Плавский в течение суток наблюдал за Суздальским. Тот вел себя довольно скромно. Утром гулял по набережной, затем завтракал в ресторане "Волга", отдыхал дома, обедал снова в том же ресторане, опять гулял и после ужина вернулся на Медниковскую улицу. Сегодня утром повторилось вчерашнее расписание, но вот днем - это было в три часа - вместо ресторана он отправился в баню. И до сих пор из бани не вышел А если и вышел, то, следовательно, Плавский его прохлопал. Не может же человек мыться четыре часа!
- Очень осторожный, мерзавец, - закончил рассказ Плавский. - Он принадлежит к категории лиц, которые трижды подумают даже в том случае, когда надо расстаться с докуренной папиросой.
Последовали вопросы. Я поинтересовался, видел ли Плавский Суздальского в чьей-либо компании.
Плавский отрицательно покачал головой:
- Ни разу. Везде и всегда один.
Дим-Димыч, полюбопытствовал, почему Плавский остановился именно в этом доме, где мы сейчас находимся.
- Потому, - пояснил Плавский, - что в этом доме родилась моя мать, а хозяин дома мой родной дядя.
- Ясно! - воскликнул Дим-Димыч и показал на портрет. - Значит, это ваш прадедушка?
- Совершенно верно.
Мы посовещались, обменялись мнениями и кое о чем договорились. Прежде всего надо выяснить связи Суздальского-Кравцова здесь и особенно в Москве, проверить, зачем он ездил в Тулу и почему оставил там чемодан. Надо, наконец, узнать, под какой же фамилией, по каким документам он живет.
- Начнем со "знакомства" с Кравцовым-Суздальским, - сказал я, - и осуществим это фундаментально: с участием калининских чекистов.
Дим-Димыч сделал удивленное лицо:
- Это еще зачем? По-моему, нас троих вполне достаточно. Время не подошло для аврала.
Я разъяснил Диме.
- Предполагается не аврал, а организованное наблюдение в ряде точек, выявление окружения Суздальского. Он вроде не птичка с неба, у кого-то живет, с кем-то разговаривает.
- Осложняешь, - возразил Дим-Димыч. - Здесь временная отсидка Суздальского, и для ее фиксирования наших шести глаз хватит.
Упрямство друга начинало раздражать меня. Я, конечно, мог сказать ему, что в данном случае решение вопроса зависит только от моей точки зрения, а он, собственно, не имеет права настаивать, но не сказал, не захотел обижать его.
- Не будем кустарничать, дабы потом не каяться и не кусать локти, - снова пояснил я, но уже твердо.
- Ну ладно, - нехотя согласился Дим-Димыч. - Не возражаю.
И тут Дима остался верен себе. Не возражает - каково!
- Кстати, Константин Федорович, - обратился я к Плавскому, - завтра вы сможете возвратиться в Москву.
Я встретился с недоуменным и разочарованным взглядом больших и мягких, точно бархат, глаз.
- Вы сделали все, что могли, и даже намного больше. Все ваши расходы я оплачу.
- Да разве дело в этом! - махнул рукой Плавский. - Но вы уверены, что я вам не понадоблюсь?
- Дело не в том, понадобитесь вы или нет, - объяснил я мягко. - Дальше рискованно и опасно пользоваться вашими услугами.
- Вы полагаете… - начал он.
Я угадал его мысли:
- Полагаю. Суздальский мог вас заметить?
- Да, пожалуй, - признался Плавский. - Он в конспирации имеет больше опыта и сноровки.
- То-то и оно, - заметил я. - Если даже не заметил, то может заметить. Зачем же рисковать?
- Я понимаю… Вы правы, - согласился Плавский. - Все надо предвидеть.
- А теперь посидите здесь, - предупредил я друзей. - Вернусь скоро.
Моя беседа с местными чекистами несколько затянулась, но через час я, Плавский и Дим-Димыч были уже на Медниковской улице и осматривали дом, в котором жил Суздальский. Он оказался удобным, стоял один во дворе.
Потом мы бродили по набережной вдвоем с Димой: Плавский отправился на разведку в ресторан "Волга".
Сигнал от него поступил довольно скоро.
- Ужинает! - сообщил Плавский. - Сидит за столом в компании двух моряков в форме.
- Места свободные есть? - осведомился Дим-Димыч.
- Ни одного.
У входа в ресторан, прямо у дверей, околачивались три типа под приличным хмельком. Они выворачивали свои карманы и что-то подсчитывали. Видимо, определяли финансовые возможности. Я легонько раздвинул их плечом, и мы вошли внутрь.
У стойки мне и Дим-Димычу подали по кружке пива и по паре раков.
Да, это был он, пропадавший и ускользавший. Он старательно прожевывал пищу и разглядывал своих со седей по столику. Мы пили пиво, закусывали раками и разглядывали Суздальского-Кравцова.
Времени оказалось достаточно не только для того, чтобы расправиться с раками и пивом, но еще и для того, чтобы накрепко зафиксировать в зрительной памяти облик человека с небольшой родинкой на левой щеке.
Расплатившись, мы вышли и встретили на Радищевском бульваре терпеливо поджидавшего нас Плавского.
По дороге я сказал:
- Предсказывать дальнейший ход событий я не берусь, но сдается мне, что карьера Суздальского подходит к своему финалу.
- Пора, - кивнул головой Дим-Димыч.
В полночь мы проводили Плавского на московский поезд.
28 сентября 1939 г. (четверг)
Погода резко переменилась. Похолодало. С Волги задул напористый, по-осеннему неприятный ветер. Он налетал порывами, озоровал, выметая остатки ушедшего лета.
У меня побаливала голова. Всю ночь в комнате между обоями и стеной надоедливо шуршала мышь. Поначалу я запустил наугад, по слуху, ботинок и, кажется, угодил в Диму. Потом я спустил с кровати ноги и затопал ими по полу. Мышь на несколько секунд умолкла, а потом вновь начала возню. Лишь под утро я немного уснул.
А Дим-Димыч выспался преотлично.
Утром мы опять наслаждались топленым молоком я заедали его хрустящим хлебом. Затем отправились в город.
Сейчас мы стояли на набережной у моста, на самом ветру, в некотором отдалении друг от друга и исподволь наблюдали, как наш подопечный совершает свою предобеденную прогулку. Наблюдали за ним не одни мы. Суздальский возбуждал во мне еще больший интерес, чем прежде. И для этого были причины.
Вчера я разговаривал по телефону с Тулой. Вернее, продолжил начатый разговор. Никак не удавалось узнать о содержимом оставленного Суздальским чемоданчика. Дежурный железнодорожной милиции оказался не в курсе дела и попросил позвонить на другой день самому начальнику отделения. То, что сообщил начальник, огорошило нас с Димой.
Оказывается, чемодан в течение трех суток преспокойно лежал на полке. Сообразительный (теперь это очевидно) начальник отделения не разрешил до поры до времени интересоваться его содержимым. Считал, что оснований для этого не было. Какой-то инженер Плавский подозревает кого-то в убийстве своей жены, сам преследует этого "кого-то", путает сюда органы безопасности. Вообще - дело темное. Подождать надо. И он распорядился ждать.
На четвертые сутки в полдень явился гражданин, предъявил квитанцию и паспорт на имя Суздальского Вадима Сергеевича и потребовал "свой" чемодан. Фотокарточка на паспорте была копией с оригинала, то есть владельца паспорта. Но внешне новый Суздальский нисколько не походил на прежнего - ни по лицу, ни по росту, ни по возрасту. Помимо всего прочего, он оказался горбатым.
С чемоданом новый Суздальский отправился на службу, в проектную контору, где он занимал должность чертежника, и, поскольку обеденный перерыв закончился, приступил к работе.
Вечером Суздальский доехал трамваем домой, прошел в свою комнату и закрылся.
Жил он одиноко в коммунальной квартире.
Через полчаса сильный взрыв потряс дом. Потух свет, посыпалась штукатурка, вылетели стекла. Взрыв произошел в комнате Суздальского. Его нашли разорванным на части. От чемодана осталась четвертушка ручки. Обыском, произведенным в комнате, удалось обнаружить телеграмму из Москвы, спрятанную в кармане летнего пальто. Она гласила: "Все переслал. Можешь получить. Валентин".
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - заметил Дима, когда мы шли опять к ресторану, где оставили подопечного. У нас он спровадил на тот свет Брусенцову, в Благовещенске кокнул Рождественского, а в Туле подорвал Суздальского. Смотри, и тут еще сделает покойника!
- Все возможно. Все возможно, - ответил я.
Начальник милиции из Тулы сообщил мне еще одну любопытную подробность. Оказывается, Суздальский появился в Туле всего полтора месяца назад. До этого он жил в Москве и работал, как я понял, в тресте канализации. И Брусенцова прежде работала в Москве И Рождественский.
- Кто поручил этому подлецу приводить в исполнение приговоры? - спросил Дима.
- Очевидно, тот, кто их выносил.
- А быть может, он сам и судья и палач?
- Тоже возможно.
Мы прошли мимо ресторана. В окно был виден Кравцов (фамилия Суздальский уже отпадает), рассчитывавшийся с официантом. Он, должно быть, дал ему на чай, потому что официант поклонился и изобразил на лице улыбку.
Через минуту Кравцов вышел, огляделся и уже хотел перейти улицу, когда к нему привязались трое подвыпивших мужчин, кажется, те самые, что толкались у входа в день нашего приезда. Они или просили у него закурить, или навязывались в компанию - издали понять было трудно. Один взял Кравцова под руку, но тот резко оттолкнул его. Поднялся шум. Выскочил швейцар, раздался свисток, стали сбегаться прохожие.
Инцидент закончился появлением милиционера и проверкой документов. Целый и невредимый, Кравцов поспешно покинул шумное место и зашагал на свою Медниковскую улицу.
От милиционера мы узнали вечером, что Кравцов значится как Вадим Данилович Филин.