- Да не ворчи ты, - отозвалась цыганка, обнимая подругу. - Я улыбнулась, так как подумала, что ни за что не догадалась бы, какое это препятствие. Я ведь не принцесса.
- Господу было угодно, чтобы я была принцессой! - со слезами на глазах вскричала Аврора. - У благородных по рождению людей свои радости и страдания. Мне в мои двадцать лет благородство ничего не принесло перед смертью, кроме слез.
Девушка ласково прикрыла ладонью рот подруги, которая хотела что-то возразить, и продолжала:
- Я спокойна. Я верю в милость Господа, который подвергает нас испытаниям только на этом свете. Я говорю о смерти, но не бойся - я не стремлюсь приблизить свой смертный час. Самоубийство - неискупимый грех, который закрывает перед нами небесные врата. Если я не попаду на небо, где же я буду ждать Господа? Нет, о моей гибели должны позаботиться другие. И это не догадка, я просто знаю.
Донья Крус побледнела.
- Что ты знаешь? - спросила он.
- Сейчас я была здесь одна, - медленно заговорила Аврора, - и раздумывала о том, что только что тебе поведала, Да и о многом другом. Доказательств более чем достаточно. Меня ^похитили вчера, потому что я - мадемуазель де Невер; по той же причине принцесса Гонзаго так яро преследует моего друга Анри. И ты знаешь, Флор, эта последняя мысль начисто лишила меня мужества. Оказаться между ним и собственной матерью, двумя врагами - это для меня как нож острый. Неужто наступит час, когда мне придется выбирать? как знать… Я еще не ведала имени своего отца, но его душа у меня уже была. Впервые передо мною встало понятие долга, и голос его, голос долга, зазвучал во мне так же повелительно, как голос самого счастья. Вчера еще на земле не было ничего, что сумело бы разлучить меня с Анри, а сегодня…
- Сегодня? - переспросила донья Крус, увидев, что девушка умолкла.
Аврора отвернулась от нее и вытерла слезинку. Донья Крус с волнением вглядывалась в подругу. Цыганка легко и без сожалений рассталась с ослепительными иллюзиями, посеянными Гонзаго в ее душе. Она была словно просыпающийся ребенок, который еще улыбается красивому сну.
- Крошка моя, - продолжала она, - ты - Аврора де Невер, я верю. Немного найдется герцогинь, у которых есть дочери вроде тебя. Но ты только что произнесла слова, которые заставили меня встревожиться и даже испугаться.
- Какие слова? - спросила Аврора.
- Ты сказала: "О моей гибели должны позаботиться другие".
- А я и забыла, - отозвалась Аврора. - Я была здесь одна, голова у меня горела и раскалывалась, и эта горячка, должно быть, придала мне смелости: я вышла из комнаты и показанным тобою путем - по потайной лестнице, через коридор - добралась до будуара, где мы недавно с тобою были Там я приблизилась к двери, из-за которой тогда тебя звали. Шум уже утих. Я посмотрела в скважину. За столом не осталось ни одной женщины.
- Нас попросили удалиться, - объяснила донья Крус.
- А ты знаешь почему, милая Флор?
- Гонзаго сказал… - начала цыганка.
- Ах! - вздрогнула Аврора. - Так значит человек, который командовал остальными, и есть Гонзаго?
- Да, принц Гонзаго.
- Не знаю, что он вам сказал, - проговорила Аврора, - но это была ложь.
- Почему ты так думаешь, сестричка?
- Потому что скажи он правду, ты бы не пришла за мною, моя славная Флор.
- Так какова же она, эта правда? Ну, говори же, я просто схожу с ума!
Несколько мгновений Аврора молча сидела, задумчиво положив голову на грудь подруги.
- Заметила ли ты, - наконец проговорила она, - букеты цветов, которыми украшен стол?
- Конечно, они такие красивые.
- А Гонзаго не говорил тебе: "Если она откажется, то будет свободна?"
- Это его слова.
- Ну так вот, - положив ладонь на руку доньи Крус, продолжала Аврора, - когда я заглянула в скважину, говорил Гонзаго. Все были бледны, неподвижны и слушали его молча. Тогда я приложила к скважине ухо. И услышала… Дверь в комнате скрипнула.
- Ты услышала?.. - повторила донья Крус.
Аврора не ответила. В дверях появилась бледная и слащавая физиономия господина де Пероля.
- Ну, сударыни? - проговорил он. - Вас ждут.
Аврора тотчас же встала.
- Иду, - проговорила она.
Когда все трое поднимались по лестнице, донья Крус подошла вплотную к подруге и тихонько спросила:
- Ну, ответь же, что ты хотела сказать насчет цветов?
Аврора пожала ей руку и с тихой улыбкой ответила:
- Цветы красивы, ты это правильно сказала. Господин де Гонзаго галантен, как истый вельможа. Если я откажусь, то не только буду свободна, но и получу букет цветов.
Донья Крус пристально посмотрела на нее: она чувствовала, что за этими словами кроется нечто грозное и трагическое, но что - догадаться не могла.
- Браво, горбун! Мы выберем тебя королем выпивох!
- Держись, Шаверни! Не сдавайся!
- Шаверни вылил полбокала себе на жабо, это жульничество!
Принесли потребованные горбуном большие бокалы. Их появление исторгло радостный вопль. Это были два громадных сосуда богемского хрусталя, в которых подавали прохладительное питье. Каждый вмещал добрую пинту. Горбун вылил в свой бокал целую бутылку шампанского. Шаверни хотел последовать его примеру, но руки у него уже дрожали.
- Ты что, маркиз, хочешь, чтоб я потеряла пять "внучек"? - воскликнула Нивель.
- Как бы славно у нашей Нивель получились слова: "Пусть он умрет!" - заметил Навайль.
- А, черт! - отозвалась дочь Миссисипи. - Деньги ведь заработать непросто!
Зрители заключили множество пари, и многие были согласны с Нивель. Когда Флери, которая об заклад не билась, рискнула заметить, что состязание пора уже заканчивать, ее предложение было встречено бурей протестов.
- Мы только начинаем, - засмеялся горбун. - Помогите кто-нибудь маркизу наполнить бокал.
Стоявшие рядом с Шаверни Носе, Шуази, Жиронн и Ориоль налили бокал до краев.
- Эх, - вздохнул Плюмаж-младший, - чистый перевод Божьего напитка, да и только!
Что же касается Галунье, то его невинный и восхищенный взгляд останавливался то на Нивель, то на Флери, то на Дебуа. Он сидел и бормотал в пустоту какие-то пылкие слова. Нет сомнений, что человек столь пламенной и вместе с тем нежной конституции был создан для того, чтобы возбуждать немалый интерес у дам.
- Ваше здоровье, господа! - воскликнул горбун, поднимая чудовищный бокал.
- Ваше здоровье! - заплетающимся языком повторил Шаверни.
Жиронн и Носе поддержали его трясущуюся руку. Поклонившись окружающим, горбун продолжал:
- Эта чаша должна быть выпита залпом, не переводя дыхания.
Он поднес бокал к губам и не спеша вытянул его до дна. Раздались бешеные рукоплескания.
Поддерживаемый товарищами, Шаверни тоже осушил свой сосуд, однако любой с легкостью предсказал бы, что это его последнее усилие.
- Еще один! - протягивая бокал, предложил свеженький и веселый горбун.
- Еще десять! - качаясь, отозвался Шаверни.
- Держись, маркиз! - кричали сочувствующие. - Не смотри на люстру!
Маркиз засмеялся дурацким смехом и, едва ворочая языком, сказал:
- Стойте спокойно, остановите качели, и пусть стол не крутится!
Нивель мгновенно приняла смелое решение. Она была отважной женщиной.
- Золотце мое, - обратилась она к горбуну, - это же курам на смех. Меня скорее задушат, чем заставят держать пари против тебя.
Презрительно глядя на измученного Шаверни, она принялась нашаривать в кармане бумажник.
- Давайте же скорее! - воскликнул горбун. - Давайте пить! Я умираю от жажды!
- Давайте пить! - повторил маленький маркиз. - Я готов выпить целое море! Только остановите качели!
Бокалы были наполнены в очередной раз. Горбун поднял свой недрогнувшей рукой.
- За здоровье дам! - провозгласил он.
- За здоровье дам! - шепнул Галунье на ушко Нивель. Шаверни собрал последние силы и попытался поднять свой бокал. Но вместительный сосуд выскользнул из его дрожащей руки, к великому неудовольствию Плюмажа.
- Битый туз! - пробурчал он. - Тех, кто разливает вино, нужно сажать в тюрьму!
- Еще разок! - решили сторонники Шаверни.
Горбун любезно предложил свой бокал, который тут же был наполнен. Но веки Шаверни задрожали, словно крылья бабочки, которую мальчишка приколол к стене булавкой. Это был конец.
Да ты ослабел, Шаверни! - воскликнул Ориоль.
- Шаверни, ты уже качаешься! Ты готов, Шаверни!
- Ура маленькому человечку! Да здравствует Эзоп Второй!
- Качать горбуна, качать!
Всеобщая суматоха сменилась вдруг тишиной. Друзья перестали поддерживать Шаверни. Он закачался в своем кресле, его ослабевшие руки тщетно искали какую-нибудь опору.
- Но меня не предупредили, что дом рухнет, - пробормотал маркиз, - он с виду такой прочный. Это нечестно!
- Шаверни проиграл!
- Он погиб! Уже не держится на ногах!
- Шаверни рухнул! Его больше нет!
Шаверни грохнулся под стол. Раздалось новое "ура!" Горбун с победным видом схватил бокал, который был налит для побежденного, и осушил его, стоя на столе. Он держался на ногах твердо, как скала. Зала едва не обрушилась от грома оваций.
- Что тут творится? - осведомился вошедший Гонзаго. Эзоп II проворно соскочил со стола.
- Вы сами мне его отдали, ваша светлость, - сказал он.
- Шаверни? А где же он? - спросил принц.
Носком башмака горбун притронулся к ногам потерявшего сознание Шаверни.
- Вот он.
Гонзаго нахмурился и проговорил:
- Мертвецки пьян! Это уж слишком. Он нам понадобится.