- Я в полном недоумении! - воскликнул Герман и, забыв о своем намерении избегнуть объяснения на сегодняшний вечер, сел в кресло.
- Вы обманули мои ожидания, господин доктор, но об этом нечего распространяться; я хочу переговорить с вами о донесении, которое вы представили Берканьи. Надеюсь, вы теперь поняли меня!
- Да, Луиза, - ответил он с добродушной улыбкой, которая ясно показывала противное. - Но для меня загадка, каким образом вы…
- Как я знаю об этом! - прервала она его с нетерпением. - Во всяком случае не вы сообщили мне это, иначе… но тут является другой и более важный вопрос: вам, кажется, и в голову не пришло, что подобные сомнительные сообщения могут повести к пагубным последствиям.
- Говорите яснее, Луиза! Я не понимаю вас.
- Извольте! Не думаю, чтобы это было приятно для вас, господин доктор. Да будет вам известно, что у генерал-директора полиции вы внесены в список шпионов первого разряда, то есть наиболее интеллигентных. Вы уже получили аванс в 300 франков из кассы тайной полиции!
Герман, вне себя от ужаса, вскочил с места.
- Кто говорит это! - произнес он взволнованно. - Кто осмеливается называть меня…
- Тише, ради Бога! Не кричите так!.. Никто не должен слышать нашего разговора. Вы только думаете о своей особе, а не о том, что можете повредить другим. Вы получили обратно ваше донесение с требованием дополнить его; кроме того, вам придется ответить на вопросы Берканьи относительно разных лиц и в особенности моего зятя Стефенса, через которого вы познакомились с нами. Затем все это вместе с вашим вторым донесением будет отправлено Наполеону, и весьма возможно, что вместо ордена Почетного легиона, на который вы намекаете, некоторые из этих почтенных людей будут осуждены на смертную казнь, как это случилось полтора года тому назад с книготорговцем Пальмом.
- О Боже! - воскликнул с отчаянием Герман, опускаясь в изнеможении на стул.
Луиза была тронута его горем, она взяла его за руку и с участием стала уговаривать, чтобы он успокоился.
- Я знаю, - сказала она, - что вы сделали это не с дурным намерением, Герман, к тому же опасность миновала…
Он сидел неподвижно, опустив голову на грудь, и не понял ее последних слов.
- Но как могли вы, Луиза, - сказал он, - быть настолько беспощадны со мной, одно ваше предположение приводит меня в ужас! Вы были всегда так добры ко мне…
- Я точно также отношусь к вам и теперь, Герман, но поймите, что вы глубоко огорчили меня своим необдуманным поступком. Но, успокойтесь, еще не все потеряно, хотя из этого не следует, что я стала бы пугать вас воображаемой опасностью. Берканьи действительно хотел воспользоваться вашим донесением для известных целей.
- Поверьте, - сказал он, - что это невозможно! Разумеется, вы сами не могли иметь никаких сношений с Берканьи; и потому скажите мне, от кого слышали вы все это, чтобы мне было ясно, как могло произойти подобное недоразумение…
- Теперь, - прервала его Луиза, - я могу сказать вам одно, что ваше донесение по счастливой случайности попало в руки доброжелательных и вполне честных людей. Кроме полиции, только они двое и я третья знают об этой истории. В наших глазах вы оправданы!
- Я оправдан! - возразил с горячностью Герман. - Значит, эти доброжелательные люди и вы, Луиза, считали меня способным принять на себя должность полицейского шпиона.
- Умоляю вас, говорите тише, отец может услышать наш разговор! Если я сказала, что вы оправданы в наших глазах, то на том основании, что мы глубоко убеждены в том, что вы не поняли скрытых намерений Берканьи и он обманул вас!
- Еще этого недоставало! - возразил с раздражением Герман. - Нечего сказать, прекрасные доброжелатели, которые считают меня, если не совсем негодяем, то дураком! Но тут есть еще другая сторона вопроса: никто из вас не имеет понятия о благородном образе мыслей Берканьи, а потому вы дурно истолковываете его намерения. Если он хотел соблюсти тайну, то из участия ко мне - в настоящее время, какие бы то ни было сношения с французской полицией кажутся у нас подозрительными.
- Нет, Герман, вы находитесь в полнейшем заблуждении! Нам известно в точности, для какой цели заказана вам эта работа; вы скоро убедитесь сами, что Берканьи сознательно обманул вас и с самыми дурными намерениями!
Уверенный тон Луизы подействовал на ее собеседника.
- Клянусь небом, - воскликнул он в порыве негодования, - что я отмщу этому подлецу, хотя бы моя жизнь зависела от этого…
- Остановитесь! - прервала его с живостью Луиза. - Не произносите никаких клятв и не делайте никаких безумных предположений! Не хотите ли вы призвать к суду начальника полиции или вызвать его на дуэль? Вы забываете, что он имеет власть арестовать вас во всякое время, обвинив вас в сношениях с Пруссией; вы же сами дали ему такие опрометчивые указания, что ему нетрудно будет воспользоваться ими. Успокойтесь и будьте рассудительны! Как вы думаете: не лежит ли на вас прямая обязанность спасти тех, которым грозит серьезная опасность из-за вашей опрометчивости.
- Но что могу я сделать? - спросил Герман, беспокойно расхаживая взад и вперед по комнате.
- Прежде всего, не приходите в отчаяние и не падайте духом; мы не теряем надежды выпутать вас из этой неприятной истории. Простите, я была беспощадна относительно вас, но не могла поступить иначе! Вы помните, я предостерегала вас, просила быть осторожным с Берканьи, а вы решились на такой важный шаг, не сообщив об этом ни мне, ни моему отцу. Такое недоверие оскорбительно для ваших друзей!
- Могу ли я не доверять вам, моя дорогая Луиза! - проговорил он, глубоко тронутый, взяв ее за обе руки. - Тут не может быть и речи о недоверии, я благоговею, преклоняюсь перед вами, но у вас свое горе, и я не хотел занимать вас своими личными делами. Кроме того, я дал слово Берканьи!..
Луиза невольно улыбнулась.
- Какой вы мечтатель! - сказала она. - Вам необходимо познакомиться с действительной жизнью, чтобы не играть глупой роли среди плутов. Вместо того чтобы сердиться на Берканьи, поймите, в каком ложном положении находится этот человек среди нас. Французы не могут доверять нации, которая терпит от них всякие преследования, покрыта позором и доведена ими до последнего разорения. Они опасаются мести, и не без основания! Естественно, что при этих условиях они стараются прямыми и косвенными путями выведать о том, что может рано или поздно повести к их гибели, если ими не будут приняты своевременно известные меры. Но перейдем к делу: необходимо тотчас же уничтожить ваше первое донесение, чтобы эта опасная бумага не попала опять в руки наших врагов.
- Это легко исполнить, потому что бумага возвращена мне! Но что должен я сделать с деньгами, полученными от Берканьи? Они мучат меня, как горький упрек, и я с величайшим удовольствием уничтожил бы их или бросил в лицо этому негодяю!
- Вы не должны делать этого, потому что погубите и себя, и других. Я передам вам совет опытного человека, и настоятельно требую от вас, чтобы вы в точности исполнили его. Вы говорили, что уважаете меня, теперь докажите это делом и безусловно слушайтесь меня…
- Вы правы, - горько усмехнулся Герман, - возьмите под свою опеку человека, который мог так глупо попасть в подобную ловушку! Я стыжусь своей наивности.
- Напрасно! - сказала Луиза, ласково положив руку ему на плечо. - В доказательство моего полного доверия к вам, я открою вам одну тайну, но, предварительно, вы должны сказать мне, что хотели ответить на вопрос Берканьи относительно автора книги "Наполеон Бонапарт и французский народ"?
- Я хотел написать, что мне не известны ни сама книга, ни имя ее автора.
- Автор этой книги - мой отец! - сказала Луиза едва слышным шепотом.
Герман побледнел его била нервная дрожь.
- Только теперь, - сказал он, - мне стало вполне понятно, в какую пропасть я мог попасть по своей неосмотрительности. Вопрос был так ловко поставлен, что если бы мне был известен автор этой книги, то я гордился бы возможностью назвать его. Одна мысль, что я мог сделаться предателем вашего отца, приводит меня в ужас: мог ли я существовать после этого! Я должен на коленях благодарить вас, Луиза…
В это время с лестницы послышался голос Рейхардта, который звал дочь.
- Сию минуту, иду! - отозвалась Луиза, затем, обращаясь, к Герману, торопливо добавила: - До свидания! Я не задерживаю вас, идите домой и уничтожьте ваше злополучное донесение, а потом возвращайтесь сюда, мы пойдем смотреть иллюминацию. Вы будете моим кавалером, и мы поговорим о вашем дальнейшем плане действий. Отец ждет меня. Прощайте!
С этими словами они расстались.
IV. За городом
Иллюминация погасла, затих уличный шум и город погрузился в полумрак весенней ночи. На следующий день, рано утром, Герман переезжал верхом мост через Фульду, миновав городские ворота, он направился по дороге в Мельзунген. Восходящее солнце ярко освещало верхушки деревьев и зеленеющую долину, под его теплыми лучами редел серебристо-белый туман, окутывавший западные склоны гор. Деревья и изгороди были еще покрыты росой, воздух был настолько свеж, что Герман плотнее укутался в свой плащ. Восточный ветер доносил до него смолистый запах молодых листьев, роскошный вид весенней пробуждавшейся природы успокоительно действовал на его сердце, взволнованное тяжелыми впечатлениями вчерашнего вечера. Хорошее расположение духа опять вернулось к нему, он дружелюбно ответил на поклон проходивших мимо рабочих и запел первую пришедшую ему на память песню.