- Так это не ваше дело? - продолжал он уже более вкрадчиво. - Вы желаете, чтобы я говорил только за себя? Так вот: клянусь Господом, мои добродетельные друзья, что это ваше дело, самое крупное и серьезное ваше дело, единственное в данный момент. Я угостил вас пирогом, вы жадно впились в него, и тем хуже для вас, если пирог оказался отравленным! Теперь горечи во рту у вас будет не меньше, чем у меня. Вот это и зовется высокой нравственностью, или я ничего в этом не смыслю - а, барон де Батц, строгий наш философ? Вы цепляетесь за меня, а зачем? Затем, чтобы подняться так же высоко, как я. Так поднимайтесь же, черт бы вас драл, поднимайтесь! Что, кружится головка? Ничего, поднимайтесь, поднимайтесь выше, до самой плахи!
Слушателей Гонзаго пробрала дрожь. Они не сводили глаз с его страшного лица.
Ориоль, коленки которого стучали друг о дружку, невольно повторил последние слова принца:
- До самой плахи!
Гонзаго бросил на него взгляд, полный невыразимого презрения.
- А тебя, негодяй, ждет веревка, - сурово заметил он. Затем, повернувшись к Навайлю, Шуази и остальным, он насмешливо поклонился и добавил:
- Но вас, господа, поскольку вы все дворяне…
Не закончив фразу, принц остановился и посмотрел на своих приверженцев. Затем, не в силах более сдерживать переполнявшее его презрение, он воскликнул:
- Ты же дворянин, Носе, сын доброго солдата и биржевой маклер! И ты, Шуази, и ты, Монтобер, и ты Навайль! И ты тоже дворянин, барон де Батц!
- Проклятье! - буркнул последний.
- Молчи, паяц! Господа, вы только посмотрите на себя - и не со смехом, как авгуры в древнем Риме, а так, чтобы не покраснеть до корней волос! Вы - дворяне? Да нет, вы ловкие финансисты, куда увереннее действующие пером, нежели шпагой. Сегодня вечером…
Выражение на лице принца изменилось. Он медленно двинулся вперед. Ни один из слушавших его не попятился.
- Сегодня вечером, - уже тише продолжал Гонзаго, - будет недостаточно темно, чтобы не была заметна ваша бледность. Посмотрите, как вы трясетесь, волнуетесь, словно попали в западню между моей победой и поражением. Но моя победа станет и вашей победой, а мое поражение вас погубит.
Принц остановился у двери, которая вела в переднюю, где находились гвардейцы регента, и положил ладонь на ручку.
- Я все сказал! - холодно проговорил он. - Раскаяние загладит все, а вы, по-моему, уже начинаете задумываться. А чтобы стать мучениками, вам достаточно переступить этот порог. Ну, так как: открывать дверь или нет?
Ответом на этот вопрос было молчание.
- Что нужно делать, ваша светлость? - первым нарушил его Монтобер.
Гонзаго одного за другим смерил своих соратников взглядом.
- А что скажете вы, кузен Навайль? - осведомился он.
- Как прикажете, ваша светлость, - ответил тот, побелев как мел и потупя глаза.
Гонзаго протянул ему руку и, обратившись к остальным тоном отца, которому приходится отчитывать детей, проговорил:
- Глупцы, вот вы кто! Быть у входа в гавань и чуть не потонуть, побоявшись в последний раз взмахнуть веслом! Слушайте, что я вам скажу, и раскаивайтесь. Каким бы ни был исход сражения, я уже обеспечил ваше будущее: завтра вы станете первыми людьми в Париже или будете на пути в Испанию, нагруженные золотом и полные надежд. Король Филипп нас ждет, и кто знает, не покорит ли Альберони Пиренеи, но совсем не в том смысле, в каком намеревался это сделать Людовик Четырнадцатый? Сейчас, когда я говорю это, - перебил себя принц и посмотрел на часы, - Лагардера выводят из тюрьмы Шатле, чтобы препроводить в Бастилию, где должен совершиться последний акт драмы. Однако они не отправятся прямо туда: приговором предусмотрено публичное покаяние Лагардера перед гробницей де Невера. Против нас действует союз, состоящий из двух женщин и священника, тут шпаги вам не помогут. Третья женщина, донья Крус, колеблется - так, по крайней мере, я полагаю. Ей очень хочется стать благородной дамой, но не хочется, чтобы с ее другом приключилась беда. Но это несчастное орудие в чужих руках будет сломано. Две другие женщины - это принцесса Гонзаго и та, что выдает себя за ее дочь Аврору. Эта Аврора мне нужна, и поэтому я составил план, который поможет нам ее захватить. План заключается в следующем. Мать, дочь и священник будут ждать Лагардера в церкви Сен-Маглуар, причем Аврора наденет подвенечный наряд. Я догадался - и вы на моем месте легко сделали бы то же самое, - что речь идет о том, чтобы разыграть комедию и возбудить милосердие в регенте, то есть о свадьбе in extremis, после чего вдова-девственница бросится к ногам его королевского высочества. Этого не должно произойти. Вот первая часть нашей задачи.
- Нет ничего проще, - заметил Монтобер, - достаточно помешать им разыграть комедию.
- Вы будете там и преградите доступ в церковь. А вот в чем заключается вторая половина дела. Допустим, что судьба будет не на нашей стороне и нам придется спасаться бегством. Золота у меня хватит на всех, и, кроме того, даю вам слово, что у меня есть королевский приказ, с которым никаких преград для нас не будет.
Принц развернул документ и продемонстрировал подпись Вуайе-д'Аржансона.
- Но мне этого мало, - продолжал он, - мы должны увезти с собой живой выкуп, заложницу.
- Аврору де Невер? - послышались кругом голоса.
- Между нею и вами будет лишь дверь церкви.
- Но за этой дверью, - возразил Монтобер, - если счастье переменится, будет стоять Лагардер, не так ли?
- А перед Лагардером встану я! - торжественно заявил Гонзаго.
Резким движением он коснулся своей шпаги.
- Пришло время прибегнуть к этому средству, - продолжал он, - и мой клинок ничуть не хуже, чем его, господа. На нем - кровь де Невера!
Пероль отвернулся. По этому громкому признанию фактотум понял, что его хозяин сжигает корабли. Тут в прихожей послышался шум и голоса привратников:
- Регент! Регент!
Гонзаго отворил дверь в библиотеку.
- Господа, - сказал он, пожимая руки окружавшим его соратникам, - главное - хладнокровие! Через полчаса дело будет кончено. Если все пойдет как надо, от вас требуется лишь помешать им подняться по ступеням паперти. Если понадобится, взовите к толпе и кричите: "Святотатство!" Это одно из тех слов, что действуют всегда. Если дела сложатся не в нашу пользу, обратите внимание вот на что: с кладбища, где вы будете меня ждать, хорошо видны окна большой залы. Не спускайте с них глаз. Когда увидите, как подсвечник в окне трижды поднимется и опустится, взламывайте дверь - ив атаку! А через минуту после сигнала я уже буду в ваших рядах. Все понятно?
- Все, - прозвучал ответ.
- Тогда следуйте за Перолем, господа, он знает дорогу. Идите на кладбище через примыкающий к нему сад.
Соратники ушли. Оставшись один, Гонзаго утер пот со лба.
- Человек он или дьявол, - проворчал он, - но этот Лагардер сегодня свое получит!
С этими словами он направился в сторону передней.
- Неплохая игра для этого мелкого авантюриста, - заметил он, остановившись по пути перед зеркалом. - Голова найденного ребенка против головы принца! Что ж, сыграем теперь в эту лотерею!
В церкви Сен-Маглуар, дверь которой была заперта, принцесса Гонзаго поддерживала за талию свою дочь, на которой было белое подвенечное платье, фата и на голове - веночек из флердоранжа. Священник был в полном облачении. Донья Крус стояла на коленях и молилась. В тени виднелись три вооруженных человека. На церковных часах пробило восемь, и тут же вдали послышался звон колокола на Сент-Шапель, возвещавший о том, что приговоренного повезли в Бастилию.
Сердце принцессы разрывалось на части. Она взглянула на Аврору: та была белее мраморной статуи, но на губах у нее играла улыбка.
- Пора, матушка, - проговорила она. Принцесса поцеловала ее в лоб.
- Я знаю, я должна идти, - сказала она, - но мне кажется, что пока я держу тебя за руку, ты в безопасности.
- Сударыня, - подала голос донья Крус, - мы не спустим с нее глаз. Маркиз де Шаверни готов умереть, защищая ее!
- Битый туз! - пробормотал один из трех вооруженных мужчин. - Эта негодница даже не упомянула о нас, драгоценный мой!
Вместо того, чтобы направиться прямо к двери, принцесса подошла к группке, состоявшей из Шаверни, Плюмажа и Галунье.
- Ризы Господни! - не дав ей рта раскрыть, воскликнул гасконец. - Этот господинчик - настоящий черт, когда захочет, и он будет сражаться на глазах своей зазнобы. Ну, а мы - я имею в виду этого негодника Галунье и себя - мы готовы за Лагардера даже смерть принять. Ясное дело, битый туз! Так что ступайте по своим делам.