На луврской часовне пробило пять. Начало светать. Медленно, очень медленно горбун, опираясь на руки, сел. Ему удалось расстегнуть черный шерстяной плащ, снять его и стащить оказавшийся под ним белый атласный полукафтан, весь пропитанный кровью. Этот роскошный, но страшно измятый полукафтан в сущности приостановил кровь, сочившуюся из глубокой раны.
С кряхтеньем и стонами горбун дополз до шкафа, где было свежее белье и кувшин с водой.
Теперь он мог хотя бы промыть рану, кровью из которой был пропитан полукафтан.
Полукафтан принадлежал Лагардеру, но рана кровоточила на плече у горбуна.
Он, как сумел, перевязал ее и глотнул воды. Затем присел на корточки: ему немного полегчало.
- Вот так! - прошептал он. - Теперь я один. У меня отняли все - и оружие, и сердце!
Отяжелевшая голова упала на руки. Через несколько мгновений он приподнял ее и проговорил:
- Господи, не оставляй меня! За двадцать четыре часа я должен вновь сделать то, чему посвятил восемнадцать лет!
5. БРАЧНЫЙ КОНТРАКТ
1. И СНОВА ЗОЛОТОЙ ДОМ
В особняке Гонзаго работа не прекращалась всю ночь. Все клетушки были закончены. Наутро явились купцы, чтобы обставить свои четыре квадратных фута. Большая зала тоже была поделена на каморки, в ней стоял острый запах свежестроганых еловых досок. В саду тоже все было переделано. От роскошных аллей не осталось и следа. Лишь тут и там торчало несколько изуродованных деревьев, да на углах улочек, возникших между рядами лачуг, которые появились на месте цветников, кое-где виднелись статуи.
В центре небольшой площади, неподалеку от бывшей конуры Медора и прямо напротив крыльца, виднелась статуя Целомудрия на мраморном пьедестале. Случай - большой насмешник. Кто знает, не появится ли в грядущие века на месте нашей нынешней биржи какой-нибудь незамысловатый памятник?
К рассвету все было готово. Появились и маклеры. Искусство биржевой игры находилось еще в зародыше, но это уже было искусство. Люди волновались, метались, продавали, покупали, жульничали, крали - короче, проворачивали дела.
Окна принцессы Гонзаго, выходившие в сад, были закрыты толстыми ставнями. На окнах же принца были шелковые, шитые золотом занавески. Ни принц, ни принцесса еще не выходили. Господин де Пероль, покои которого были на самом верху, лежал в постели, но не спал. Он только что подсчитал барыш за прошлый день и присовокупил его к содержимому весьма почтенного вида шкатулки, стоявшей у его изголовья. Он был богат, этот преданный господин Пероль, он был скуп или, вернее, жаден, поскольку страстно любил деньги именно за то, что с их помощью можно добыть столько приятных вещей.
Нет нужды говорить, что он был начисто лишен предрассудков. Он загребал обеими руками и рассчитывал к старости сделаться очень важным вельможей. Это был своего рода аббат Дюбуа, но принадлежащий Гонзаго. Аббат Дюбуа, принадлежавший регенту, хотел стать кардиналом. Мы не знаем в точности, до каких пределов простиралось честолюбие немногословного господина де Пероля, однако к тому времени в Англии уже был изобретен новый титул: "Milord Million". Скорее всего, Пероль хотел стать "его светлостью Миллионом".
В этот утренний час к нему с докладом явился Жандри.
Он рассказал, как два эти несчастные новичка, Ориоль и Монтобер, донесли труп Лагардера до моста Марион и там бросили в реку. Половину денег, отпущенных его хозяином для расплаты с негодяями, Пероль присвоил себе. Он рассчитался с Жандри и отправил его прочь, но тот перед уходом проговорил:
- Нынче добрых молодцов найти не так-то легко. А у вас под окном стоит бывший солдат моей роты, на которого можно при случае положиться.
- Как его зовут?
- Его все называют Китом. Он силен и глуп, как бык.
- Найми его, - велел Пероль. - Это на всякий случай, я надеюсь, что с насилием мы покончили.
- Надеюсь, что нет, - ответил Жандри. - Так я его лучше найму.
Он спустился в сад, где Кит, стоя на своем посту, тщетно пытался бороться со своим счастливым и все больше входившим в моду соперником Эзопом II, или Ионой.
Пероль встал и отправился к хозяину. Там он с удивлением обнаружил, что его опередили. Принц Гонзаго давал аудиенцию нашим друзьям, Плюмажу-младшему и брату Галунье; несмотря на ранний час, оба, вычищенные и свеженькие, уже явились на службу.
- Послушайте, ребята, - завидев их, осведомился Пероль, - чем вы занимались вчера во время праздника?
Галунье пожал плечами, а Плюмаж отвернулся.
- Насколько для нас почетно и радостно служить его светлости, - проговорил Плюмаж, - настолько противно иметь дело с вами, сударь. Не так ли, сокровище мое?
- Друг мой, - ответил Галунье, - ты читаешь в моем сердце.
- Вы меня слышали, - заговорил Гонзаго, который выглядел усталым. - Сегодня же утром вы должны внести в это дело ясность, добыть осязаемые доказательства. Я хочу знать, жив он или мертв.
Плюмаж и Галунье поклонились на учтивый и изысканный манер, благодаря которому они снискали славу самых изысканных головорезов Европы. Они быстро прошли мимо Пероля и удалились.
- Позвольте вас спросить, ваше высочество, - промолвил побледневший Пероль. - О ком это вы изволили говорить - жив или мертв?
- О шевалье де Лагардере, - ответил Гонзаго; его гудевшая голова упала на подушку.
- Но почему вы сомневаетесь? - спросил изумленный Пероль. - Я же только что расплатился с Жандри.
- Жандри порядочный жулик, а ты начинаешь стареть, Пероль. Нам служат скверно. Пока ты спал, я все утро работал. Видел Ориоля и Монтобера. Почему наши люди не сопровождали их до самой Сены?
- Своей цели вы достигли Вы же сами решили, ваша светлость, заставить своих друзей…
- Друзей! - воскликнул Гонзаго с таким презрением, что Пероль онемел. - Я сделал правильно, и ты не ошибся: это мои друзья. Дьявольщина! Они должны верить, что ходят у меня в друзьях! Кого можно использовать напропалую, если нет друзей? Я хочу их приручить - понимаешь? Привязать к себе тройным узлом, приковать цепями. Если бы у господина Горна была сотня таких болтунов, регенту пришлось бы заткнуть уши. Всем другим делам регент предпочитает отдых. Я, конечно, не очень-то опасаюсь графа Горна, однако…
Он замолк, увидев, что Пероль смотрит на него во все глаза.
- Боже! - воскликнул он с деланным смехом. - У него уже душа в пятки ушла!
- Неужто вам есть чего опасаться со стороны регента? - спросил Пероль.
- Послушай, - приподнявшись на локте, отвечал Гонзаго, - Богом клянусь: если я попаду в беду, ты будешь повешен!
Пероль попятился. Глаза вылезли у него из орбит. Внезапно Гонзаго весело рассмеялся.
- Ну, ты всем трусам трус! - воскликнул он. - Никогда в жизни я не занимал столь сильного положения при дворе, как теперь, но всякое бывает. Я хочу принять меры на случай нападения. Мне нужно, чтобы вокруг меня были не друзья - друзей теперь нет, - а рабы, причем рабы не купленные, а прикованные ко мне цепями, существа, живущие лишь моим дыханием, если можно так выразиться, и знающие, что они погибнут вместе со мной.
- Что касается меня, - проговорил, запинаясь, Пероль, - ваша светлость может не сомневаться…
- Это так, ты давно уже у меня в руках, но вот остальные… А ты знаешь, что в этой шайке есть люди знатных фамилий? Такие люди - истинный щит для меня. В жилах у Навайля течет герцогская кровь, Монтобер в родстве с семейством Моле де Шанплатре, это дворяне мантии, чей голос гудит, словно колокол собора Парижской Богоматери Шуази - кузен Мортемара, Носе - родственник Лозена, Жиронн - приверженец Челламаре, Шаверни - принцев Субизов.
- Да, но этот… - перебил хозяина Пероль.
- Этот, - отозвался Гонзаго, - будет привязан точно так же, как и все остальные, только бы найти подходящую цепь. Но если мы ее не найдем, - помрачнев, продолжал он, - тем хуже для него. Однако продолжим: Таранна опекает лично господин Лоу, это чучело Ориоль - племянник статс-секретаря Леблана, Альбре называет господина де Флери своим кузеном. Даже этот толстяк, барон де Батц, вхож к принцессе Палатинской. Будь уверен, я выбирал себе людей с разбором. С помощью Вомениля я могу извлечь пользу из герцогини Беррийской, с помощью малыша Савеза - из аббатиссы де Шель. Проклятье! Я прекрасно знаю, что они все продадут меня за тридцать сребреников, все как один, но со вчерашнего вечера они у меня в руках, а завтра утром будут у ног. Откинув одеяло, Гонзаго выскочил из постели.
- Туфли! - приказал он.
Пероль мгновенно встал на колени и весьма нежно обул своего хозяина. Затем он помог Гонзаго надеть халат. Это была тончайшая бестия.
- Я говорю тебе все это потому, Пероль, - продолжал Гонзаго, - что ты тоже мой друг.
- О, ваша светлость! Как вы можете равнять меня со всеми этими людьми?
- Вовсе нет! Среди них нет ни одного, кто этого бы заслуживал, - возразил принц с горькой улыбкой, - но я держу тебя так крепко, друг мой, что могу говорить с тобой, словно с исповедником. Иногда человеку нужно исповедаться, это известно. Итак, мы говорили, что нам нужно связать их по рукам и ногам. Пока я только накинул веревку им на шею, теперь ее следует затянуть. Сейчас ты сам поймешь, как нужно спешить: этой ночью нас предали.
- Предали? - вскричал Пероль. - Но кто?
- Жандри, Ориоль и Монтобер.
- Это невозможно!
- Все возможно, покуда веревка не начнет их душить.
- А как вам удалось узнать, ваша светлость? - спросил Пероль.