- Вы забываете приказание императора, которым нельзя пренебрегать! - сказала госпожа Симеон, поднимаясь с места. - Не говоря о том, что пропавшее письмо, наверное, в руках молодого человека, и на него нельзя рассчитывать, обстоятельства настолько переменились, что Иероним не станет заботиться о его повышении, а если у него не будет видного положения в свете, то нечего и желать этого брака. Allons, проводите меня до экипажа…
VII. Adieu, mademoiselle Cecile!
Между тем Герман достиг Левенбурга и, пройдя подъемный мост, вступил на вымощенный двор, окруженный строениями. В это время Натузиус с дамами выходил из дворцовой капеллы и собирался идти в арсенал, где была коллекция старинного оружия. Он был в наилучшем настроении и, взяв под руку Германа, остановил его посреди двора, чтобы указать ему на великолепную архитектуру дворца, построенного бывшим курфюрстом во вкусе XV века. В том же стиле были меблированы все комнаты верхнего этажа, не исключая кабинета, который по приказанию Иеронима остался в том виде, в каком был в момент бегства курфюрста. На подставке висел парик, и рядом на стульях лежали мундир с красными отворотами и длинный жилет с вышитыми золотыми и серебряными цветами. На письменном столе стоял прибор для письма, были раскинуты бумаги, которые также остались нетронутыми, начиная с листка с нацарапанными черточками и буквами, выведенными для пробы пера. Стены были обиты тем же пунцовым бархатом, как и вся мебель, того же цвета были и шелковые занавеси у двух маленьких окон. Шкафы, богато украшенные резьбой, довершали убранство кабинета.
После осмотра дворца все поднялись на площадку башни, откуда открывался очаровательный вид на окрестности. Затем Натузиус предложил своим спутникам двинуться в обратный путь.
Веселое настроение счастливого жениха было тем более кстати для Германа, что его рассеянность была не так заметна, и он мог предаваться своим мыслям. Одна Лина с беспокойством следила за ним, она ясно видела по его ответам, что мысли его далеко, он или не слышал того, о чем его спрашивали, или смеялся над пустяками, на которые в обыкновенное время не обратил бы никакого внимания. Она не могла представить себе, что сообщил ему Лебрен, и не решалась прямо спросить его об этом. Беспокойство ее увеличивалось при мысли, что он, быть может, объяснился с Сесилью и не в состоянии скрыть своей радости.
Она провела невеселый вечер у Энгельгардтов, и напрасно ожидала посещения Германа весь следующий день. Наконец, во вторник утром, он послал сказать, что придет обедать к ним; и этим только подтвердил ее подозрения: она не сомневалась, что Герман намерен сообщить ей что-нибудь важное и хочет сделать это в присутствии ее мужа.
Людвиг по возвращении из министерства, увидя на столе три прибора, спросил: кто будет?
Она ответила, что в его отсутствие Герман велел сказать, что собирается обедать у них. "А вот и он сам!" - добавила молодая женщина, краснея.
- Очень рад видеть тебя и догадываюсь, о чем ты пришел сообщить нам, - сказал Гейстер, пожимая руку приятелю. - Что же, Лина, приготовила ли ты бутылку шампанского?
- Да, потому что ты любишь шампанское, Людвиг, и всегда приказываешь подавать его, когда у нас обедают гости. Но я не придавала этому другого значения… разве?
Она не решилась досказать своей мысли и молча поздоровалась с Германом, который с недоумением смотрел на них.
- Нет, Лина, ты не отгадала! - сказал Гейстер. - Мы будем пить шампанское, чтобы утешить Германа в его горе. Быть может, придется откупорить и другую бутылку, смотря по обстоятельствам… Вообрази себе, Сесиль уехала в Париж!
На лице Германа выразилось радостное изумление.
- Правду ли ты говоришь, Людвиг? - спросил он с недоверием.
- Откуда же я мог выдумать это?
- Значит, ты предупредил меня, многоуважаемый chef de division! - воскликнул Герман. - Я пришел сегодня с целью сообщить вам, что Сесиль должна выехать из Касселя, а ты говоришь, что она уехала!..
- Благодари небо за такой оборот дела, друг мой! И позволь от души поздравить тебя, - сказал Гейстер, протягивая руку приятелю.
Лина не в состоянии была долее сдерживать свое волнение и со слезами бросилась Герману на шею.
- Теперь по крайней мере мы будем избавлены от страха и беспокойства! - воскликнула она, затем видя, что поступила неловко, опустила руки и со смущением взглянула на мужа.
- Ну, слушайте, - сказал Гейстер, - я расскажу вам, каким образом я узнал об отъезде таинственной красавицы. Сегодня утром, подходя к министерству, я увидел, что ворота отворены, и воспользовался этим, чтобы пройти через двор в мое отделение. Прежде всего поразил меня дорожный экипаж с почтовыми лошадьми, стоявший у крыльца, так что я не сразу заметил Симеона, который тут же, во дворе, разговаривал с Лебреном, одетым в дорожное платье. Поравнявшись с ними, я снял шляпу. Министр ответил на мой поклон и, вероятно, прочел на моем лице недоумение, потому что обратился ко мне с такой фразой: "Вы не ожидали меня встретить здесь, любезный Гейстер, но я провожаю племянницу моей жены, которая возвращается в Париж по требованию своей матери. Месье Лебрен из любезности едет с нею до Майнца"… При этих словах Лебрен коварно улыбнулся, но я услышал голос госпожи Симеон, которая спускалась по лестнице со своей племянницей, и поспешно удалился… А теперь, Герман, соберись с силами, чтобы мужественно перенести неожиданную разлуку. Выражаясь поэтическим языком, "зашло блестящее светило; ты напрасно будешь томиться и искать его; оно скрылось с глаз твоих!"…
- Но ведь это было только ночное светило, спутник Юпитера! - возразил со смехом Герман. - Я не стану особенно оплакивать его. А теперь выслушайте мой рассказ, который, вероятно, еще больше удивит вас.
- Не хвались раньше времени, Герман, - посоветовала Лина. - Быть может, то, что ты хочешь сообщить нам, не будет для нас новостью…
Гейстер сделал знак жене, чтобы она молчала и, обращаясь к Герману, пригласил его перейти в столовую и сесть за обед.
- Мы успеем еще выслушать твой рассказ, - сказал он, - а теперь позволь мне заметить, что твое отчаяние выражается довольно странным образом! Я давно не видал тебя таким веселым, и приписываю это расстройству нервов.
- Ты поймешь мое состояние, - пояснил Герман, - если я скажу тебе, что исчезнувшее светило так низко упало в моих глазах, что я сразу утешился, когда прочел одно письмо, которое случайно попало ко мне.
- Действительно, в Касселе письма часто попадают не к тем лицам, которым они адресованы. Но я все-таки удивляюсь твоему легкомыслию: мне кажется, что потеря любимой девушки должна быть тем больнее для тебя, что ты вместе с тем утратил веру в нее…
Герман был несколько смущен этим замечанием и ответил серьезным тоном:
- Любимой девушки! В этом и заключалось мое безумие или ребячество, называй, как хочешь, что я вообразил себе, что могу заставить себя полюбить Сесиль и даже решил домогаться ее руки. И, знаешь ли, с какой целью?
- Знаю, и поэтому ты можешь прямо говорить со мной, - отвечал Гейстер.
- Я надеялся, что этим успокою тебя, Людвиг! - проговорил Герман взволнованно. - Разлука с вами пугала меня… Моя женитьба прекратила бы все толки; с другой стороны, при виде вашего семейного счастья я стал мечтать о подруге жизни, и вместо золотой монеты едва не навязал себе потертую игорную марку. Одна мысль об этом приводит меня в ужас!..
- Успокойся, мой дорогой Герман, - сказал Гейстер, - беда миновала и слава Богу! Не будем больше говорить об этом и вообще отложим наше объяснение до другого раза. А теперь выпьем шампанского за нашу дружбу!
После обеда Герман отправился домой, чтобы закончить срочную работу, и обещал зайти завтра утром, чтобы идти вместе на прогулку, так как все присутственные места велено было закрыть по случаю возвращения их величеств; и Гейстер тоже мог располагать собой.