- Приходи, когда стемнеет, и жди меня. Очень прошу, захвати то, что ты хотела мне презентовать.
- Хорошо. Клади трубку.
Вечером я предупредил хозяев, что у меня будет гостья, попросил принять ее и усадить в моей комнате.
У Трофима Герасимовича возникла ошибочная мысль.
- Опять прилетят наши? - спросил он.
- Нет. На этот раз, кажется, не прилетят.
Мне еще надо было переговорить с Демьяном, и я заторопился в убежище. Беседа была недолгая, но обстоятельная. План мой ему понравился. Но Демьян с полным пониманием дела внес в него существенные поправки. Он заметил, что самое слабое место задуманного предприятия - это отсутствие у Пейпера необходимых документов. Тут надо что-то придумать. И это "что-то" Демьян придумал сам. Он сказал.
- Сделаем так: Когда убедимся, что Земельбауэр дома, Пейпер подойдет к вахтеру гестапо и спросит, где сейчас начальник. Вахтер, конечно, не посмеет солгать оберштурмбаннфюреру СС. Тогда Пейпер прикажет: "Позвоните ему сейчас же и доложите, что оберштурмбаннфюрер Панцигер едет к нему на дом". Как, по-вашему? Это должно несколько амортизировать внезапный визит Пейпера?
- Бесспорно, - согласился я.
- В этом случае, - продолжал Демьян, - Пейперу не надо представляться. Земельбауэр будет знать, с кем имеет дело. Неплохо бы, разумеется, предупредить начальника гестапо еще и из другого источника. А что, если вы?
- Что я?
- Если вы… после звонка вахтера тоже позвоните. Ну да. Из управы. И скажете, что говорят с аэродрома. Так и так, господин штурмбаннфюрер, из Берлина прилетел гость. Отправился к вам, встречайте. Тут уже Земельбауэру будет не до проверки документов.
- Великолепно! - обрадовался я. - Но не лучше ли первому позвонить мне?
Демьян подумал и согласился. Конечно, лучше! И лучше потому, что мы рискуем опоздать. У нас в резерве небольшой запас времени.
Когда детали плана были утрясены, я протянул Демьяну расшифрованную радиограмму. Он прочел, постучал костяшками пальцев по столу и спросил:
- Что же вы решили?
Я ответил, что не в моих правилах отказываться от таких предложений.
- Пожалуй, правильно, - коротко заметил Демьян.
Тут же я написал Решетову о своем согласии, дал текст Наперстку и побежал домой.
31. Панцигер
В то утро Гизела покинула наш дом за час до моего ухода на службу.
Когда я сел с хозяевами завтракать, Трофим Герасимович сказал:
- Умная и красивая. - Он имел в виду мою гостью. - Вот ведь беда. Весь город обегаешь, а такой не сыщешь, - он покрутил головой, взглянул на жену к спросил: - Ну, чего рожу вытянула?
- А ничего. Паскудник ты, и вся недолга! - огрызнулась Никодимовна. - Все чужие тебе хороши.
- Так испокон веков, - проговорил невозмутимо Трофим Герасимович. - В чужую бабу черт меду кладет.
Гизеле я не мог сказать, что скоро покину Энск. Но спросил, будет ли она рада выехать со мной куда-либо. Мне хотелось взять Гизелу с собой. Я много думал об этом. Мне казалось, что Демьян, если я обращусь к нему, поддержит меня и полковник Решетов пойдет навстречу. И знаете, что мне ответила Гизела? Она сказала, что нам хорошо будет в Германии, и спросила, поеду ли я с ней туда. Я никак не ожидал такого вопроса.
Потом она еще сказала, что у каждого есть своя родина, которую человек любит, которой дорожит и гордится. Для нее родина не просто земля, где родилась она, ее отец, мать, а нечто большее, с чем она связана невидимыми нитями и без чего не представляет себе жизни. Германия не всегда была такой, какой сделал ее Гитлер. И она будет другой. Гизела уверена, что я так же не смогу расстаться с Россией, как она с Германией Любит ли она меня? Да, любит. Она еще никого не любила. Я первый. Она верит, что и я ее люблю. Но трудно, невозможно предсказать, что готовит будущее. А быть может, оно само придет нам на помощь.
Я не мог видеть глаз Гизелы, в комнате было темно, но, когда я провел рукой по ее лицу, оно было мокро от слез.
Уходя, Гизела дала мне второй ключ от дверей ее дома и предупредила, чтобы я не злоупотребляя возможностью им пользоваться. Оставила мне и костюм покойного мужа.
Это было пять суток назад. И лишь сегодня, часа через полтора или два, этот костюм начнет играть свою роль.
Я ошибся, заверив Пейпера, что с нашей затеей мы покончим в два-три дня. Осуществлению моего плана помешал мундир Андреаса. Он оказался велик для Пейпера. Потребовалось вмешательство портного. На розыски его ушло трое суток. В группе Челнока нашлась женщина, муж которой в давние времена работал театральным портным. Ему мы и доверили мундир. Переделка прошла удачно, сегодня Пейпер получил мундир и остался им доволен.
Сейчас без четверти одиннадцать ночи. Мы ждем сигналами - в управе, в своем служебном кабинете, Пейпер - в моей комнате, в доме Трофима Герасимовича. Сигнал должен подать Костя.
Я выжидательно поглядываю на телефон, но он упорно молчит. Томительно долго тянется время. Минуло одиннадцать, половина двенадцатого, двенадцать. Начались новые сутки.
Когда наконец раздался звонок, я испуганно вздрогнул. Костя сказал коротко:
- Господин Сухоруков? Беспокоит старшей полицай Гришин. Посты в порядке. Иду отдыхать.
Сигнал расшифровывается иначе: Земельбауэр поехал домой. Костя отправился к Трофиму Герасимовичу. Операция началась. Теперь только выждать, когда Костя предупредит Пейпера. Пятнадцать минут, пожалуй, достаточно для этого. Слежу за стрелкой часов. Пора!
Прохожу в пустую приемную бургомистра. Дежурный по управе сидит в первом этаже и, как всегда, видимо, спит. Набираю номер квартиры начальника гестапо по прямому телефону. Секунда, вторая. Наконец в трубке раздается высокий, писклявый голос маленького штурмбаннфюрера.
- Кто? - спросил он, не называя себя.
- Дежурный по аэродрому. Мне нужен штурмбаннфюрер СС.
- Я штурмбаннфюрер. Дальше?
- Докладывает обер-лейтенант Бартельс, - понизил я голос до возможного предела. - В ноль-ноль пятнадцать четырнадцатым рейсом прилетел оберштурмбаннфюрер СС Панцигер. Он спросил меня, как найти гестапо, и автобусом вместе с летчиками выехал в город.
- Когда выехал? - спросил Земельбауэр.
- Минуты три-четыре назад. Я счел нужным предупредить вас.
- Благодарю. Бартельс, вы сказали?
- Да.
Я запер свою комнату и задним ходом, через двор, вышел на улицу.
Ночь стояла душная, тихая, темная. Откуда-то издалека доносились глухие раскаты артиллерийской канонады. Я прошел мимо гестапо. У подъезда плотной массой вырисовывался силуэт машины. Постукивал коваными каблуками наружный часовой. Тишина, безлюдье, никаких признаков Пейпера. Где же он сейчас?
Обогнув здание гестапо, я заторопился домой.
Костя и Трофим Герасимович сидели на корточках под открытым окном, курили и закрывали огонь самокруток ладонями.
Я отпустил Костю, а с Трофимом Герасимовичем прошел в комнату. Теперь еще томительнее потянулось время. Хозяин прилег на лавку, врезанную в стену дома, а я стал бродить из угла в угол.
Прошло полчаса… сорок минут… час… Храп Трофима Герасимовича сотрясал стены дома, а я все ходил и ходил, ощущая неприятное стеснение в груди. Нет ничего хуже ожидания и неведения. Меня тянуло на улицу, будто там можно было что-нибудь узнать. Подталкиваемый тревогой, я прошел в переднюю и уже приоткрыл наружную дверь, как услышал шум приближающегося автомобиля. Это еще что такое? На небольшой скорости машина прошла мимо и затихла вдали.
Я стоял у двери, скованный неясным чувством. Настроение портилось. Эта ночь лишний раз подтверждала извечную житейскую мудрость: одно дело планы, даже отличные, и совсем другое - их выполнение. Пейпера нет, хотя ему уже давно пора появиться. Сколько можно разговаривать с начальником гестапо! Впрочем, разговаривают ли они? Возможно, и слова не было произнесено. Все кончилось в коридоре гестапо или на пороге особняка Земельбауэра. Кончилось без звука. Я услышал шаги. Может быть, Пейпер?
Несколько секунд прошли в напряженном ожидании. Ну конечно же, это Пейпер! Едва он вступил на крыльцо, я схватил его за руку и потянул в дом.
- Почему вы с этой стороны?
- А я на "оппеле", - довольно спокойно ответил Пейпер. - Не хотел останавливаться здесь и проехал дальше.
- Ну и как? Рассказывайте скорее, иначе у меня лопнет сердце.
- Вот уж ваше сердце не лопнет, - усмехнулся он.
Мы пробрались в мою комнату и прикрыли за собой дверь.
Пейпер пустил фуражку, как циркач тарелку, в угол комнаты, плюхнулся на стул, вытянул длинные ноги и признался:
- Такого страха, как сегодня, мне не доводилось испытывать никогда. - Он положил на стол три письма, лист бумаги, сложенный вчетверо, и спросил: - Это вам было нужно?
Трясущимися руками я развернул бумажку. Это было собственноручное признание Земельбауэра. Потом быстро пробежал глазами письма. Да, это! Ура! Победа! Какая победа!
- Ну, кто был прав?! - воскликнул я, обнимая Пейпера.
Он смущенно высвободился из моих объятий и развел руками.
- Год назад я бы не вынес этого. От одной только мысли можно сойти с ума, получить разрыв сердца. А тут вдруг…
- Ваш земляк Стефан Цвейг, - прервал я Пейпера, - сказал золотые слова.
- Почему земляк? - удивился Пейпер.
- Вот тебе и раз. Значит, Пейпер не австриец? А я полагал…
- Простите, - замахал руками Пейпер. - Я не так понял. А что же сказал Цвейг?