- Это едва ли удастся, мистер Шарпитло, - возразил секретарь городской корпорации, - они сошлются на конституцию и ускользнут от нас.
- Надо будет поговорить об этом Рэтклифе с лордом-мэром, - сказал судья. - Вы, мистер Шарпитло, ступайте со мной для получения инструкций. Пожалуй, можно кое-что извлечь из показаний Батлера насчет неизвестного джентльмена. Кому это понадобилось шататься по Королевскому парку и называть себя дьяволом, на страх добрым людям, которые слышат про дьявола только в воскресной проповеди? Не думаю, однако, чтобы наш проповедник был повинен в подстрекательстве к мятежу, хотя было время, когда эта порода то и дело что-нибудь затевала.
- То время давно миновало, - сказал мистер Шарпитло. - При моем отце действительно властям было больше хлопот с неприсягнувшими священниками да с их молельнями в Баухеде и на площади Ковенанта - а по-ихнему, в "шатрах Кидара", - чем теперь с ворами в Лэй Калтоне и на задворках Кэнонгейта. Но это дело прошлое. Если бальи получит для меня полномочия от лорда-мэра, я сам поговорю с Папашей Рэтом. Думается, что я с ним полажу лучше вас.
В тот же день мистер Шарпитло, человек доверенный, получил широкие полномочия действовать по своему усмотрению на пользу Славному Городу. Он отправился в темницу и имел с Рэтклифом свидание наедине.
Встречи полицейского чиновника с преступником бывают, смотря по обстоятельствам, весьма различны. Отнюдь не всегда можно применить к чиновнику излюбленное сравнение с коршуном, бросающимся на добычу. Иногда служитель правосудия подобен кошке, подстерегающей мышь: не спеша схватив преступника, он тщательно следит за ним и так рассчитывает свои движения, чтобы не дать ему возможности ускользнуть. Иногда, вовсе не двигаясь, он пускает в ход чары, приписываемые гремучей змее, и довольствуется одним лишь пристальным взглядом, который неминуемо приводит трепещущую жертву в его пасть. Свидание Рэтклифа с Шарпитло было совсем особенное. Несколько минут они сидели друг против друга за небольшим столом и смотрели один на другого лукавым и проницательным взором, в глубине которого таился смех; они напоминали двух собак, которые, готовясь играть, припадают на передние лапы и в этой позе напряженно ждут, кто же начнет первый.
- Итак, мистер Рэтклиф, - сказал чиновник, считая, что начинать подобает ему, - вы уходите на покой, как я слышал?
- Да, сэр, - ответил Рэтклиф, - думаю подать в отставку; так и вашим людям будет спокойнее, а, мистер Шарпитло?
- Если бы Джок Долглейш (это был тогдашний эдинбургский палач) сделал свое дело, нам было бы еще спокойнее, - сказал следователь.
- Да, кабы я дожидался, когда он повяжет мне галстук… Но к чему об этом толковать, мистер Шарпитло?
- Вам, надо думать, известно, что вы все еще приговорены к смерти, мистер Рэтклиф? - спросил Шарпитло.
- Все мы там будем, как сказал почтенный священник в тюремной церкви в тот день, как бежал Робертсон; только никому не дано знать свой срок. А ведь так оно и вышло; вот уж небось не думал священник, что так верно скажет.
- Насчет Робертсона, - сказал Шарпитло, доверительно понижая голос. - Знаешь ли ты, Рэт… То есть можешь ли сказать, где бы о нем навести справки?
- Скажу вам начистоту, мистер Шарпитло. Робертсон - не нашего поля ягода. Это отчаянная голова, а только нашим промыслом он не занимается; так, позабавился разок-другой беспошлинным товаром, да вот еще впутался в это дело со сборщиком.
- Странно… А водит компанию с ворами.
- И все же это правда, клянусь честью, - сказал Рэтклиф серьезно.
- Он нашим делом не занимался. Вот Уилсон, тот напротив… С Уилсоном я не раз работал. Но не сомневайтесь: и Робертсон тем же кончит - это уж как пить дать.
- Кто же он таков? - спросил Шарпитло.
- Как видно, дворянин, хоть он и скрывает это; он и солдатом был, и актером, и где только еще не побывал - даром что молод.
- Да, немало он, должно быть, натворил дел.
- Ого! - сказал Рэтклиф, ухмыляясь. - А уж насчет девиц - сущий бес!
- Похоже на то, - сказал Шарпитло. - Ну, Рэтклиф, мне болтать недосуг. Как мне угодить - ты сам знаешь. А ты можешь нам быть полезен.
- Рад стараться, сэр. Ваше правило мне известно: что дашь, то и получишь, - сказал бывший мошенник.
- Сейчас для нас главное, - сказал представитель власти, - расследовать дело Портеуса. Если пособишь нам - можешь рассчитывать на должность тюремщика, а со временем и коменданта - понял?
- Как не понять, сэр! Я сызмала понятлив. А только насчет Портеуса - я ведь в то время сидел в камере смертников. Только и слышал, как Джок завизжал, - это он, значит, запросил пощады. Тут уж я посмеялся! Думаю себе: сколько раз ты меня хватал, куманек? Теперь сам узнаешь, почем фунт лиха.
- Ладно, Рэт, - сказал следователь. - Пустой болтовней ты не отделаешься. Хочешь получить должность, так говори дело. Дело говори - понимаешь?
- Как же мне говорить дело, - сказал Рэтклиф с видом простодушия, - когда я все время просидел в камере смертников?
- А как нам выпустить тебя на свободу, Папаша Рэт, если ты не хочешь ее заработать?
- Ладно, черт возьми, - ответил вор. - Коли так, скажу вам, что видал Джорди Робертсона среди тех, кто вломился в тюрьму. Ну как, зачтется это мне?
- Вот это другой разговор, - сказал представитель власти. - А как думаешь, Рэт, где его искать?
- Черт его знает, - сказал Рэтклиф, - вряд ли он вернулся на старые места. Скорее всего удрал за границу. У него повсюду знакомства, хоть он и беспутный. Как-никак человек с образованием.
- Виселица по нем плачет! - сказал мистер Шарпитло. - Шутка сказать! Убить полицейского при исполнении обязанностей! Он после этого на все способен. Так ты, говоришь, ясно его видел?
- Вот как сейчас вижу вашу милость.
- А как он был одет? - спросил Шарпитло.
- Этого не разглядел; на голове будто чепец бабий… Да в этой свалке как было разглядеть?
- Говорил он с кем-нибудь? - спросил Шарпитло.
- Все они там между собой говорили, - отвечал Рэтклиф, явно не склонный к дальнейшим показаниям.
- Так не годится, - Рэтклиф, - сказал следователь. - Ты говори начистоту, - и он выразительно постучал рукою по столу.
- Нелегко это, сэр, - сказал заключенный. - Кабы не должность тюремщика.
- А коменданта забыл? Можешь дослужиться до коменданта Толбута, но это, конечно, в случае примерного поведения.
- То-то и оно! - сказал Рэтклиф. - Легко ли? Примерное поведение! Да и место еще занято.
- Голова Робертсона тоже чего-нибудь стоит, - сказал Шарпитло. - И немалого стоит. Наш город за расходами не постоит. Вот тогда заживешь и безбедно и честно.
- Это как сказать, - промолвил Рэтклиф. - Неладно я что-то начинаю честный путь… Ну, да черт с ним! Так вот, я слышал, как он говорил с Эффи Динс, вот что обвиняется в детоубийстве.
- Неужто? Мы, кажется, напали на след… Значит, это он повстречался Батлеру в парке и хочет увидеться с Джини Динс у могилы Мусхета… Я готов биться об заклад, что он и есть отец ребенка…
- Пожалуй, что так, - сказал Рэтклиф, жуя табак и сплевывая табачную жвачку. - Я тоже слыхал, что он гулял с красивой девицей и даже хотел жениться на ней, да Уилсон отговорил…
Тут вошел полицейский и доложил Шарпитло, что женщина, которую он приказывал привести, доставлена в тюрьму.
- Сейчас, пожалуй, уже не нужно, - сказал тот. - Дело принимает другой оборот. А впрочем, введи ее, Джордж.
Полицейский вышел и тотчас вернулся, ведя высокую, стройную девушку лет двадцати, остриженную по-мужски и причудливо наряженную в синюю амазонку с потускневшими галунами, шотландскую шапочку с пучком сломанных перьев и красную камлотовую юбку, расшитую полинялыми цветами. Черты ее были грубоваты, но на некотором расстоянии, благодаря горящим черным глазам, орлиному носу и правильному профилю, казались довольно красивыми. Она взмахнула хлыстиком, который держала в руке, присела низко, точно придворная дама, выпрямилась тоже по всем правилам - как Тачстоун учил Одри - и первая начала разговор:
- Доброго вечера и доброго здоровья, любезный мистер Шарпитло! Здравствуй, Папаша Рэт! А я слыхала, что тебя повесили. Или ты ушел из рук Джока Долглейша, как Мэгги Диксон, которую так и прозвали: полуповешенная?
- Будет тебе, дурочка, - сказал Рэтклиф. - Ты лучше послушай, что тебе скажут.
- Слушаю, слушаю. Какая честь для бедной Мэдж! Провожатый весь в позументах! Ведут к мэру, к судье, к следователю, а весь город глядит. Вот уж можно сказать: дождалась чести!
- Да, да, Мэдж, - сказал Шарпитло вкрадчивым тоном, - а ты к тому же принарядилась. Ведь это твой праздничный наряд, верно я говорю?
- Верно, черт возьми! - сказала Мэдж. - Вот те на! - воскликнула она, увидев входящего Батлера. - И священник тут! А еще говорят, что гиблое место! Это, должно быть, ковенантер - терпит за правое дело, а мне оно надоело!
И она принялась напевать:
Гей, кавалеры! Гой, кавалеры!
Слышите вой? Слышите гул?
Это грохочет старик Вельзевул -
Оливер воет от страха.
- Вы не встречали прежде эту безумную? - спросил Шарпитло у Батлера.
- Не помню, чтобы встречал, сэр, - ответил Батлер.
- Так я и думал, - сказал следователь, взглянув на Рэтклифа, который ответил ему утвердительным кивком.
- А ведь это - Мэдж Уайлдфайр, как она себя называет, - продолжал он, обращаясь к Батлеру.