Дорога шла лесом, он незаметно доехал до Мельзунгена, где намеревался позавтракать и дать отдых лошади. Войдя в гостиницу, он застал хозяина в споре с несколькими французскими унтер-офицерами, которые еще накануне явились со своим отрядом и, пользуясь правами военного постоя, не считали нужным в чем-либо стеснять себя. Через час они должны были снова выступить в путь и теперь, сидя за завтраком, заявляли все новые требования, так что хозяин, потеряв терпение, вступил с ними в горячий спор, а один из унтер-офицеров обнажил саблю. Герман, войдя в комнату, бросился между ними и благодаря своей представительной наружности и прекрасному французскому выговору прекратил неприятную сцену. Среди оживленных переговоров и барабанного боя, вторично призывавшего отряд к выступлению, Герман прибегнул к хитрости, чтобы выпроводить непрошенных гостей:
- Хозяин, - сказал он, обращаясь к французам, - утверждает, что он доставил вам больше того, что предписано в постановлении. Я чужой человек и не знаю, господа, кто из вас прав и кто виноват, но вслед за мной едет из Касселя генерал Морио, я переговорю с ним, и он решит дело.
Все, видимо, перепугались и вскочили со своих мест, даже воинственный унтер-офицер поспешил вложить саблю в ножны.
- Пойдем, - сказал он, обращаясь к товарищам, - встретим нашего генерала - вероятно, этот господин знает Морио, так как встречался с ним на улице и изучил его мундир!..
Это дерзкое замечание встретило одобрение остальных французов, которые громко расхохотались, затем все они один за другим вышли из комнаты с вежливым поклоном.
Хозяин гостиницы, поблагодарив Германа за оказанное им участие, воспользовался удобным случаем, чтобы пожаловаться на тяжелые времена:
- Гнет становится настолько тяжелым, - сказал он, - что скоро нельзя будет существовать. Пока этот проклятый народ не выберется из Пруссии, не будет конца этим военным передвижениям. Они хозяйничают у нас, как у себя дома, портят чужое добро и все, что ни подашь на стол, недостаточно хорошо для них! А того и гляди наступит голод и падеж скота… Еще прибавьте ко всему этому старые и новые налоги, разные проклятые нововведения, не говоря уже о таких мудреных фамилиях и титулах, которых не выговоришь! Одному Богу известно, чем кончится все это!..
- Мне кажется, что вам лично нет особенной причины жаловаться на судьбу! - заметил Герман, садясь к столу, на которых ему подали завтрак. - Вы живете вблизи столицы, проезжих много, так что и денег, вероятно, зарабатываете достаточно.
- Пожалуй, что и так, - сказал хозяин, поправляя на голове свой вязанный белый колпак. - При всяком передвижении войск в наших руках перебывает немало золота, только от этих денег нет прока, потому что тут замешан черт. Говорят, он торгует душами, по крайней мере об этом долго распространялся один почтенный путешественник, который на днях останавливался здесь и сидел как раз на том месте, где вы сидите. Вот и теперь опять появилось откуда-то золото, и, поверьте, что тут дело не совсем чисто!
- Скорее можно думать, - заметил с улыбкой Герман, - что это деньги курфюрста, который во время бегства не успел захватить с собой всех своих сокровищ!
- Ни в каком случае! - возразил с горячностью хозяин гостиницы. - Какая была надобность для него тащить с собой все богатства, собранные им во время многолетнего правления. Разве у него мало верных подданных, которым он мог отдать их на хранение до своего возвращения…
Хозяин неожиданно замолчал, видимо, испуганный, что проболтался при незнакомом человеке, который так хорошо говорил по-французски.
- Впрочем, - добавил он сквозь зубы, не зная, как замять разговор, - теперь все взваливают на курфюрста… А, вот и ваша лошадь стоит у крыльца!
Герман расплатился с хозяином и отправился в путь. Предстоящее свидание с друзьями настолько занимало его, что он несколько раз пришпоривал свою лошадь и, наконец, с радостью увидел перед собой небольшой городок Гомберг с его древней церковью и старинными постройками. Кругом, на далеком пространстве, были рассеяны небольшие домики с садами, деятельно работали водяные мельницы у обоих берегов реки. Герман, миновав город, направился к группе домов так называемого Нейгофа и, не зная, в котором из них живут Гайстеры, обратился с расспросами к проходившей мимо крестьянке, но тут он услышал знакомый голос, который назвал его по имени. Это была Лина, она приветствовала его радостным возгласом и, протянув ему руку через низкую решетку палисадника, указала на дом, у которого он должен был остановиться. Затем она побежала садом, чтобы известить своего мужа о неожиданном прибытии дорогого гостя.
Когда Герман соскочил с лошади, то молодые супруги уже стояли на крыльце и встретили его с распростертыми объятиями.
- Как это мило с твоей стороны, - сказала Лина, - что ты вздумал провести с нами остаток мая! Видишь ли, я не забыла, что мы пили на "Bruderschaft", и говорю тебе "ты", как брату!
- Иначе и не может быть, если ты не хочешь платить штраф. Теперь весь вопрос в том, осталось ли у моих друзей от их медового месяца немного меду на мою долю? - спросил с улыбкой Герман.
- Разумеется! - воскликнула Лина. - Кроме того, я тебя угощу настоящим медом, потому что здесь у Людвига своя пасека. Теперь идите в дом завтракать; обед еще не так скоро будет готов - нужно сделать лишнее блюдо для неожиданного гостя.
- Какой у тебя здоровый вид, моя дорогая сестра! - заметил Герман. - Должно быть, деревенский воздух тебе в пользу! Я не могу сказать этого о Людвиге…
- Немудрено, - сказала она, - Людвиг почти не выходит из своего кабинета, не знаю, что они высиживают там.
Гейстер бросил недовольный взгляд на свою жену, который, видимо, смутил ее, она поспешно удалилась, из боязни услышать какое-нибудь резкое замечание.
Слуга взял лошадь Германа и повел ее в конюшню.
- Я удивляюсь, как мог ты доехать так быстро на этом Росинанте! - сказал Гейстер. - Должно быть, ты не жалел хлыста или, чего доброго, не гнались ли за вами волки?
- Нет, - отвечал Герман с принужденно улыбнулся. - Вчера вечером мне пришло в голову навестить вас, я велел привести себе лошадь…
- И взял первую попавшуюся! - добавил Гейстер. - Ну, а теперь пойдем в комнаты, ты, вероятно, устал.
Молодые супруги занимали простой сельский домик, но настолько уютный и комфортабельный, что сюда можно было с удовольствием возвращаться с прогулки в хорошую погоду и даже оставаться в нем целый день, когда лил дождь в горах и долинах. Комнаты были высокие и просторные. Нижний этаж был занят кабинетом, залой и столовой, наверху расположены были спальни, одну из них отвели Герману.
- Теперь расскажи мне об иллюминации, - сказала Лина, когда они сели к столу, на котором был подан завтрак. - Вчера вечером, я несколько раз выходила из дома в надежде увидеть на небе отблеск огней, но, конечно, этого не могло быть, потому что отсюда до Касселя восемь часов езды…
- Не стоит почти говорить об этой иллюминации! - отвечал Герман. - Много было потрачено на нее денег, но все вышло как-то натянуто и неостроумно, а лжи и притворства было вдоволь. Улицы были переполнены народом, раздавались громкие приветствия королю и королеве, во французских ресторанах и кафе посетители бражничали и шумели всю ночь до утра. К тому же, говоря откровенно, я был в таком расположении духа, что на все мало обращал внимания и не находил ни в чем удовольствия, так что я решился приехать к вам, чтобы немного развлечься…
При этом Герман невольно вспомнил все подробности своего вчерашнего разговора с Луизой, и лицо его приняло такое печальное выражение, что Лина с беспокойством спросила его:
- Что с тобой, Герман? Куда делась твоя веселость? Верно тебя постигла какая-нибудь беда, и ты скрываешь ее от нас!..
- Мы ничем не заслужили такого недоверия, - заметил Гейстер, - и я надеюсь, что он, зная, насколько мы расположены к нему, расскажет, в чем дело.
- Разумеется, хотя это такая неприятная история, что мне не следовало бы сообщать ее вам и омрачать лучшие дни вашей жизни подобными впечатлениями. Но я буду эгоистом, потому что ваши дружеские утешения и советы имеют теперь для меня особенную цену. К несчастью, судьба свела меня с этим негодяем Берканьи, который не только обманул меня, но навязал мне унизительную и глупую роль. Вы должны знать все до малейших подробностей, как бы ни страдало от этого мое самолюбие. Слушайте…
Затем Герман с возрастающим негодованием рассказал всю историю своих отношений с генерал-директором французской полиции, голос его несколько раз прерывался от волнения.
- И от этого ты приходишь в такой ужас? - спросил Гейстер, когда Герман кончил свой рассказ. - Неужели ты так мало знаешь людей? - Действительно, Берканьи тонкий плут, но разве он виноват в том, что ты не заметил этого? Может ли он поступать иначе, ввиду той ответственности, которая лежит на нем как относительно вестфальского короля, так и Наполеона, который также заявляет свои требования. Французы должны быть осторожны из-за последних событий в Испании… Радуйся, что тебя предостерегли вовремя, а то могло быть еще хуже. Теперь все дело в том, что намерен ты предпринять, ведь ты еще не освободился от сетей, которыми опутали тебя.
- Я для того отчасти и приехал сюда, чтобы узнать ваше мнение, потому что считаю невыполнимыми те советы, которые даны мне, или, вернее сказать, я не желал бы выполнить их… Первое мое донесение сгорело в печке твоей матери, Лина.
- Прекрасно! - заметила она с улыбкой. - Значит, все кончено, и ты можешь успокоиться…
- Но мне советуют, - продолжал Герман, - написать второе донесение в таком духе, чтобы оно совсем не годилось для целей Берканьи и не имело для него никакого значения.