* * *
Гиммлер нервно прохаживался по лётному полю. Всего каких-то полчаса назад он собирался вернуться в Берлин. Самолет уже подготовили к вылету, когда врач вдруг сообщил, что фюреру стало лучше.
Рейхсфюрер ругался редко. Но тут в сердцах он выплеснул наружу все свои эмоции. Теперь этого человека, тем паче в сумерках надвигавшейся ночи, мало кто смог бы сравнить со словесным портретом "учителя словесности", составленным некогда Вальтером Шелленбергом. Гиммлер и по сей день был благодарен за тот "портрет" руководителю внешней разведки. Ему часто вспоминались юные годы, когда он, Гиммлер, будучи еще совсем мальчиком, мечтал о карьере экономиста-аграрника. Окончить Мюнхенский политехнический институт, изучать ботанику, химию, разные виды удобрений… Но судьба распорядилась иначе. И во имя чего, спрашивается? Чтобы теперь стоять в полной растерянности посреди лётного поля?
Когда ж этот день наконец закончится? Закончится хоть как-то… Главное, чтобы закончился.
Гиммлер не знал и не мог знать, что на этом лётном поле его "стреножил" Борман. Именно по указанию рейхслейтера два оперировавших Гитлера врача выдавали "в свет" ложно-обнадеживающую информацию, будто бы фюрер выживет. На самом деле оба хирурга прекрасно знали, что рейхсканцлер уже не жилец на этом свете.
Знал о том и доктор Керстен. Но тоже молчал. Последний разговор с Гиммлером о судьбе евреев навел его на мысль, что если правительство Германии поменяется и изменит внешнеполитический курс, то вопрос о возвращении подданных европейских держав решится сам собой. И уже не Гиммлер будет решать судьбу евреев. А потому доктор тихо и мирно дремал теперь в кабине самолета. В то время как его босс продолжал метаться по пустынному лётному полю, выплескивая накопившиеся эмоции в сгущавшиеся ночные сумерки.
Гиммлер попытался успокоиться. Однако нервная дрожь по-прежнему сотрясала все тело, не собираясь потакать его благим попыткам. Гиммлер же меж тем каждой клеткой кожи чувствовал, что события потихоньку, тонкой струйкой, точно песок сквозь пальцы, выходят, уплывают из-под его контроля. Хотя, с другой стороны, он ведь сам приказал отключить связь, предварительно оповестив всех, что фюрер жив! И последовавшее чуть позже радиовыступление Геббельса подтвердило его слова. А иная информация и не должна была поступить в Берлин! Ее просто не было, иной информации! Но тогда откуда это неприятное ощущение, словно тебя обвели вокруг пальца?..
"Фельгибель? - Гиммлер стер платком слюну, обметавшую уголки губ. - Фельгибель… Неужели?.. Да, так оно и есть! Он мне соврал. Мятеж в Берлине начался одновременно с покушением на Гитлера! И он должен был начаться независимо от результата взрыва. Идиот! - обругал себя Гиммлер. - Ты же никогда и никому не верил на слово! А тут надо же, доверился… Впрочем, еще не все потеряно. Если фюрер выживет, то тот факт, что я находился рядом с ним, мне зачтется ему. А если нет?! К тому же одному Богу известно, что творится сейчас в Берлине…"
- Эй, кто-нибудь, - крикнул рейхсфюрер в темноту, - приведите ко мне Фельгибеля! И сбегайте к врачам, узнайте, как обстоят дела у фюрера!
Один из офицеров (кто именно - Гиммлер в темноте не разглядел) тотчас скрылся за деревьями. А спустя двадцать минут из той же темноты чей-то голос доложил, что состояние фюрера стабилизировалось, но сознание к нему еще не вернулось.
- Хорошо. Я понял…
- А полковник Фельгибель повесился, - вырос из темноты и вытянулся перед Гиммлером исполнивший его приказание офицер.
- Что значит… повесился?! Кто позволил? Почему допустили?.. - Гиммлер сорвался на истерический крик: - Как повесился?!
- На собственном ремне, господин рейхсфюрер. Виновные будут наказаны. - От страха офицер клацал зубами.
Гиммлер смачно выругался второй раз за сутки. Потом закурил сигарету. "Кажется, уже пятая за сегодняшний день, - припомнил он. - Это плохо. Значит, нервы сдают".
Докурив, прошел к самолету.
- Доктор, просыпайтесь! - крикнул рейхсфюрер внутрь салона. Однако в ответ никто не отозвался. - Вот дьявол, и поговорить уже не с кем…
* * *
"…в час, когда германская армия ведет тяжелейшую борьбу с большевизмом, в Германии нашлась ничтожно маленькая группа людей, решивших, что они смогут нанести нации удар в спину, как в 1918 году. Но на этот раз они жестоко просчитались…"
Штольц убавил громкость.
- Карл, - Гюнтер Фрейслер, обозреватель последней, спортивной страницы издания, возмущенно вскочил со стула, - сделайте громче!
- Зачем? Главное мы уже знаем: фюрер жив. А все остальное нам известно.
Фрейслер, не поленившись, подошел к приемнику и настроил его на нужную громкость.
"…во всех учреждениях рейха все остается без изменений. После ликвидации этой ничтожной клики предателей и заговорщиков мы создадим в тылу ту атмосферу, в которой нуждаются наши бойцы на фронте. Ибо совершенно недопустимо, чтобы в то время, когда на передовых позициях миллионы солдат жертвуют своими жизнями, ничтожная шайка честолюбивых и жалких тварей в тылу пыталась препятствовать их жертвенности и…"
- Как вы думаете, Карл, чем все закончится? - Фрейслер упал на стул напротив Штольца.
- Нашей победой.
- В этом я не сомневаюсь. Я спрашивал о другом. Каким образом будут наказаны заговорщики?
- Спросите об этом у палаши-Мюллера. Думаю, он сейчас именно этим и занимается.
Штольц достал сигареты и вышел в курительную комнату.
"Итак, покушение провалилось. Значит, теперь волна агрессии захлестнет всех. Хорошо, что Эльза согласилась уехать в Дрезден. Там она будет под присмотром. И в безопасности. А мне нужно срочно связаться с Вальтером, прикрыть свои тылы…" Как это сделать, Штольц продумал давно: сразу после "откровенного" разговора с Шелленбергом. В укромном месте у него лежали компрометирующие документы на шефа внешней разведки. Бумаги остались от совместной работы с абвером. А переданы были ему на сохранение Вилли Блейхером, доверенным лицом Канариса и… агентом английской разведки. Теперь следовало вернуться домой, взять их и связаться с Шелленбергом.
- Карл!.. - Фрейслер влетел в комнату и замахал руками, поперхнувшись дымом. - Всем приказано спуститься на второй этаж. К Геббельсу. Срочно.
Две недели назад весь редакторский отдел "Фелькишер беобахтер" перевели на третий этаж министерства пропаганды, чтобы быть ближе к главному глашатаю рейха.
Штольц затушил окурок, вышел в коридор, выглянул в окно и… замер. По улице сновали солдаты из батальона охраны Берлина. От сердца отлегло: все-таки они решили начать восстание.
* * *
- Товарищ капитан!
Ким оторвал голову от стола и с удивлением посмотрел на лейтенанта Гуленкова:
- Я что, заснул?
- Бывает, товарищ капитан. Вы уж простите, что разбудил, но вас вызывает к себе товарищ подполковник.
- Спасибо. Уже иду.
Ким шмыгнул в угол, к умывальнику, зачерпнул кружкой воду из ведра, плеснул на лицо. Ну вот, совсем другое дело. Сколько же он, интересно, проспал? Ким посмотрел на часы: подумаешь, всего-то двадцать минут. А сколько не спал? Подумаешь, всего-то двое суток. Говорят, пытка сном, вернее, лишением сна, - самая тяжелая для любого подследственного. "В таком случае, - подумал Ким, - моя жизнь ничем не отличается от тюрьмы".
Старков, судя по его виду, не спал и того боле: глаза превратились в щелочки, лицо посерело, плечи поникли.
- Спал?
- Немного. - Ким сконфуженно опустил глаза.
- Это плохо, что немного. Потому как сегодня больше спать не придется. Два часа назад по радио выступил Геббельс. С сообщением о покушении на Гитлера. Так что теперь потребуется твоя голова. И не только твоя. Через три часа САМ собирает совещание. Фитин поручил мне сделать анализ происходящих событий…
- Гитлер жив?
- Ранен. Насколько серьезно, еще не известно. - Старков кивнул на дверь: - Сходи к шифровальщикам, узнай, нет ли чего для нас. И мухой обратно. Не задерживайся.