Принцесса пошла прочь. Но едва она дошла до конца аллеи, как улыбка слетела с ее губ. Женщина пустилась бегом по саду, повторяя, как безумная:
Я верну свою дочь! Она будет со мной! Никогда, никогда в жизни она не увидит больше этого человека!
Принцесса бежала в сторону флигеля, занимаемого регентом.
Лагардер был тоже, как безумный, - но от радости, признательности и нежности.
- Не теряйте надежды! - бормотал он. - Я прекрасно слышал, она так и сказала: "Не теряйте надежды!" О, как я ошибся в этой праведнице! Не теряйте надежды! Да разве я просил у нее так много? А я еще пытался торговать ее счастьем, не доверял ей, считая, что она недостаточно сильно любит свою дочь! О, как я буду ее лелеять! Как я буду счастлив вернуть ей дочь!
Лагардер быстрым шагом пошел по аллее и вскоре очутился возле пруда; там было темно и пустынно. Несмотря на охватившее его радостное возбуждение, он не преминул убедиться в том, что за ним никто не следит. Сворачивая несколько раз на боковые тропинки и возвращаясь бегом, шевалье добрался наконец до окруженного деревьями жилища мэтра Лебреана.
Прежде чем войти, Лагардер внимательно огляделся по сторонам. За ним никто, похоже, не шел. В саду вокруг домика никого не было. Он лишь услышал чьи-то торопливые шаги возле индейского вигвама, находившегося неподалеку. Но вскоре затихли и они. Момент был подходящий. Лагардер вставил ключ в скважину, открыл дверь и вошел.
Сначала он не заметил мадемуазель де Невер, позвал, но никто ему не ответил. Однако вскоре, в свете стоявшего неподалеку от него канделябра, он увидел Аврору, которая приникла к окну и, казалось, к чему-то прислушивалась. Он снова позвал ее. Аврора оторвалась от окна и бросилась к нему.
- Кто эта женщина? - воскликнула она.
- Какая женщина? - удивился Лагардер. - Которая только что была с вами.
- Откуда вы знаете, Аврора?
- Эта женщина - ваш враг, правда, Анри? Ваш смертельный враг!
Лагардер улыбнулся.
- Почему вы думаете, Аврора, что она мой враг? - спросил он.
- Вы улыбаетесь, Анри? Значит, я ошиблась, вот и хорошо. Оставим это. Лучше скажите мне поскорее, почему среди веселого праздника я сидела здесь, словно в тюрьме? Вы меня стыдитесь? Я недостаточно хороша собой?
Девушка кокетливо откинула капюшон домино и открыла свое очаровательное личико.
- Недостаточно хороша? - вскричал Лагардер. - Вы, Аврора?
В его голосе слышалось восхищение, однако, следует признать, несколько рассеянное.
- Как вы это сказали! - печально прошептала девушка. - Анри, вы что-то от меня скрываете, вы чем-то опечалены, озабочены. Вчера вы пообещали мне, что сегодня я все узнаю, но пока я осведомлена не больше вчерашнего.
Лагардер, глубоко задумавшись, смотрел ей в лицо.
- Но я не жалуюсь, - с улыбкой продолжала Аврора. - Вы здесь, и я уже забыла о долгих часах ожидания, я снова счастлива. Наконец-то вы покажете мне бал…
- Бал уже закончился, - промолвил Лагардер.
- И верно: уже не слышно веселых аккордов, которые доносились сюда и дразнили бедную затворницу. Мимо домика уже давно никто не проходил, не считая этой женщины.
- Аврора, - озабоченным тоном прервал ее Лагардер, - скажите, прошу вас, почему вы решили, что эта женщина - мой враг?
- Вы меня пугаете! - воскликнула девушка. - Так это правда?
- Отвечайте, Аврора! Она проходила здесь одна?
- Нет, она разговаривала с каким-то вельможей в богатом и ярком наряде. У него еще крест-накрест на груди была голубая лента.
- Она называла его по имени?
- Она назвала ваше имя. Поэтому я и спросила, не с ней ли, случаем, вы только что расстались.
- Скажите, Аврора, вы слышали, что она говорила, проходя под окнами?
- Лишь несколько слов. Она сердилась и была похожа на сумасшедшую. "Ваше высочество", - говорила она…
- Ваше высочество? - переспросил Лагардер.
- "Если Ваше королевское высочество мне не поможет…"
- Выходит, это был регент! - вздрогнув, проговорил Лагардер.
Аврора захлопала в свои крошечные ладошки, словно ребенок.
- Регент! - воскликнула она. - Я видела регента!
- "Если ваше королевское высочество мне не поможет…" - повторил Лагардер. - А дальше?
- Дальше? Дальше я не расслышала.
- А мое имя она произнесла после этого?
- Нет, раньше. Я стояла у окна, и мне почудилось, что я услышала ваше имя, Анри. Она была еще далеко. А когда подошла поближе, то сказала: "Сила! Чтобы совладать с его неукротимой волей, нужна только сила!"
- Ах, вот как? - произнес Лагардер, и руки его бессильно повисли. - Значит, она так сказала?
- Да, именно так.
- Вы хорошо расслышали?
- Хорошо. Но почему вы так побледнели, Анри, почему так засверкали ваши глаза?
И верно: Лагардер стал бледен как мел, глаза его метали молнии.
Ему словно приставили острие кинжала прямо к сердцу; боль была нестерпимой.
Вдруг краска залила его лицо.
- Насилие! - едва сдерживаясь, проговорил он. - Хитрость, а теперь насилие! Какой эгоизм! Какая извращенная душа! Воздавать добром за зло - так поступают святые и ангелы. Злом за зло и добром за добро - это человеческая справедливость. Не воздавай злом за доброе, это - клянусь Иисусом! - позор и гнусность! Такая мысль могла родиться лишь в преисподней! Она меня обманула! Теперь я понимаю, меня хотят победить числом, разлучить нас…
- Разлучить нас? - переспросила Аврора, подскочив, как молодая львица. - Кто? Эта гадкая женщина?
- Аврора, - положив руку на плечо девушке, проговорил Лагардер, - говорить дурно об этой женщине нельзя.
У шевалье было такое странное выражение лица, что Аврора в испуге попятилась.
- Господи Боже мой! - вскричала она. - Да что с вами?
Она вновь подошла к Анри, который стоял, обхватив голову руками, и хотела броситься ему на шею. Но он с каким-то испугом оттолкнул девушку.
- Оставьте! Оставьте меня! - вскричал он. - Это ужасно! Над нами и вокруг нас тяготеет проклятье!
На глазах у Авроры выступили слезы.
- Вы меня больше не любите, Анри, - пролепетала она. Лагардер взглянул на нее. В этот миг он походил на сумасшедшего. Ломая руки, он горько рассмеялся.
- Ах, теперь я ничего не знаю! - вымолвил шевалье, пошатываясь как пьяный; его разум и воля были сломлены. - Клянусь честью, я ничего не знаю! Что там, у меня в сердце? Ночь? Пустота? Любовь и долг - что я должен выбрать, скажи мне, моя совесть!
Он рухнул на стул и забормотал тоном слабоумного:
- Совесть, совесть, скажи: долг или любовь? Смерть или жизнь? Есть у этой женщины право или нет? А у меня оно есть?
Аврора не слушала бессвязные слова своего друга. Но она видела его отчаяние, и сердце ее разрывалось.
- Анри, Анри, - принялась она успокаивать Лагардера, опустившись перед ним на колени.
- Им не удастся купить мое священное право, - продолжал Лагардер, лихорадочное возбуждение которого сменил упадок сил. - Не купят, даже ценою жизни. А я отдал свою жизнь, это так. Что мне должны за это? Да ничего.
- Ради Бога, Анри, мой Анри, успокойтесь, объясните, в чем дело!
- Ничего! Я сделал это не для того, чтобы кто-то оказывался у меня в долгу! Что стоит моя преданность! Безумство!
Аврора схватила Лагардера за руки.
- Безумство! - яростно повторил он. - Я строил на песке, и порыв ветра разрушил хрупкое здание моей надежды, моя мечта канула в вечность!
Он не чувствовал ни нежного прикосновения пальцев Авроры, ни ее горячих слез, катившихся у него по руке.
- Я приехал сюда, - бормотал Анри, утирая лоб, - зачем? Разве я здесь кому-нибудь нужен? Кто я такой? Разве эта женщина не права? Я говорил громко, словно безумный… Кто мне сказал, что вы будете со мною счастливы?.. Вы плачете?
- Я плачу, потому что вы не в себе, Анри, - пролепетала бедняжка.
- Если вы заплачете потом, я умру.
- Но почему я потом должна заплакать?
- Откуда мне знать? Аврора, разве можно узнать женское сердце? Разве я сам знаю, любите вы меня или нет?
- Люблю ли я вас? - горячо и порывисто воскликнула девушка.
Анри жадно смотрел на нее.
- И вы спрашиваете, люблю ли я вас? - повторила девушка. - Вы, Анри, спрашиваете?
Лагардер закрыл ладонью ей рот. Она поцеловала его пальцы, и он отдернул руку, словно обжегся.
- Простите меня, - проговорил Лагардер, - я потрясен. И тем не менее мне следует знать. Вы не знаете себя, Аврора, а я вот должен. Послушайте меня и подумайте хорошенько: речь идет о счастье и горе всей нашей жизни. Умоляю, отвечайте, как велит вам совесть и сердце.
- Я отвечу вам, как ответила бы отцу, - сказала Аврора. Лагардер сделался мертвенно-бледен и закрыл глаза.
- Не называйте меня так, - пробормотал он так тихо, что Аврора его едва расслышала. - Никогда не называйте! Боже, - продолжал он, подняв повлажневшие глаза, - это единственное слово, которым я приучил ее себя называть. Да и кого она видит во мне, если не отца?
- О, Анри… - начала Аврора, которую неожиданный румянец сделал еще прелестнее.
- Когда я был ребенком, - размышлял вслух Лагардер, - тридцатилетние мужчины казались мне стариками.
Мягким и чуть дрожащим голосом он спросил:
- Сколько, по-вашему, мне лет, Аврора?
- Какая мне разница, сколько вам лет, Анри!
- Но я хочу знать, что вы обо мне думаете. Так сколько же?
В эти секунды Лагардер был похож на обвиняемого, который ждет приговора.
У любви, этой грозной и могучей страсти, бывает порой странный оттенок ребячества. Аврора опустила взор, грудь ее вздымалась.