* * *
Гиммлер лежал на кушетке. Над ним колдовал доктор Керстен, личный врач рейхсфюрера,
- Как вы думаете, Феликс, - Гиммлер говорил с закрытыми глазами, - кто является главным врагом рейха?
- Коммунисты.
- Это не ответ. Вы просто кинули мне слово, даже не подумав. - Рейхсфюрер скрестил руки на груди, устраиваясь поудобнее. - Коммунисты - не враги, а отбросы нации. Настоящие враги - аристократы. Те, что с виду вроде поддерживают нас, а на деле ведут себя как предатели.
- Кого вы имеете в виду?
- Многих. Их сотни, если не тысячи. Они не воюют на фронте и не сидят в штабах. Они протирают штаны в старых городских корпорациях. В своих имениях, на своих заводах, в компаниях, конторах. После войны мы обязательно проведем тщательную чистку их рядов. И решим, кого оставить в рейхе, а кого изгнать. Разумеется, реквизировав предварительно капиталы.
Доктор Керстен тщательно втирал специальные масла в вялую кожу Гиммлера.
- Но, господин рейхсфюрер, многие из них все-таки исполняют свой воинский долг на фронте.
- Единицы. И я не стану упрекать тех, кто выдержит проверку на честь и доблесть. - Гиммлер повернулся на бок, лицом к врачу. - Но мне хороню известно, что солдаты из класса аристократии крайне неохотно идут в бой. Большая часть офицеров этого сословия и вовсе настроена против национал-социализма. Предатели, готовые в любую минуту вставить нам нож в спину. Мы их пока терпим. Вынуждены терпеть. Но это продлится недолго. После войны они лишатся права на жизнь. - Он сел на кушетке, накинул рубашку.
- Господин рейхсфюрер, - осторожно вымолвил доктор, - мне нужно с вами поговорить…
- Опять о ваших евреях?
- Да. - Керстен судорожно сглотнул слюну.
- Простите, Феликс, но я не в состоянии понять, почему вы так заботитесь о них? Думаете, хоть один из этой братии отблагодарит вас?
- Нет, я так не думаю. Точнее, думаю, но не об этом. Понимаете, господин Гиммлер, недавно из Швейцарии мне сообщили, что в Цюрихе появилась группа далеко не бедных людей, готовых - прошу обратить на это внимание, господин рейхсфюрер! - провести с вами выгодный обмен своих капиталов на заключенных из концлагерей. Их, то есть нескольких заключенных, нужно будет всего лишь переправить в тихое местечко под Швейцарией. И всё. И никто, уверяю вас, не узнает об этой сделке. - Заметив, что пациент уже нащупывает ногами тапочки, доктор взмолился: - Я вас умоляю, господин рейхсфюрер, выслушайте меня!
- Вот что, господин доктор, - Гиммлер нехорошо сощурился, и Керстен понял, что выбрал неподходящий момент для беседы, - вы и я принадлежим к совершенно разным мирам. Вы восхищаетесь евреями, поднявшими, как вы утверждаете, всемирную науку и торговлю до необозримых высот. А мне, мягко говоря, противно видеть их разгуливающими по Баварским горам в кожаных шортах. Я же не разгуливаю в кафтане и с пейсами?! Всюду, где бы еврей ни появился, он начинает стряпать свои мелкие, но очень выгодные для себя делишки. Я ничего не имею против капитала как такового, но имею много претензий к его еврейскому варианту. Что, к примеру, интересует наших владельцев заводов? В первую очередь их интересует Германия, и лишь во вторую - личная выгода. А что интересует еврея? Только собственная нажива! - Гиммлер накинул на худющие, костлявые плечи халат и уже на выходе, в дверях, закончил мысль: - Поверьте, доктор, они еще вас же и обвинят в том, что вы принимали участие в их освобождении. И не просто обвинят - окунут в дерьмо. Оставайтесь здесь, Феликс, вы мне еще понадобитесь.
Через полчаса, сев в машину, рейхсфюрер скомандовал водителю:
- В Биркенвальд. И не гони. Мы должны быть там в 12 часов. Успеем.
* * *
Совещание в только что отстроенном бункере началось ровно в 12:30. Изначально фюрер назначил его на 15:00, но в связи с приездом Муссолини перенес на более раннее время. Обо всем этом Штауффенберг узнал от коменданта "Вольфшанце", когда доложил тому о своем прибытии.
Шагая по бетонному узкому коридору в зал совещаний, Штауффенберг заглянул в комнату стенографистки - под предлогом, что хочет лично ее поприветствовать. Никто из группы направлявшихся на встречу с фюрером лиц не обратил на этот поступок полковника ровно никакого внимания.
По счастливой случайности, в комнате стенографистки никого не оказалось. Граф водрузил портфель на стол, откинул клапан, заглянул внутрь и установил часовой механизм на 12:50.
- Ну что, Карл, нам вас еще долго ждать? - послышался из-за двери приглушенный голос полковника Брандта, заместителя генерала Хойзингера, тоже прилетевшего на совещание.
- Уже иду. - Штауффенберг застегнул портфель и поспешил за офицерами.
Группа офицеров спустилась на третий "уровень" бункера, в новый зал совещаний Главнокомандующего.
Фюрер нетерпеливо притоптывал перед массивным столом с картами.
Штауффенберг быстро оценил обстановку. Справа от Гитлера основательно расположился фельдмаршал Кейтель. (О чем можно было судить по блокноту, который тот раскрыл перед собой прямо на карте.) Далее по периметру стола стояли: генерал Хойзингер со своим помощником Брандтом; начальник оперативного штаба руководства ВВС генерал Кортен; начальник Управления личного состава сухопутных войск генерал-лейтенант Шмундт; генералы Буле и Бодешпатц; вице-адмирал Путкамер. Справа, вдоль стены, сидели стенографисты с шифровальными блокнотами.
Штауффенберг пристроился рядом с полковником Брандтом, поставил портфель под стол.
- Мой фюрер, - вполголоса обратился к Гитлеру его адъютант Гюнше, - а может, стоит все-таки перенести совещание в летний барак? Как обычно.
- Нет, будем работать здесь. Фельдгибель решил провести в летней резиденции ремонт. - Гитлер окинул помещение прищуренным глазом. - Правда, здесь тоже еще ощущается запах краски, но один час можно и потерпеть. Итак, господа, не будем терять время! Прошу всех говорить коротко и по существу. Начнем с обстановки на Восточном фронте.
К докладу приступил Хойзингер. Обстановка, как понял из его отчета Штауффенберг, сложилась критическая.
После июньского наступления русских восстановить фронт никак не удавалось. Мало того, советские войска начали наступление на Восточную Пруссию. Так, за несколько дней до совещания завязались новые бои в районе группы армий "Северная Украина". Хойзингер поведал, что новое наступление вражеской армии развернулось по всему фронту более чем на 200 километров. Русским удалось вклиниться в оборону немцев и прорвать на всю глубину "позиции принца Ойгена", что находились восточнее Львова.
Гитлер стоял в привычной для него позе: склонившись всем корпусом над столом и буравя глазами карту.
Штауффенберг нащупал носком сапога портфель, осторожно подвинул его ближе к фюреру.
- Бои ведутся уже на подступах ко Львову, - продолжал меж тем Хойзингер.
Дверь в зал совещаний неожиданно приоткрылась. В проеме появилась фигура начальника ставки Гитлера, полковника Фельгибеля, тоже участника заговора. Условным знаком он показал Штауффенбергу, что того срочно вызывают к телефону.
- Простите, - Штауффенберг наклонился к уху Кейтеля, - мне нужно сделать звонок генералу Фромму. Разрешите выйти?
Кейтель утвердительно кивнул.
Гюнше проводил полковника взглядом и продолжил следить за карандашом, который Хойзингер использовал вместо указки.
- Какие меры будем предпринимать в районе Львова? - Гитлер, не надевший в этот раз очков, близоруко склонился над картой. - Покажите мне детально, где расположены наши позиции.
Карандаш генерала скользнул по карте:
- Вот здесь, мой фюрер. На данном участке…
Взрыв оборвал выступление командующего Восточным фронтом.
Адъютанта Гитлера мощной ударной волной отбросило к противоположной стене, где от удара головой о бетонную перегородку он потерял сознание. Очнулся от криков и боли. Приоткрыв глаза, увидел сперва сплошную темноту. В помещении стоял густой удушающий дым, в котором лёгкие с трудом находили для себя воздух. Вентиляция не работала. Гюнше, опираясь левой, здоровой, рукой о стену, с трудом поднялся. Ноги не слушались. Правая рука плетью висела вдоль тела. "Сломана, - понял адъютант. - Фюрер… Где фюрер?! Он попытался сделать шаг, закачался. Дышать стоя было и вовсе невозможно. К тому же по-прежнему ничего не видно. Пришлось снова опуститься к полу. Попытался ползти. Получилось. Вокруг лежали обломки мебели вперемешку с фрагментами человеческих тел. Гюнше стошнило. Дышать стало легче. Откинув чью-то окровавленную ногу в сапоге (кажется, полковника Брандта), Гюнше пополз туда, где, как он полагал, может находиться фюрер.
Неожиданно под руками что-то зашевелилось и застонало. По остаткам кителя адъютант на ощупь распознал Кейтеля. Лицо генерала превратилось в липкую маску. То ли от крови, то ли от копоти. Гюнше припал к груди офицера: сердце билось, но глухо и тяжело. Рядом лежало второе тело. Кажется, вице-адмирала. Переползая через него, адъютант фюрера сжал зубы от боли. Дав себе несколько секунд передышки и превозмогая острые болевые приступы, пополз дальше. Следующий обрубок тоже дышал. Гюнше приблизился, и по его щекам потекли слезы бессилия…
Перед ним лежало тело Гитлера. Живое. Нервное. Оно дергалось, конвульсивно распрямляясь и елозя по полу двумя оставшимися пальцами правой руки. Из грудной клетки со свистом, неровными толчками вырывался на свободу воздух. Ниже груди китель почернел от крови. Темные с сединой волосы полностью накрыли глаза.
Гюшпе в ужасе склонился над фюрером и до боли прикусил губу.