- К тому же, - продолжал принц, - после того, что случилось вчера… Впрочем, никаких угроз! Просто вы связаны со мною настолько прочно, что как верные компаньоны последуете за мною и в несчастье. Я лишь хочу знать, насколько вы готовы выказать мне таким образом свою преданность.
Все продолжали молчать. Улыбка Гонзаго стала явно насмешливой.
- Все вы меня прекрасно поняли, сами видите, - сказал он, - не зря я рассчитывал на вашу сообразительность. Девушку отпустят. Я сказал это и продолжаю повторять: она будет вольна идти отсюда, куда ей заблагорассудится, да-да, господа. Это вас удивляет?
Приспешники вопросительно смотрели на принца. Шаверни с мрачным видом цедил из бокала вино. Молчание затягивалось. Впервые после своего возвращения Гонзаго налил себе и соседям.
- Я не раз твердил вам, друзья мои, - снова начал он весьма беззаботным тоном, - что приятные привычки, хорошие манеры, великолепная поэзия, изысканные благовония - все это пришло сюда из Италии. Вы плохо знаете Италию. Так что слушайте и мотайте на ус.
Принц отпил шампанского и продолжал:
- Я расскажу вам историю из времен моей молодости; ах, эти дивные годы уже не вернуть! Был у меня кузен, граф Аннибале Каноцца из рода принцев Амальфи, весельчак, каких мало, сколько безрассудств мы с ним творили! Он был богат, очень богат. Судите сами: у кузена Аннибале было четыре замка на Тибре, двадцать ферм в Ломбардии, два дворца во Флоренции, два в Милане и два в Риме, а также вся знаменитая золотая посуда наших почтенных дядюшек кардиналов Алларил. Я же являлся единственным и прямым наследником кузена Каноццы, но ему было тогда всего двадцать семь, и он собирался прожить лет до ста. Никогда мне не приходилось встречать человека со столь отменным здоровьем. Вас, я вижу, что-то знобит, друзья мои, выпейте-ка, чтобы придать себе мужества.
Сотрапезники так и сделали: в этом нуждались все.
- Однажды вечером, - продолжал принц Гонзаго, - я пригласил кузена Каноццу на свой виноградник в Сполето. Что за чудное место! А какие там были беседки! Мы провели вечер, сидя на террасе, вдыхая напоенный ароматами воздух и беседуя, кажется, о бессмертии души. Каноцца был стоиком, если не считать вина и женщин. Взошла прекрасная луна, и он, бодрый и веселый, расстался со мною. По-моему, я даже видел, как он садится в карету. Естественно, он был свободен - не так ли? - был волен отправляться куда ему заблагорассудится - на бал, на ужин, всего этого в Италии было предостаточно, на любовное свидание, наконец. Но он был волен и остаться…
Гонзаго допил бокал. Все смотрели на него вопросительно, и он закончил:
- Граф Каноцца, мой кузен, выбрал последнюю из перечисленных мною возможностей - он остался.
Сотрапезники задвигались. Шаверни судорожно сжал свой бокал.
- Остался, - повторил он.
Гонзаго взял из корзины с фруктами персик и бросил маркизу. Персик остался лежать у того на коленях.
- Изучай Италию, кузен! - заметил Гонзаго. Затем, обращаясь к остальным, продолжал:
- Шаверни слишком пьян, чтобы меня понять, но, быть может, это и к лучшему. Изучайте Италию, господа!
С этими словами он принялся катать персики по столу. Каждый из сотрапезников получил таким манером один плод. После этого Гонзаго заговорил, отрывисто и сухо:
- Да, я забыл упомянуть одно любопытное обстоятельство: прежде чем расстаться со мною, мой кузен граф Анибало Каноцца угостился персиком.
Сотрапезники поспешно положили персики на стол. Гонзаго снова наполнил свой бокал. Шаверни последовал его примеру.
- Изучайте Италию, - в третий раз повторил принц, - только там и умеют жить. Уже лет сто там не пользуются дурацкими стилетами. К чему применять насилие? В Италии, если, к примеру, вам нужно убрать с пути девушку - как в нашем случае, - вы просто находите кавалера, который согласится взять ее в жены и увезти неведомо куда. Прекрасно, это в точности как у нас. Если девушка соглашается, все в порядке. Если нет, а в Италии, как и здесь, она имеет на это право, тогда вы отвешиваете ей глубокий поклон и просите прощения за допущенную вольность. Затем вы с почтением ее провожаете. По пути, из чистой галантности, вы просите ее принять у вас букет…
С этими словами Гонзаго взял в руки стоявший на столе букет из живых цветов.
- Разве может она отказаться от букета? - продолжал он, поправляя цветы. - И она удаляется, свободная, как и мой кузен Аннибале, отправляется куда ей будет угодно - к любовнику, подруге, к себе домой. Но она вольна и остаться.
Принц вытянул руку с букетом вперед. Сотрапезники вздрогнули и отшатнулись.
- Она остается? - сквозь зубы процедил Шаверни.
- Остается, - глядя ему в лицо, холодно бросил Гонзаго. Шаверни вскочил.
- Эти цветы отравлены? - вскричал он.
- Садись на место, - расхохотался Гонзаго, - ты пьян. Шаверни утер ладонью струившийся со лба пот.
- Да, - пробормотал он, - должно быть, я и вправду пьян. Иначе…
Он покачнулся. У него закружилась голова.
9. ДЕВЯТЫЙ УДАР
Хозяйским взором Гонзаго оглядел собравшихся.
- Он совсем потерял голову, - проговорил принц. - Ладно, его я извиняю, но если хоть один из вас…
- Она согласится, - для очистки совести тихо проговорил Навайль, - она не откажется от руки Шаверни.
Протест был робким. Он не мог повлиять ни на что. Но другие не решились и на него. Угроза краха уже прозвучала. Дорога позора - так же как дорога мертвецов Бюргера - гладка) А в ту эпоху оживленной торговли разорение свершалось быстро и неотвратимо.
Теперь Гонзаго знал, что ему позволено все. Эти люди стали его сообщниками. Теперь у него была своя армия. Принц поставил букет на место.
- Можете не беспокоиться, - проговорил он, - мы с вами заодно. Но есть кое-что и посерьезнее. Скоро пробьет девять.
- Узнали что-нибудь новое, ваша светлость? - поинтересовался Пероль.
- Ничего. Я лишь принял надлежащие меры: все подходы к домику охраняются. Готье с пятеркой молодцов стоят у входа в переулок, Кит и еще двое - у ворот в сад. В прихожей дежурят вооруженные слуги.
- А эти два шута? - осведомился Навайль.
- Плюмаж и Галунье? Я не доверил им ни один из постов. Они ждут, как и мы, вон там.
И принц указал в сторону входа на галерею, где после его появления все люстры были погашены. Одновременно с этим двери, ведущие на галерею, оставались распахнутыми.
- Кого мы все ждем - и они, и мы? - неожиданно спросил Шаверни, в чьем пасмурном взгляде вдруг зажегся осмысленный огонек.
- Тебя, кузен, ведь не было здесь вчера, когда я получил это письмо? - ответил вопросом на вопрос Гонзаго.
- Нет. Так кого же вы ждете?
- Того, кто займет это место, - ответил принц, указывая на кресло, пустовавшее с начала ужина.
- Переулок, сад, прихожая, лестница - везде полно вооруженных людей, - с презрением в голосе проговорил Шаверни. - И все это ради одного человека?
- Этого человека зовут Лагардер, - с непроизвольной значительностью произнес Гонзаго.
- Лагардер? - переспросил Шаверни. Затем добавил, ни к кому не обращаясь:
- Я его ненавижу, но когда он поверг меня наземь, то потом сжалился.
Гонзаго, чтобы лучше слышать, наклонившийся к кузену, лишь покачал головой. Затем выпрямился и проговорил:
- Господа, как по-вашему: достаточны принятые мною меры или нет?
Шаверни пожал плечами и рассмеялся.
- Двадцать против одного! - проворчал Навайль. - Что ж, это вполне честно.
- Черт возьми! - воскликнул Ориоль, несколько успокоенный внушительной численностью гарнизона. - А мы и не боялись!
- Как вы полагаете, - снова заговорило Гонзаго, - двадцати человек достаточно, чтобы его подстеречь исхватить, живого или мертвого?
- Даже слишком, ваша светлость! Более чем достаточно! - послышались возгласы сотрапезников.
- Тогда вы можете пообещать, что никто не упрекнет меня потом в недостатке осторожности?
- Уж за это-то я ручаюсь! - воскликнул Шаверни. - Если вам чего-то и недостает, то уж никак не осторожности.
- Я хотел, чтобы вы подтвердили правильность моих действий, - сказал Гонзаго. - А хотите, теперь я выскажу вам свое мнение?
- Конечно, ваша светлость!
Сотрапезники снова принялись за шампанское. Принц Гонзаго встал.
- Мое мнение заключается в том, - медленно и серьезно произнес он, - что все это впустую. Этого человека я знаю. Он сказал: "В девять я буду среди вас". И, значит, в девять часов мы увидим Лагардера лицом к лицу, уверен, клянусь вам. Нет такой силы, которая помешала бы ему явиться на условленную встречу. Спустится он по каменной трубе? Впрыгнет в окно? Вылезет из-под пола? Не знаю. Но точно в назначенный час, ни раньше ни позже, он будет сидеть за этим столом.
- Дьявольщина! - воскликнул Шаверни. - Попадись он мне, но только один на один!
- Замолчи, - резко одернул его Гонзаго, - я только на ярмарках люблю смотреть, как карлик сражается с гигантом. Я настолько убежден во всем этом, господа, - добавил он, повернувшись к остальным, - что только что проверил свою шпагу.
Достав оружие из ножен, принц согнул гибкий и блестящий стальной клинок.
- Час близится, - подытожил он, взглянув на часы уголком глаза, - последуйте моему примеру. Очень вам рекомендую рассчитывать на свои шпаги.
Приспешники Гонзаго проследили за его взглядом и уставились на циферблат роскошных часов, громко тикавших в футляре из розового дерева. Стрелка приближалась к цифре девять. Сотрапезники бросились разыскивать свои шпаги, в беспорядке раскиданные по всей гостиной.
- Пусть только он мне попадется один на один! - повторил Шаверни.