- Последний случай в Эдинбурге убедил его величество как раз в обратном, - ответила королева. - Не посоветует ли нам милорд герцог руководствоваться голосованием самой черни в вопросе о том, кого следует повесить, а кого - помиловать?
- Нет, мадам, - сказал герцог, - но я посоветую его величеству руководствоваться своими собственными чувствами и чувствами его королевы. Я не сомневаюсь, что тогда наказание падет только на виновного, но и то лишь как мера вынужденной предосторожности.
- Все эти красивые речи, милорд, не убедили меня в уместности столь скорого проявления благосклонности к вашей - очевидно, вы бы не хотели, чтобы я сказала - мятежной, но по крайней мере недовольной и непокорной столице. Подумать только! Весь народ в целом укрывает беспощадных, отвратительных убийц этого несчастного; иначе чем можно объяснить, что из стольких участников этого дела, действовавших у всех на глазах, в течение столь долгого времени нельзя опознать хотя бы одного? Даже вот эта девушка, возможно, знает кое-кого из мятежников и укрывает их. Послушай-ка, женщина, не был кто-либо из твоих друзей заодно с бунтовщиками?
- Нет, мадам, - ответила Джини, довольная тем, что формулировка вопроса давала ей право на чистосердечный отрицательный ответ.
- Но, наверно, - продолжала королева, - если бы ты и владела этим секретом, то сочла бы долгом совести умолчать о нем.
- Я молилась бы о том, чтобы мне был указан тот путь, идти по которому меня обязывает долг.
- А сама выбрала бы тот, который отвечал бы твоему желанию.
- Если вам угодно, мадам, то я согласилась бы пойти на край земли, чтобы спасти жизнь Джока Портеуса или любого другого такого несчастного, как он. Но я имею право сомневаться, должна ли я быть орудием отмщения за содеянное ему зло: это ведь скорее долг судебных властей, а не мой. Он умер и сейчас там, где ему положено быть, а те, кто убил его, должны ответить за свой поступок. Но моя сестра, моя бедняжка Эффи все еще жива, хоть ее дни и часы сочтены. Она все еще жива, а ведь одно только слово короля могло бы вернуть ее старому отцу, чье сердце разбито и кто никогда, ни днем, ни ночью, не забывал молить Бога о даровании его величеству долгого и славного царствования и о справедливом упрочении трона для него и для всех его потомков. О мадам, если бы вы только знали, какое это страдание - скорбеть за согрешившую и измученную женщину, чей рассудок так потрясен, что она не ищет успокоения ни в жизни, ни в смерти! О мадам, сжальтесь над нашим горем! Спасите честный дом от бесчестия, а несчастную девушку, не достигшую и восемнадцати лет, - от ранней и страшной гибели! Увы! Ведь не тогда, когда мы спокойно спим и безмятежно просыпаемся, думаем мы о страданиях других людей. Сердца наши бьются тогда спокойно, и мы заняты лишь своими личными заботами и обидами. Но когда приходит трудная минута и тело или душа поражаются недугом - пусть как можно дольше не коснется вас подобное горе! - или когда приходит смертный час, который не щадит ни бедняка, ни богача - Господь да продлит ваши дни, миледи! - о моя госпожа, вот тогда-то мы находим истинную отраду не в том, что мы сделали для себя, а в том, что сделали для других! И вот в этот час, когда бы он ни наступил, мысль о том, что вы помогли спасти жизнь бедного, неповинного создания, будет для вас гораздо утешительней, чем сознание того, что по одному вашему слову повесили всю толпу, участвовавшую в деле Портеуса!
Слезы струились по лицу Джини, дрожащему и пылающему, когда с такой простотой и в то же время торжественностью она молила за свою сестру.
- Вот это красноречие, - сказала ее величество герцогу Аргайлу. - Моя милая, - продолжала она, обращаясь к Джини, - я не обладаю правом пожаловать твоей сестре помилование. Но я обещаю ходатайствовать за нее перед королем. Возьми эту сумочку, - она протянула Джини небольшой вышитый мешочек для рукодельных принадлежностей, - не открывай ее сейчас, но когда-нибудь после, на досуге, ты найдешь там доказательство того, что имела беседу с королевой Каролиной.
Джини, услышав, что ее предположения подтвердились, упала на колени, и с уст ее были готовы сорваться слова восторженной благодарности, но герцог, который был как на иголках, боясь, что она скажет больше или меньше того, что следует, дотронулся до подбородка.
- Дело наше, милорд, можно считать на этом законченным, - сказала королева. - Полагаю, вы не разочарованы. Отныне надеюсь видеть вашу светлость чаще как в Ричмонде, так и в Сент-Джеймсе. Пойдемте, леди Саффолк! Всего хорошего, ваша светлость.
Они обменялись прощальными приветствиями, и как только обе дамы повернулись, герцог помог Джини встать и повел ее по аллее; она шла с таким чувством, словно все, что сейчас произошло, случилось не наяву, а во сне.
Глава XXXVIII
Лишь успокою короля, пред ним
Ходатаем предстану я.
"Цимбелин"
В молчании герцог дошел до двери, через которую они прошли в Ричмонд-парк, издавна являющийся любимой резиденцией королевы Каролины. Она была открыта тем же почти невидимым служителем, и герцог с Джини вышли за пределы королевских владений. Оба продолжали хранить молчание: герцог, очевидно, полагал, что его провинциальной протеже нужно привести в порядок свои чувства, ослепленные блеском ее успешного ораторского выступления, а Джини после всего, что она видела, слышала и предполагала, была слишком взволнована, чтобы задавать вопросы.
Они нашли экипаж в том месте, где оставили его, и, заняв свои места, быстро направились к городу.
- Я думаю, Джини, - сказал герцог, нарушая молчание, - у тебя есть все основания поздравить себя по поводу исхода твоей встречи с ее величеством.
- Так эта леди была действительно сама королева? Я было подумала об этом, когда увидела, что ваша честь не надели свою шляпу. И все-таки мне не верится, что это так, хоть она сама об этом сказала.
- Разумеется, это была королева Каролина, - ответил герцог. - И тебя не мучает любопытство посмотреть, что в этом мешочке?
- А там не может быть помилования, как вы думаете, сэр? - спросила Джини с воодушевлением, вызванным надеждой.
- Ну нет, это исключается. Такие вещи они редко носят при себе, разве только если знают заранее, что в них может возникнуть необходимость. И, кроме того, ее величество ведь сказала тебе, что король, а не она дарует помилование.
- Ваша правда, - сказала Джини, - но у меня сейчас такая путаница в голове… Ну, а как ваша честь полагает: можно ли теперь быть уверенным в помиловании Эффи? - продолжала она, все еще держа в руках нераскрытый мешочек.
- Видишь ли, как говорят у нас на севере, "нелегко подковать королей на задние ноги", но жена его прекрасно знает, как надо с ним разговаривать, и я уверен, что вопрос этот можно считать решенным.
- О, благодарение Богу! Благодарение Богу! - воскликнула Джини. - Дай Бог этой славной леди никогда не испытывать нужды в том утешении, что она мне сейчас доставила. Да будет благословение Божье и с вами, милорд! Если бы не вы… никогда бы мне не попасть к ней!
Герцог не прерывал ее излияний, желая, возможно, узнать, долго ли чувство благодарности будет преобладать над любопытством. Но последнее свойство было настолько чуждо натуре Джини, что его светлость, у кого это чувство в данный момент, очевидно, преобладало, вновь свел разговор к подарку королевы. И мешочек был открыт. Внутри его был обычный набор шелковых ниток, иголок, ножниц, крючков и так далее, а во внутреннем карманчике находился кредитный билет в пятьдесят фунтов.
Как только герцог объяснил Джини, никогда не видевшей таких крупных денежных знаков, стоимость этого банкнота, она сразу же выразила сожаление по поводу происшедшей ошибки.
- Ведь один уж этот мешочек, - сказала она, - весьма ценная вещь для подарка на память: внутри его есть даже имя самой королевы, и, несомненно, собственноручно ею вышитое, вот оно - Каролина, его видно здесь совсем ясно, а над ним корона.
И она протянула банкнот герцогу, прося его найти способ вернуть деньги их могущественной обладательнице.
- Нет, нет, Джини, - сказал герцог, - здесь нет никакой ошибки. Ее величество знает, что тебе пришлось сильно потратиться в дороге, и она хочет возместить тебе расходы.
- Она слишком добра ко мне, но я очень рада, что смогу вернуть Дамбидайксу его деньги, не беспокоя моего бедного отца.
- Дамбидайкс? Он, кажется, имеет земли в Мид-Лотиане? - спросил герцог, который во время своего пребывания в тех краях познакомился с большинством наследников, как называют владельцев земельных угодий в Шотландии. - Его поместье недалеко от Далкейта, и он носит черный парик и шляпу с галунами?
- Да, сэр, - ответила Джини, у которой были причины не слишком распространяться на эту тему.
- Ах, мой старый друг Дамби! Я видел его трижды, причем все три раза он был мертвецки пьян, но только однажды мне удалось услышать звук его голоса. Он ваш кузен, Джини?
- Нет, сэр, нет, милорд…
- Значит, он твой доброжелатель?
- Да, да, милорд… - сказала нерешительно Джини и покраснела.
- Ага! Уж не грозит ли моему другу Батлеру опасность со стороны лэрда?
- О нет, сэр, - ответила Джини гораздо уверенней и покраснела еще больше.