- В самом деле?.. Если я решилась спросить вас об этом, то потому, что господин доктор внезапно исчез от нас, хотя я уговаривала его сойти вниз с Сесилью и занять моих скучающих гостей… Сесиль позвала его в свою комнату, она была одета пажом и, кажется, они репетировали вдвоем какую-то сцену… Вы не можете себе представить какой сценический талант у моей племянницы; когда у нас собирается интимное общество, она появляется в разных ролях и, кроме того, с замечательным искусством копирует некоторых лиц… Кстати, не говорил ли вам господин доктор, почему он скрылся от нас с такой поспешностью?..
- Ни слова! Он пришел к нам в самом веселом настроении, но довольно поздно, когда уже собрались остальные гости, и тотчас же увлекся общим разговором. Только мимоходом сообщил он мне, что мадемуазель Сесиль изъявила согласие принять меня. На следующее утро он уехал…
Лина, занятая своими мыслями, говорила довольно рассеянно и тотчас же поднялась с места, когда хозяйка дома объявила ей, что ожидает визита Маренвилля. Она хотела избежать встречи с ним, но это не удалось ей, и они встретились на лестнице. Маренвилль почтительно поклонился и выразил сожаление, что опоздал на несколько минут.
- Мне тем досаднее на себя, - сказал он, - что я мог бы задержать вас хотя бы на несколько минут у госпожи Симеон, и знаете ли, каким способом? Я передал бы вам лестный отзыв его величества о Людвиге Гейстере. Надеюсь, что об этом вы позволяете мне говорить с вами, а после вашего ухода у нас был бы богатый сюжет для беседы с мадам Симеон, так как можно, не стесняясь, восхищаться красотой женщины в ее отсутствие.
Лина не привыкла к такой утонченной лести и в первую минуту не нашлась, что ответить, тем более что приятная наружность Маренвилля совершенно не соответствовала тому мнению, какое она составила о нем. Она недоверчиво улыбнулась и, напомнив ему, что госпожа Симеон ожидает его, стала спускаться с лестницы.
Вернувшись домой, она рассказала мужу о своем визите к госпоже Симеон и встрече с Маренвиллем.
- Знаешь ли, Людвиг, какое впечатление он произвел на меня сегодня? Я убеждена, что человек с такой привлекательной наружностью не может быть настолько дурен, как о нем говорят. Кто поручится, что в этом случае не играет роль людская зависть?
- Прекрасно, Лина! - возразил со смехом Гейстер. - Я вижу, что ты вполне поняла личность Маренвилля и даже являешься его защитницей. Ты ведь также дочь Евы: сделай одолжение, не протягивай руки к древу познания добра и зла, иначе мне придется высказать такие истины, которые будут неприятны тебе. Эти roues имеют редкий успех у женщин. Вы гонитесь за новизной, не хотите верить общественному мнению, вам нужно убедиться - действительно ли за приятной наружностью скрывается столько пошлости и пороков, как говорят другие.
- Ну вот, ты опять напал на свою любимую тему, - сказала Лина, немного задетая словами мужа, и чтобы переменить разговор, она опять подняла вопрос о таинственном письме. - Теперь, - сказала она, - можно отчасти объяснить, каким образом письмо попало в руки Германа; сама госпожа Симеон проговорилась, что он застал Сесиль в костюме пажа…
- Вероятно, в таком костюме она делает визиты королю. Это можно предположить не только по смыслу письма, но и по общему характеру придворных интриг. Ведь у нас в Касселе постоянный карнавал! Мы видим здесь самое разнородное общество людей, собравшихся со всех концов Европы, женщин, не признающих никаких нравственных принципов, для которых наслаждение составляет конечную цель жизни. Они милы, ловки, обходительны, искусно играют всевозможные роли, не хуже актрис par profession, и чтобы привязать к себе своих поклонников пускаются на все уловки…
- Ты прав, Людвиг, сама госпожа Симеон хвасталась, что ее племянница обладает редким сценическим талантом, что, вероятно, и обольстило нашего Германа. Но, быть может, костюм пажа показался ему подозрительным, и он, найдя письмо в ее комнате, потихоньку унес его. Вероятно, Сесиль заметила пропажу и заподозрила в этом Германа; иначе госпожа Симеон не стала бы расспрашивать меня, в каком расположении духа явился тогда к нам Герман…
- Разумеется, - ответил Гейстер, - но если даже Герман действительно унес письмо, то он едва ли мог прочитать его на улице, а затем забыл о нем среди веселого разговора и, вернувшись домой усталый и немного навеселе, тотчас лег спать. Таким образом, письмо осталось в кармане фрака, потому что если бы оно было прочитано им, то он или разорвал бы его, или взял бы с собой…
- Если так, то Герман никогда не узнает о злополучном письме! - сказала Лина. - По крайней мере он будет избавлен от того огорчения, что полюбил недостойную женщину и ошибся в ней.
- Я ничего не имею против этого, - сказал Гейстер, - но если Маренвилль имеет виды на Германа и хочет провести его, то мы ничем не разуверим нашего друга, а только этим письмом, после которого у него не может быть никаких сомнений. Мы обязаны предостеречь его, иначе по возвращении в Кассель он опять возобновит отношения с Геберти, и мы упустим удобный момент.
Лина не разделяла мнения своего мужа, так как боялась задеть самолюбие Германа. Она скорее готова была передать письмо Сесили, чтобы заставить ее выехать из Касселя до приезда Германа, но, зная настойчивость Людвига, не решилась противоречить ему.
Следующие дни прошли незаметно. Герман послал министру донесение, а Лине длинное письмо с подробным описанием путешествия, которое доставило ей тем большее удовольствие, что она видела в этом доказательство его дружбы к ней.
Между тем король со своими приближенными уехал на воды в Ненндорф, и Лина менее всего могла ожидать, что это будет иметь какое-либо отношение к ней. Поэтому она была очень удивлена, когда Людвиг однажды утром в необычное время вернулся домой из министерства в самом веселом настроении и спросил ее:
- Не хочешь ли ты, Линхен, ехать со мной в Ненндорф?
- Ты едешь в Ненндорф! По какому случаю?
- Для словесного доклада королю об одном деле…
- Видишь, - заметила она с довольной улыбкой, - Маренвилль сказал мне тогда правду! Значит, с его стороны, это вовсе не была одна светская любезность, как ты предполагал.
- На этот раз ты была права. Перед своим отъездом он зашел к Симеону и сказал, чтобы он посылал меня в Ненндорф для словесных докладов королю во всех сомнительных случаях, когда письменные донесения покажутся ему недостаточными. Симеон сообщил мне об этом сегодня, потому что теперь у него на очереди несколько таких дел. Помимо разных других вопросов, нужно представить его величеству для предварительного просмотра речь Миллера, которую он произнесет в отсутствие короля при закрытии рейхстага. Затем один из депутатов рейхстага, Геберлин, безнадежно болен: он занимал место профессора права в Гельмштедте и при этом пользуется большой известностью за свои сочинения и почтенную общественную деятельность. Симеон не хочет упустить такого удобного случая и, чтобы выставить легкомысленного короля в благоприятном свете перед его подданными, предлагает его величеству назначить пенсию в 1800 франков вдове Геберлина и воспитать его детей на казенный счет.
- Но когда ты думаешь ехать? - спросила Лина.
- Не далее как сегодня, часа через два. Я нарочно зашел домой сказать тебе, чтобы ты занялась приготовлениями к дороге. Надеюсь, ты поедешь со мной. Ненндорф и вся долина Везера славятся своими прекрасными видами, а на обратном пути мы заедем в Пирмонт.
Лина не могла прийти в себя от удивления. Хотя ее муж постоянно заботился о том, чтобы доставить ей то или другое удовольствие и предупреждал все ее желания, но любезность его никогда не простиралась до решимости представить ее ко двору и ввести в знатное кассельское общество. Ревность Гейстера к жене была, так сказать, рассудочная; сердце мало участвовало в ней. Он сравнительно спокойно выслушал, когда Лина призналась ему в любви к Герману, потому что одинаково доверял обоим; но всякое ухаживание за его женой со стороны развратного человека он считал унижением ее женского достоинства и личным оскорблением для него самого. В этом случае он не мог бы поручиться за себя и был в состоянии дойти до последней крайности. Но теперь ничего подобного не приходило ему в голову; они не предполагали провести сезон на водах, или знакомиться с обществом. Он не имел пока никаких поводов для беспокойства; к тому же здоровье его значительно улучшилось, а почетное поручение удовлетворяло его честолюбие.
Молодая женщина поспешила изъявить свое согласие, тем более что предстоящее путешествие рисовалось ее воображению в самых заманчивых красках. Кроме того, с мыслью о Ненндорфе у нее была связана надежда встретить там Сесиль, хотя она не сочла нужным высказать этого.
- Очень рад, что мы поедем вместе! - говорил Гейстер. - Я окончу работу в министерстве и закажу экипаж, а ты уложи белье и платье к моему возвращению. Распорядись также, чтобы пораньше был подан обед; мы тотчас же двинемся в путь. Ночевать будем в Карлсгафене, проведем там вечер и насладимся прелестным утром. Ты увидишь отвесные горы, отчасти покрытые растительностью, частью совершенно обнаженные, которые поразят тебя своим величием. Везер необыкновенно красив в этом месте, а когда мы переедем мост и спустимся на бременскую дорогу, перед нами откроется долина, грандиозная по своей величине. Ты будешь в полном восторге, Лина!.. Однако мне пора идти, я скоро вернусь…
С этими словами Гейстер поспешно удалился.