж отец Эсташ не потерпел бы прикосновение к нечистой вещи. Да и потом, мой прадед привез их из Святой земли, так что очень может быть, нечистой силы в этих фигурах вообще не было.
- Скорее всего, нет, - согласился Франческо. - Кстати, любопытный факт. Насколько известно, шахматы придуманы неверными, попав же в христианские страны, игра претерпела небольшое, но весьма характерное изменение. Фигура, которую мы ныне называем "королевой", у сарацин именовалась "визирь" и имела право хождения только лишь следом за королем; христианские же рыцари, движимые куртуазностью, назвали эту фигуру "дамой", а затем "королевой", причем она получила право свободного передвижения по всей доске. Соблаговолите открыть партию, донна…
Несколько ходов Аэлис сделала не задумываясь, слишком уверенная в своем превосходстве; на шестом или седьмом, однако, черное воинство пошло в атаку. Уже коснувшись фигуры, она отдернула руку и прикусила губу. Противник оказался куда сильнее, чем можно было ожидать. Возможно, он и проиграет ей партию - из той же куртуазности, - но сперва хорошенько помучит. Что ж, поделом, но только ей вовсе не хочется получить урок от какого-то менялы…
- Мне, пожалуй, что-то расхотелось играть, - сказала она, притворно зевнув.
Смешав фигуры, она облокотилась о доску и стала смотреть в окно. За окном было солнце, лето, жужжали пчелы в саду, на алуаре внутренней стены трое стражников метали кости, прислонив к зубцам свои алебарды и сняв широкие, похожие на шляпы, салады. Достанется лентяям, если Симон де Берн застанет их в таком непотребном виде! Дальше, до самого горизонта, расстилалась зеленая равнина Вексена - лоскутки разноцветных полей, мягкие холмы, рощи, обсаженная старыми вязами дорога. Какой-то виллан лениво вел по дороге к замку осла, навьюченного двумя огромными вязанками хвороста. А еще дальше - что там? Совсем-совсем далеко, за лесом? Аэлис попыталась припомнить уроки: Шомон и Жизор лежат правее, а прямо на полдень - Понтуаз, за ним Париж, о котором рассказывают столько интересного… А еще дальше - Перш, где разводят лучших боевых коней, Анжу, Гиень, Лангедок - выжженный солнцем край злых еретиков, потом море Океан, потом пуп земли - Иерусалим…
- Вы грустите, мона Аэлис? - спросил Франческо.
Она очнулась, глянула на него непонимающе:
- А? Нет, я просто думала… Расскажите о ваших путешествиях, мессир. Вы ведь видели много чужих краев?
- Да, мне пришлось поездить, - охотно ответил флорентиец. - За два последних года я побывал в Кастилии и Арагоне, потом был в Англии, во Фландрии, в имперских землях… Должен признаться, что люди в разных краях живут не столь по-разному, как это можно было бы предполагать. Конечно, различия есть - в одной земле одеваются так, в другой иначе, разные у них и обычаи, хотя, конечно, в христианском мире все это более или менее подобно. Вот язычники - дело другое, но тех я не знаю, в языческих краях мне побывать не довелось…
- И одеваются одинаково? - удивилась Аэлис.
- Более или менее, донна, - повторил Франческо. - Французскую одежду носят сейчас и богемцы, и англичане, и испанцы… Я говорю - французскую, потому что вам все подражают. Если щеголи в Париже начинают носить узкие и короткие полукафтанья, то где-нибудь в Колонии или Ратисбоне тут же шьют еще уже и короче, нарушая благопристойность и меру. Впрочем, немцы вообще варвары, чувство прекрасной соразмерности им недоступно, но даже и у меня на родине молодые кавалеры одеваются подобно нелепым шутам, забывая благородную простоту древних одежд…
Аэлис украдкой бросила взгляд на своего собеседника - тот сидел, несколько отодвинувшись вместе с креслом от столика с забытыми шахматами, левая рука его, украшенная перстнями, лежала на подлокотнике, правая небрежно упиралась в бедро. "Держит себя совершенно как рыцарь, - подумала она, стараясь рассердиться. - Можно подумать, это какой-нибудь Висконти…" И кафтан у него из ткани, какой не мог бы позволить себе никто из обитателей Моранвиля, - темно-красный, почти пурпурный самит, густо затканный золотыми флорентийскими лилиями. Аэлис покосилась на свой рукав, довольно скромно вышитый у запястья незамысловатым узором, и подавила вздох. У него даже слуги одеты богато, а у нас… она вспомнила заплаты на локтях своих пажей и в досаде прикусила губу.
- Я полагаю, мессир, - сказала она высокомерно, - что человек, объездивший столько стран, мог бы обогатиться более интересными впечатлениями, нежели где и как кто одевается.
- Я всего лишь ответил на вопрос, который донне угодно было задать. - Франческо почтительно склонил голову и тут же, выпрямляясь, бросил на девушку быстрый любопытный взгляд. - Конечно, я интересовался не только нравами и обычаями, но вы зря полагаете, мона Аэлис, что наблюдения за таковыми вовсе лишены интереса. Если вернуться к одежде, то проницательный ум и здесь найдет немало пищи для размышлений и выводов.