- Подожди, пока не увидишь прогон сквозь строй флота, дружок, тогда тебе будет от чего поблевать!
Когда команда принялась за обед из солонины и каменной твердости сухарей, запиваемых пинтой кислого красного вина, Болито ни от кого ни услышал ни слова гнева или сочувствия. Похоже, что как и на его предыдущем корабле, здесь действовало правило: попался - значит виноват. Виноват в том, что попался. Такое убеждение давало о себе знать даже в мичманской каюте. Первоначальные волнения и страх от незнания, что и когда делать, уступили место новому чувству единства, силу которого ощущал даже Иден.
На первом месте - еда и удобство, а рискованность плавания, в которое их отправили - дело второе. Крохотный отсек, прилепившийся к изогнотому борту корабля стал их домом, пространство между парусиновой дверью и сундучками - местом, где они день за днем поглощали грубую пищу, делились секретами и опасениями, и учились друг у друга.
Если не считать нескольких убогих островков и двух прошедших на большом расстоянии кораблей, "Горгона" была одна в целом океане. Каждый день мичманы собирались на юте для упражнений в навигации, проходивших под бдительным оком Тернбулла. Солнце и звезды приобрели для некоторых из молодых людей совершенно новый смысл, в то время как старшим предстоящее производство в лейтенанты казалось не таким уж далеким и невозможным.
После одного особенно тяжкого учения с тридцатидвухфунтовыми орудиями Дансер воскликнул в сердцах:
- В этом Трегоррене сидит дьявол!
- П-подагра - вот его дьявол, Мартин, - к изумлению всех заявил маленький Иден. В ответ на удивленные взоры он тоненьким голоском пояснил:
- Мой о-отец - аптекарь в Б-бристоле. Его часто вызывали на т-такие случаи. - Юноша уверенно кивнул. - Мистер Трегоррен п-поглощает слишком много б-бренди.
Вооруженные новым знанием, мичманы с большим интересом принялись наблюдать за поведением четвертого лейтенанта.
Трегоррен расхаживал вдоль палубы, ныряя под низкие бимсы, тень его металась между пушечными портами, словно гигантский призрак. Тем временем у каждого большого орудия его расчет ожидал команды лейтенанта: заряжать, накатить, уменьшить или увеличить угол возвышения. Каждая пушка весила три тонны, ее обслуживало пятнадцать человек. Еще столько же застыло у орудия с противоположной стороны. Любой из них прекрасно знал, что делать и готов был выполнить какую угодно команду. Недаром Трегоррен внушал им: "Я вас маленько поколочу, но это ничто в сравнении с тем, что сделает с вами противник, так что пошевеливайтесь!"
Болито сидел за подвесным столиком в мичманской каюте. Мерцающая в старой раковине свеча старалась добавить хоть немного света к тусклым лучам, просачивающимся сквозь световой люк. Он писал письмо матери. У него не было даже примерного представления, когда она получит послание, и получит ли вообще, но ему приятно было почувствовать связь, соединяющую его с домом.
Благодаря привилегии помогать Тернбуллу в лекциях по навигации и ежедневному тщательному изучению штурманских карт он знал, что первый этап их путешествия подходит к концу. Четыре тысячи миль, сказал капитан, и, разглядывая линии на картах, где отмечалось их ежедневное положение, определяемое по солнцу и исчисленное по курсу и скорости, мичман ощущал так хорошо знакомое возбуждение от предстоящего свидания с берегом. Шесть недель прошло с момента, когда они подняли якорь в Спитхеде. Постоянная смена галсов, уборка и постановка парусов. Курс корабля зигзагами расчертил карту, напоминая траекторию полета подраненного жука. Быстроходный фрегат давно бы уже покрыл это расстояние и был бы на обратном пути в Англию, с досадой подумал Болито.
Наверху, двумя палубами выше, раздались приглушенные крики. Рука Болито застыла в воздухе. Он потушил свечу и осторожно убрал ее в сундучок, недописанное письмо сунул под чистую рубашку. Мичман поднялся на верхнюю палубу и взобрался на продольный мостик бакборта, на вантах которого устроились Дансер и Гренфелл, вперявшие взоры в линию горизонта.
- Земля? - спросил Болито.
- Нет, Дик, корабль! - ответил Дансер.
В ярких лучах солнца лицо его было смуглым и серьезным. Уже непросто вспомнить про дождь и пронзительный холод, подумал Болито. Море было синим, как и небо, а свежий ветер не таил в себе ни малейшей опасности или угрозы. Высоко над палубой марсели и брамсели сияли, как белые раковины, а вымпел на грот-мачте вытянулся в направлении левой скулы словно алое копье.
- Эй, на палубе! - Все подняли головы вверх, где на грот-мачте виднелась маленькая темная фигурка впередсмотрящего. - Судно не отвечает, сэр!
Только тут Болито понял, что это не простая встреча. Капитан, скрестив руки, стоял у поручней на квартердеке. На лице у него лежала тень. Рядом с ним стоял мичман Маррак с сигнальной группой, внимательной следивший за фалами и вереницей флагов, означавших сигнал "Что за корабль?"
Болито просунул голову сквозь коечную сетку, и тут же ощутил на лице и губах влагу от долетавших снизу брызг. Затем ему удалось разглядеть чужое судно - баркентину с черным корпусом. Ее стоящие в беспорядке паруса прорисовывались на фоне залитого светом горизонта, мачты резко раскачивались в такт волнам.
Болито перешел ближе к корме и услышал, как мистер Хоуп воскликнул:
- Бог мой, сэр, если они не отвечают на наш сигнал, это может закончиться плохо, я полагаю!
Верлинг повернулся к нему, крючковатый нос первого лейтенанта презрительно вздернулся.
- Если им захочется, они лягут по ветру и через час оставят нас далеко за кормой.
- Так точно, сэр, - голос Хоупа звучал подавленно.
Капитан не обратил внимания на эту перепалку.
- Позовите канонира, если вас не затруднит, - сказал он. - Приготовьте погонное орудие и положите ядро как можно ближе к ним. Они там или пьяные или заснули.
Однако выстрел одиночного девятифунтового орудия имел своим результатом только волнение среди моряков самой "Горгоны". Баркентина продолжала дрейфовать. Ее передние паруса почти легли на мачту, а большие полотнища косых парусов на грот- и бизань-мачтах трепетали в жарком мареве.
- Убавить паруса и лечь в дрейф, мистер Верлинг! - бросил капитан. И вышлите шлюпку. Мне это все не нравится.
По главной палубе прокатилась волна распоряжений, и через несколько минут после того, как капитан отдал приказ, "Горгона" развернула свой массивный корпус по ветру, ее паруса и снасти затрепетали, лишившись привычного давления.
К Болито подошел Дансер, тоже намереваясь залезть на коечную сеть.
- Как ты думаешь…
- Молчи и не двигайся, - прошептал ему Болито.
Ричард смотрел, как у противоположного борта боцман собирает команду для шлюпки. Учитывая, что "Горгона" легла в дрейф, боцман Хоггит намеревался спустить шлюпку с кормы и затем подвести к борту. Капитан говорил что-то Верлингу, слова его заглушались хлопаньем парусов. Потом первый лейтенант резко повернулся, его нос прочертил над палубой траекторию словно ствол вертлюжного орудия.
- Попросите мистера Трегоррена прибыть на ют и возглавить абордажную партию!
Его команда по цепочке побежала по палубе. А нос старшего офицера продолжал двигаться.
- Эй, вы, два мичмана! Возьмите оружие и присоединяйтесь к четвертому лейтенанту!
- Есть, сэр! - взял под козырек Болито.
Он легонько толкнул Дансера локтем:
- Я знал, что он выберет ближайших.
- Здорово, хоть что-то новенькое! - улыбнулся Дансер. Глаза его сияли.
Наскоро собранные гребцы и вооруженные матросы собрались у порта. Все сгрудились над синей поверхностью моря, устремив взоры в направлении судна, дрейфовавшего почти прямо по траверзу на расстоянии примерно полумили от них.
- Я могу прочитать его название, сэр! - воскликнул Хоуп. После саркастической реплики Верлинга голос лейтенанта звучал сдержанно. - Кажется, "Афины"…. - Прижав к глазу окуляр большой подзорной трубы, он раскачивался взад-вперед в такт резким волнам. - Никаких признаков жизни на борту!
К порту подошел лейтенант Трегоррен. На открытом пространстве, не стесненном низкими бимсами, его фигура казалась еще более крупной и мощной. Он окинул взглядом абордажную партию.
- Чтобы никто не пальнул невзначай из мушкета или пистолета. Будьте готовы ко всему, - без обиняков начал Трегоррен. Его взгляд остановился на Болито. - Что до тебя… - договорить он не успел, так как от поручней квартердека до него долетел голос капитана:
- Сажайте людей в шлюпку, мистер Трегоррен. - В ярком свете солнца глаза капитана блестели, как стеклянные. - Если там на борту зараза, я не хочу, чтобы она попала сюда. Сделайте что можно, и не тяните.
Болито внимательно смотрел на него. Он плохо знал капитана, видя его только на расстоянии или вместе с офицерами во время работы, но был почти уверен, что капитан Конвей должен находиться на пределе нервного напряжения, чтобы говорить так с одним из лейтенантов в присутствии нижних чинов. Мичман вздрогнул, почувствовав на себе холодный взгляд.
- Эй ты, - капитан поднял руку. - Напомни мне еще раз свое имя.
- Болито, сэр.
Странно, что никто, похоже, не мог вспомнить, как его зовут.
- Хорошо, Болито. Когда ты наконец перестанешь мечтать или закончишь сочинять поэму для своей девки, я буду очень обязан, если ты спустишься в шлюпку!
Некоторые из собравшихся на переходном мостике матросов засмеялись, а Трегоррен сердито буркнул:
- Если бы я знал, что ты тут окажешься! - Он толкнул Болито рукой. - Я разберусь с тобой позже!