- Кстати, - встрял в дискуссию брат Штауффенберга Бертольд, - в этом вопросе нам может помочь генерал Кестринг, который был в свое время военным атташе в Москве. Думаю, к его мнению там должны прислушаться.
Гизевиус мысленно выругался. Такую информацию следовало срочно переправить в Швейцарию, Даллесу, но у него не было для этого технических средств. Равно как и связника. Пока.
- Дальнейшее обсуждение переговоров как возможность будущего диалога возобновим непосредственно после гибели Адольфа Гитлера, - подытожил суть беседы граф Штауффенберг и посмотрел на часы. - То есть после 20 июля. Через четыре дня.
- Простите, - Гизевиусу показалось, что земля уходит у него из-под ног, - но почему именно 20 июля?
- Откладывать акцию не имеет смысла. - Штауффенберг одной рукой открыл портфель, предварительно поднятый на стол, а второй спрятал в него рукописные документы. - На 20 июля фюрер назначил расширенное совещание. На нем должен буду присутствовать и я. С докладом о положении в резервной армии. Всё, господа! Следующая встреча - в день покушения в штабе резервистов. И да поможет нам Бог!
* * *
Капитан авиаэскадрильи ВВС Великобритании Джон Оуэнс втиснулся в кресло пилота, пристегнул ремни, окинул взглядом приборную доску.
- Кэп, - склонился вдруг над ним штурман Рисс, - сегодня дали очень странную инструкцию к вылету.
- А что в ней странного? - капитан кинул взгляд на карту. - Всего лишь разбомбить автоколонну. Ничего странного - война. А на войне принято бомбить вражескую технику.
- Но, сэр, нам впервые указывают точные координаты движения колонны. И время. И точное указание, что именно следует бомбить…
- Черт побери, Рисс, ну должна же и разведка хоть что-то делать! Не нам ведь одним войну выигрывать.
Штурман хотел было добавить еще пару слов вдогонку своим сомнениям, но передумал: в конце концов, задание есть задание.
* * *
- Вальтер, я узнал то, о чем ты просил.
- И когда?
- 20 июля.
- Спасибо, Карл. Я твой должник.
Шелленберг хотел добавить еще несколько благодарных слов, но Штольц уже повесил трубку. Связь прервалась.
* * *
Колонна из двенадцати машин медленно двигалась в сторону деревушки Сент-Фуа-де-Монтгомери. Небо поражало прозрачностью и голубизной. Солнце нещадно палило, прогревая автомобили до температуры жаровни. Дышать становилось все тяжелее. Пот застилал глаза.
Фельдмаршал Роммель, выглянув в окно, прочитал надпись на очередном дорожном указателе и обратился к адъютанту:
- Вирмер, вам не кажется нелепым, что мы воюем с Монтгомери, а сами в данный момент проезжаем мимо населенного пункта, названого в его честь?
- Скорее это Монтгомери назвали в честь этой деревни.
Командующий рассмеялся:
- Мне импонирует ваше чувство юмора, Вирмер.
- Благодарю, господин фельдмаршал. Юмор - единственное, что сохранилось во мне от того юноши, которого любили мои родители.
- Война, Вирмер, война. С ней все меняются.
- Я не спорю, господин фельдмаршал. Но лично меня война изменила очень сильно. К сожалению, я стал жесток. И потому считаю своим долгом отомстить всем, кто лишил меня и дома, и семьи. Не знаю как другие, а я буду сражаться с англичанами и американцами до победного конца.
- Но победить могут и янки.
- В таком случае погибну я. Но не просто погибну, а заберу с собой хотя бы одного американца.
Роммель продолжать беседу не стал, и следующие десять минут они ехали молча. Под аккомпанемент рева двигателей и среди клубов дорожной пыли.
Фельдмаршал снял фуражку, вытер потный лоб и задумался. В таком свете его адъютант предстал перед ним впервые. Вот тебе и тихоня! А ведь в течение последнего полугода очень многие высказывали при этом мальчишке разные, в том числе совершенно противоположные, убеждения, нисколько его присутствия не опасаясь. С другой стороны, никого из них пока и не арестовали. Так что, вполне возможно, Вирмер в любых обстоятельствах ведет себя по-джентельменски. А если нет?!
- Вирмер, вы уже решили, кем будете после войны?
- Наверное, посвящу себя церкви. Но окончательно еще не решил.
- Прельщает статус монаха?
- Отец хотел, чтобы я стал священником. А я, как видите, выбрал иной путь. О чем сейчас искренне сожалею.
- Жалеете о том, что сражаетесь за родину?
- Нет. О том, что плохо слушал отца. А ведь он мне всегда внушал: не верь людям! Верь Богу. Люди беспомощны, а Бог всесилен. Люди подвержены слабостям, а Бог - нет. Люди изменчивы, а Бог не предаст никогда.
- Странный у нас с вами завязался разговор. Но интересный. И что вы, кстати, подразумеваете под "изменчивостью людей"?:
- Предательство.
- Кого по отношению к кому?
- Например, военных - к своему долгу, своей родине, рейху.
- Ну-у, - протянул фельдмаршал, - предательство по отношению к долгу и родине я еще могу понять. Но к рейху?! Вы ведь, Вир-мер, под словом "рейх" наверняка подразумеваете словосочетание "фюрер и партия". Не так ли?
- Предположим.
- В таком случае простите меня за небольшую лекцию, но я до сих пор не знаю ни одной партии, которая смогла бы пережить родину. И уж тем более человека. В одной только Германии в двадцатых годах насчитывалось несколько десятков партий, и я могу назвать вам имена сотен людей, беззаветно им тогда преданных. И где эти партии сегодня? Где преданные этим партиям люди? Они пропали, канули в Лету, оказались поруганы такими же преданными людьми. А вы говорите - предательство… Измена, дорогой мой Вирмер, - вещь тонкая. Допустим, жена изменяет мужу, потому что больше не может и не хочет с ним жить. Вправе ли мы ее осуждать?
- Это другое…
- Но корни-то одни! Впрочем, предлагаю прекратить наш спор. Или по крайней мере отложить его на будущее.
- Согласен. - Адъютант отвернулся к окну.
"Итак, - Роммель уже принял решение, - сразу по приезде нужно будет установить слежку за этим молодым человеком".
Сидевший рядом с шофером офицер вдруг вскинул руку:
- А что это там на нас летит?
Водитель оторвал взгляд от дороги:
- Господи!..
* * *
Оуэнс направил самолет на немецкую автоколонну. Первая бомба накрыла последнюю машину, преградив тем самым путь к отступлению.
Следующие авиамашины принялись методично накрывать автомобили немцев смертельными снарядами. Люди выпрыгивали из горящих машин и пытались отбежать как можно дальше от дороги, и поля, но пулеметные очереди с истребителей сопровождения догоняли их, превращая в неподвижное кровавое месиво.
- Штурман, что вы там говорили про инструкцию? - крикнул Оуэнс, заводя бомбардировщик на второй круг.
- Кэп, - перекрикивая рев двигателей, проорал в ответ Рисс, - нам приказано накрыть третью от начала колонны машину. Уничтожить ее вместе с пассажирами.
- Выполняем приказ! - Оуэнс опытной рукой направил самолет на "хорьх" фельдмаршала Роммеля.