В руке господин Гонзаго держал большой конверт, запечатанный тремя печатями, болтавшимися на шелковых шнурках. Когда горбун увидел конверт, глаза его расширились, кровь прихлынула к бледному лицу. Но он не шелохнулся и продолжал заниматься своим делом, не отводя глаз от Пероля и Гонзаго.
- Что поделывает принцесса? - осведомился Гонзаго.
- Принцесса всю ночь не сомкнула глаз, - ответил фактотум. - Камеристка слышала, как она все твердила: "Я переверну вверх дном весь Париж! Я ее найду!"
- О Боже! - тихо проговорил Гонзаго. - Если она увидит девушку с Певческой улицы, все пропало!
- А она похожа на отца? - поинтересовался Пероль.
- Сам увидишь: как две капли воды. Ты помнишь Невера?
- Да, он был красив, - ответил Пероль.
- Эта девушка явно его дочь и хороша, словно ангел. Тот же взгляд, что у Невера, та же улыбка.
- Так она еще улыбается?
- Она сейчас вместе с доньей Крус - они ведь знакомы, и та ее утешает. Какой она еще ребенок! Будь у меня такая дочь, друг мой Пероль, я… Впрочем, все это ерунда. В чем я должен раскаиваться? Разве я причиняю зло ради зла? У меня есть цель, и к ней я иду. А если встречаю препятствия…
- Тем хуже для препятствий! - с улыбкой закончил Пероль.
Тыльной стороной ладони Гонзаго провел по лбу. Пероль коснулся пальцем запечатанного конверта.
- Ваше высочество полагает, мы нашли то, что нужно?
- Сомневаться не приходится, - ответил принц. - На конверте печати Невера и приходской церкви Келюс-Тарридов.
- Вы полагаете, что там страницы, вырванные из метрической книги?
- Я в этом уверен.
- Вы все же могли бы проверить, ваше высочество: вскройте конверт.
- Да ты что? - вскричал Гонзаго. - Сломать нетронутые печати? Господи, да каждая из них стоит дюжины свидетелей. Мы сломаем их, друг мой Пероль, когда придет время представить семейному совету истинную наследницу Невера.
- Истинную? - невольно переспросил фактотум.
- Ту, которая истинна для нас. И тогда мы достанем из конверта все доказательства.
Пероль поклонился. Горбун продолжал сверлить их взглядом.
- Но что мы будем делать, - продолжал фактотум, - с другой девушкой, я имею в виду ту, у которой взгляд и улыбка Невера?
- Чертов горбун! - воскликнул в этот миг делец, подписывавший документ на спине Ионы. - Стой спокойно, не шевелись!
Горбун и впрямь, сам того не желая, невольно дернулся, словно хотел подойти к Гонзаго поближе. Принц задумался.
- Я думал об этом, - проговорил он, размышляя вслух. - А ты, друг мой Пероль, что сделал бы с нею на моем месте?
Фактотум заулыбался своею подленькой, уклончивой улыбкой. Гонзаго все понял и сказал:
- Нет, этого я не хочу. У меня появилась другая мысль. Скажи: кто из наших приверженцев самый нищий?
- Шаверни, - не задумываясь ответил фактотум.
- Да стой ты тихо, горбун! - закричал новый делец.
- Шаверни, - повторил Гонзаго, и лицо его прояснилось. - Я люблю этого мальчика, но он меня немного смущает, а так мне удастся от него избавиться.
3. ПРИЧУДЫ ГОРБУНА
Закончив дележ добычи, наши удачливые спекулянты Тарани, Альбре и прочие снова появились в толпе. Все они сильно выросли в глазах окружающих. Дельцы смотрели на них с уважением.
- А где ж он, наш милый Шаверни? - спросил Гонзаго. Только Пероль собрался ответить, как толпа забурлила.
Все бросились к крыльцу, куда двое гвардейцев тащили за волосы какого-то бедолагу.
- Фальшивая! - раздавались крики. - Она фальшивая!
- Подделывать кредитный билет гнусно!
- Это осквернение символа общественного благосостояния!
- Это мешает сделкам! Губит коммерцию!
- В воду этого жулика! В воду!
Пухленький откупщик Ориоль, Монтобер, Таранн и другие надрывались что было мочи. Быть безгрешным, чтобы бросить камень первым, - это ценилось во времена Спасителя. Полуживого от страха беднягу подвели к Гонзаго. Преступление жулика заключалось в том, что он пытался продать белую акцию за голубую, чтобы положить в карман небольшую разницу в курсах, которая установилась на этот час.
- Сжальтесь! Сжальтесь! - вопил он. - Я не понимал, что совершаю большое преступление!
- Ваша светлость, - проговорил Пероль, - нам тут только мошенников не хватало.
- Его следует примерно наказать, ваша светлость, - добавил Монтобер.
Толпа продолжала бесноваться:
- Безобразие! Позор! Жулик! Негодяй! Наказать его!
- Пусть его выкинут отсюда, - отведя глаза, решил Гонзаго.
Толпа тут же вцепилась в бедолагу и закричала:
- В реку! В реку его!
Было пять часов вечера. На улице Кенкампуа зазвенел колокол, возвещающий о закрытии биржи. Случавшиеся ежедневно ужасные происшествия вынудили власти запретить торговлю акциями после захода солнца. В этот последний момент исступление обычно достигало апогея. Начиналась настоящая схватка. Люди вцеплялись друг другу в глотку. Шум достигал такой силы, что превращался просто-напросто в рев.
Неизвестно, зачем ему это было надо, но горбун не сводил глаз с принца Гонзаго. До его ушей долетело имя Шаверни.
- Сейчас закроют! Уже закрывают! - слышались выкрики в толпе. - Скорее! Скорее!
Если бы у Эзопа II, он же Иона, было несколько дюжин горбов, какое он сколотил бы себе состояние!
- Вы хотели мне что-то сказать насчет маркиза де Шаверни? - осведомился Пероль.
Между тем Гонзаго покровительственно и надменно кивал своим приближенным. Со вчерашнего дня он еще более вырос в глазах тех, кто подвергся унижению.
- Шаверни? - рассеянно переспросил он. - Ах, да, Шаверни. Напомни мне немного позже, что я должен поговорить с этим горбуном.
- А девушка? Не опасно ли держать ее в домике?
- Крайне опасно. Но долго она там не пробудет. Я обдумаю, что с ней дальше делать, за ужином, друг мой Пероль. Устроим небольшую вечеринку для узкого круга у доньи Крус. Вели там все приготовить.
Принц шепнул еще несколько слов Перолю на ухо, тот поклонился и проговорил:
- Этого достаточно, ваша светлость.
- Эй, горбун! - воскликнул некий раздосадованный делец. - Чего ты все топчешься, как лошадь! Господи, нам лучше снова позвать сюда Кита.
Пероль откланялся и пошел, но Гонзаго окликнул его:
- И отыщите мне Шаверни, живого или мертвого! Я хочу его видеть.
Горбун снова качнул горбом, на котором как раз подписывалась очередная бумага.
- Я устал, - проговорил он. - Уже звонят. Мне нужно отдохнуть.
Колокол продолжал гудеть; появились привратники, звеня связками огромных ключей. Несколько минут спустя в саду был слышен лишь скрежет запираемых замков. У каждого биржевика был свой замок, и нераспроданные или необмененные товары оставались на ночь в клетушках. Охранники поторапливали тех, кто еще не ушел.
Наши спекулянты - Навайль, Таранн, Ориоль и компания, сняв шляпы, окружили Гонзаго. Принц неотрывно смотрел на горбуна, который сидел на земле у дверей своей будки и, казалось, не собирался никуда уходить. Он мирно пересчитывал содержимое своей кожаной сумы и - по крайней мере, с виду - получал от этого занятия огромное удовольствие.
- Утром мы заходили осведомиться о вашем здоровье, кузен, - сообщил Навайль.
- И были счастливы узнать, - добавил Носе, - что вы не чувствовали особой усталости после вчерашнего праздника.
- Кое от чего устаешь гораздо сильнее, нежели от удовольствий, господа. От тревоги, к примеру.
- Да уж, - проговорил Ориоль, во что бы то ни стало жаждавший вставить и свое словечко. - Да уж, тревога… Я-то знаю… Когда человек озабочен…
Обычно Гонзаго изображал из себя славного малого и приходил на помощь запутавшемуся придворному, но на сей раз он позволил Ориолю потерять нить рассуждений.
Горбун сидел и улыбался. Закончив считать деньги, он загнул верх своей сумы и тщательно завязал ее веревкой. После этого он полез было в свою конуру.
- Постой, Иона, - остановил его привратник, - ты что, собираешься здесь ночевать?
- Да, друг мой, - ответил горбун, - я принес сюда все, что нужно.
Привратник расхохотался. Его примеру последовали и развеселые господа, один принц Гонзаго оставался необычайно серьезен.
- Хватит! - отрезал страж. - Довольно шутить, недомерок! Убирайся отсюда, и поживее!
Горбун захлопнул дверь у него под носом. Стражник принялся колотить в нее ногою, тогда горбун высунул свое бледное лицо в круглое окошко под крышей.
- Справедливости, ваша светлость! - воскликнул он.
- Справедливости! - принялись вторить ему весельчака
- Жаль, что здесь нет Шаверни, - заметил Навайль. - Мы поручили бы ему вынести столь важный приговор.
Гонзаго поднял руку, призывая к молчанию.
- Каждый должен покинуть сад, когда звонят в колокол. Таково правило.
- Ваша светлость, - ответствовал Эзоп II, он же Иона, по-деловому и четко, словно адвокат, высказывающий свое мнение, - если изволите обратить внимание, у меня здесь положение иное, нежели у других. Другие не взяли внаем конуру вашей собаки.
- Неплохо придумано! - воскликнули одни.
- Но кто это докажет? - усомнились другие.
- Медор, - ответил горбун. - Скажите, разве он не ночевал всегда в своей конуре?
- Остроумно! И весьма!
- Если, как я могу с легкостью доказать, Медор ночевал в конуре, то я, завладевший посредством суммы в тридцать тысяч ливров его правами и привилегиями, буду поступать так же, как он, и не уйду отсюда, если только меня не выставят силой.
На этот раз Гонзаго тоже улыбнулся и выразил свое согласие величавым кивком. Сторож ушел.