- Нам такой путь не подходит. - Одноглазый полковник тоже поднялся и вышел из-за стола. Газевиусу бросилось в глаза, что у него нет еще и правой руки: пустой рукав был аккуратно заправлен в карман кителя. - Мирный путь - это путь самообмана. Мы неоднократно призывали фюрера к переоценке наших сил и возможностей. Но если его непонимание было более-менее терпимым до начала лета, то с вступлением в войну англо-американцев оно стало не только нетерпимым, но и преступным. Вести войну на два фронта мы не в состоянии. Впрочем, вся наша военная кампания была ошибкой с самого начала.
Гизевиус не ожидал такого напора.
- Я с вами отчасти согласен. Но война есть, как говорят господа атеисты, реальность, данная в ощущение. И в этой ситуации нам следует найти выход из создавшегося положения. Арест или физическая ликвидация, а речь, насколько я понял, идет именно об этом, только накалят обстановку. Особенно на фронтах. Фюрер должен сам подать в отставку. Только в этом случае мы сможем сохранить единство в рядах партии и рейха.
- О каком единстве вы говорите? - в голосе Штауффенберга прозвучал неприкрытый сарказм. - Рейх утратил его, когда вступил в ненужную, бесперспективную войну с Россией! А партия лишилась сего атрибута и того раньше.
- Имеете в виду "ночь длинных ножей"?
- Именно. Единственное, что нас еще может спасти, - это перемирие с англичанами и американцами. Необходимо создать все возможные предпосылки для скорейшего заключения мира. Но подобное возможно лишь при физическом устранении Гитлера и замене ныне действующего режима временной военной диктатурой, которая, в свою очередь, обязана подготовить почву для создания демократического государства.
- Ого! - вскинулся журналист Карл Штольц. - Хотите полностью изменить строй? А как же тысячелетний рейх? Что станет с нашей национальной идеей? Или вы предлагаете объявить миллионам арийцев, что до сих пор они шли неправильным путем? И что все военные жертвы напрасны? Боюсь, господин полковник, та старушка, которая стоит сегодня в очереди за водой и у которой сын погиб где-то под Смоленском, первая плюнет вам в лицо.
Полковник отреагировал на эмоциональный всплеск молодого человека спокойно.
- Господин журналист, вас устраивает то, что происходит сейчас? Тотальная слежка? Концлагеря? Эрзац-кофе? Полная разруха?
- А как иначе, господин полковник? Война! И не мне вам рассказывать, чем она всегда сопровождается.
Во время спора никто не заметил, как хозяин дома покинул кабинет и вернулся с очередным гостем тайного собрания.
- О господи, Ганс! - прибывший начальник разведки Генерального штаба Рудольф Ганзен чуть приобнял Газевиуса. - Не думал, не думал встретить вас здесь, в Берлине. Неужели в Цюрихе всю работу закончили?
- Никак нет, господин полковник. Наоборот, дел прибавилось. И прибыл я не из Цюриха, а из Парижа. Но об этом чуть позже.
- А вы что нового нам можете сообщить? - поинтересовался хозяин у нового гостя.
Ганзен многозначительно оглядел присутствующих.
- Добрый вечер, господа! Представьте, новости действительно есть. Но довольно неутешительные. Так, на Центральном фронте мы потеряли более двадцати полнокровных дивизий. Говорю неопределенно, поскольку точных данных пока нет. - Ганзен сделал паузу и продолжил: - Девятой и Четвертой армий больше не существует. Обе окружены в районе Бобруйска. Отдан Минск. Русские продвинули фронт на несколько сот километров в глубь наших территорий. Там сейчас мясорубка.
В зале установилась тишина. Карл Штольц выложил портсигар на стол и застучал по нему кончиками пальцев, выбивая незамысловатую дробь. Людвиг фон Бек взволнованно спросил:
- И каковы действия Генерального штаба? Что думает по этому поводу фюрер?
- Действия нашего руководства я бы охарактеризовал одним словом: бездействие. - Ганзен сплел пальцы в нервный клубок. - А фюрер запрещает отступать. Понимаете, он просто запретил отступать! Более того, отныне в войсках усилены дисциплинарные наказания. За малейшее непослушание - расстрел. Солдат удерживают на оборонительных позициях страхом! Однако положение от этого лучше не становится: русские продолжают наступление. А наши войска отходят к старой советской границе.
Фридрих Ольбрехт перекрестился:
- Боже, храни Германию.
Гизевиус тут же воспользовался паузой:
- Положение на Восточном и Центральном фронтах можно спасти только немедленным прекращением сопротивления на Западе и заключением мира с Эйзенхауэром!
- Увы, в понимании американцев мир есть сдача всего того, что Германия завоевала начиная с тридцать девятого года. Фюрер на это не пойдет, - высказал свое мнение Бек.
- И не только на это, - вставил Ганзен. - В одном из своих выступлений Рузвельт произнес фразу о "безоговорочной капитуляции Германии".
- Выходит, оккупация неизбежна, - задумчиво проговорил Карл Гердлер. - Вопрос только в том, кто именно нас оккупирует. Лично я предпочел бы англичан.
- А я считаю, что об оккупации рано еще говорить! - полковник Штауффенберг с силой хлопнул ладонью по столу. - Если мы успеем сменить лидера нации, если докажем западным правителям, что по-прежнему сильны и радикально меняем курс Германии в сторону Запада, тогда возможен вариант сохранения страны как единого целого. Американцы и англичане пошли на союзнические отношения с Россией только потому, что их не устраивала политика Адольфа Гитлера. С устранением же фюрера их отношение к нам, я полагаю, в корне изменится.
- Господин полковник, напрасно вы надеетесь, что Рузвельта или Черчилля устроит простая смена лидера, - вставил реплику Карл Штольц. - Они сейчас находятся в самом начале пути глобального захвата Германии, и, зная этих господ, могу сказать с большой долей уверенности: они не остановятся ни перед чем, когда впереди маячит столь лакомый кусок.
- В таком случае, господин журналист, - изрек Ольбрехт, - я разделяю точку зрения господина Гердлера. Лучше без боя отдать Германию цивилизованным англичанам и американцам, нежели капитулировать перед варваром Сталиным.
Кто-то слева от Гизевиуса неожиданно выкрикнул:
- Господа, наступление русских протекает крайне стремительно. А что, по-вашему, ждет Восточную Пруссию, польское генерал-губернаторство?
Гизевиус обернулся на голос:
- Если будем бездействовать, случится самое худшее. Следует срочно провести переговоры с теми же Эйзенхауэром, Монтгомери. В конце концов, можно выйти и на другие структуры: американский сенат, управление стратегических служб. С ними нам в любом случае придется вступать в контакт.
- Опять переговоры… - Граф фон Штауфенберг закурил. - Время, господа, мы теряем время! От чьего имени будут вестись переговоры? Учтите: пока мы не решим для себя этот вопрос, никто с нами на контакт не пойдет.
Гизевиус чуть не крикнул: как не пойдет?! Пойдет, уже пошел! Но в таком случае пришлось бы открыться, а как соотечественники воспримут его в качестве агента УСС, "Валет" не знал.
- Господа, - Штауффенберг задумчиво покрутил сигарету, - я ненавижу русских. Впрочем, все вы прекрасно знаете мое отношение к Совдепии. Но сегодня русские ближе к Берлину, чем американцы. А потому у меня появились некоторые соображения: что, если нам начать переговоры с ними?
Бек от неожиданности даже всплеснул руками:
- Полковник) От кого угодно, но от вас я подобных мыслей не ожидал!
- А что, - неожиданно поддержал графа Гердлер, - мысль недурна. Если я правильно понял господина полковника, нам нужно просто оттянуть время. И такой тактический ход, я считаю, был бы уместен. Вопрос в другом: а пойдут ли русские на переговоры?
- Пойдут, - уверенно ответил Штауффенберг и затушил окурок. - Если мы устраним Гитлера.
"Валет" мысленно выругался: вот тебе и результат встречи! Вся работа псу под хвост.
Сталин мягкой кошачьей походкой вышагивал по ковру за спинами Берии, Фитина и Старкова. Никто из них не смел оглянуться. В кабинете висела тяжелая, давящая тишина. Прошло минут двадцать. Старков чувствовал, как внутри у него вес напряглось, тело превратилось в одну туго натянутую струну.
- Товарищ Фитин, - голос Сталина звучал глухо и хрипло. ("Наверное, выпил что-то холодное", - подумал Старков.) - То, о чем вы нам только что рассказали, это факты или ваши размышления?
Двадцать минут назад Фитин озвучил непроверенную информацию о том, что в скором времени на Адольфа Гитлера будет совершено покушение. Теперь данное предположение следовало как-то обосновать.
Фитин поднялся со своего места:
- Это мои размышления, базирующиеся на донесениях наших корреспондентов, товарищ Сталин.
- И что, все ваши корреспонденты в один голос утверждают, что Адольфа Гитлера хотят убить? Причем даже не коммунисты, а его собственные генералы?
- Так точно, товарищ Сталин. Информацию регулярно просеиваем. Источники черпаем из Германии, ее сателлитов и у наших союзников. В заговоре против Гитлера принимают участие не только генералитет, верхушка вермахта, но и промышленники, а также некоторые представители остатков социал-демократической партии. Именно последние установили контакт с полковником Штауффенбергом. Я даже предполагаю, что это именно они оказали решающее влияние на мировоззрение графа. К сожалению, наши товарищи из коммунистической партии Германии в данном процессе принять участия не могут. В связи с тем, что…
- Достаточно, я понял, - остановил Сталин выступление Фитина небрежным взмахом руки.