- И правильно, товарищи. Давайте обмозговывать, решительно сказал белокурый юноша. А ты, Ирма, зря взъелась. Николка правильно сказал неправильным русским языком насчет обмозговыванья. Ей же Богу - хорошее слово: целую фразу заменяет! "Обдумаем" - это серо, как то по профессорски. "Провентилируем" - слишком по комсомольски. А тут - "об-моз-гу-ем". Звучно то как… И сразу же чем то умным пахнет… Хотя я, по совести говоря, думать не люблю. Мне бы действовать побольше… Но для такого случая и я своей мозговой извилиной шевельну. Так уж и быть… А… только: что тут обмозговывать? Дело ясно, как самовар. Надо за него взяться и провернуть на ять. Вот и все!
Моряк усмехнулся.
- И как это у нашего Офсайда Иваныча все просто делается: словно гол вбить.
- Ах ты, дубина морская, кашалот адмиральский! - взорвался юноша. Просто, как гол вбить? Попробовал бы сам, тяжелопер влюбленный!.. Ты думаешь - это так легко?.. Это, брат, как у одного снайпера спросили, трудно ли хорошо стрелять. А он - "пустяки, говорит. Нужно только взять ровную мушку, правильно подвести к мишени и плавно спустить курок"… А попробуй сам: ссади зайца на 300 метров… Или на полном ходу между беками всади мяч в угол ворот… Легко? Вот, чорт! Меня от негодования даже в пот вдарило… Моряк опять махнул рукой.
- Ладно, Офсайд Иваныч. Я ведь тебя давно знаю: тебя не переспоришь. Ты, брат, из породы людей, которые сперва действуют, а потом уже думают… А тут нужно как раз наоборот: по нормальному. Дело то ведь не только серьезное, а даже загадочное. Вы как, Владимир Алексеевич, это письмо получили?
- Мне оно было под дверь подсунуто. Значит, не по почте?
- Нет.
- Совсем таинственно. А откуда автор письма знает, что вы были офицером?
Старик молча пожал плечами и зажег трубку. Молодые люди ждали, когда он заговорит.
- Видите ли, друзья, тут не в мелочах дело. Николай прав - дело это, очевидно, серьезное, иначе зря бы я вас сюда не вызывал. Это ведь тоже небезопасно. Вы, конечно, знаете, что за мной, как за бывшим офицером - всегда слежка, но это дело показалось мне достойным кое какого риска. В нем - я чувствую - что то есть. В наше время много таких необычайных совпадений, что я не удивлюсь, если это письмо явится одним из элементов какой то большой и важной тайны. А ты вот, Ирма, со своей женской интуицией - что ты скажешь?
Морщинка прорезала высокий чистый лоб.
- Мое мнение?.. Интуиция?..
Старик заметил добродушно-скептическую усмешку на губах моряка и прервал девушку.
- А ты, Николай, зря кривишь губы. Молод ты еще, брат. Вот поживешь с мое - будешь иначе к женскому чутью относиться. В математике, да, пожалуй, в политике - ему места нет. А в жизни - чувство женщины очень часто угадывает в сто раз вернее, чем все расчеты и логика мужчин. Иная антена нервов.
- Ну, еще бы, фыркнул Сережа. У нашего морского пирата нервы - как смоленые кор-р-р~р р-абельные канаты. А у нашей Ирмочки, как… ну, как… нежная осенняя паутинка на заплаканных ресничках лесной феи.
- Ишь ты, как наш футболист в поэзию ударился? Прямо новый Маяковский. "Облако в штанах". Постой, покажу я тебе корабельные канаты… Сам испытаешь!
- Ладно, ладно, дети мои, прервал веселую ссору старик. Так каково все таки твое мнение, Ирма?
- Тут определенно что то есть важное и серьезное, задумчиво ответила девушка. Это письмо, по моему, написано просто и искренно и в нем есть какая то правда.
- А мы вот эту Ирмкину правду за ушко, да на солнышко. То ли еще мы проделывали?
Серые глаза девушки усмехнулись. Лукавая улыбка скользнула по спокойным твердым губам.
- Ах, уж этот наш Сережа! Тебе самое важное в жизни - это подраться. Все равно - с кем и по какому поводу: в футболе, на улице, в институте, с бандитами или с ГПУ. Тебя нянька в детстве, вероятно, нечаянно на разлитый скипидар посадила. И с тех пор ты спокойно жить не можешь. Так сказать - гипер-тонус… И осторожности у тебя нет ни на копейку!
- "Ос-то-рож-но-сти"? возмущенно переспросил юноша. Да ты бы еще сказала "страху"? Чего там? Как говаривал Збышко у Сенкевича:
"Пока не убили - чего же бояться то? А как убьют - то и времени для страху больше не будет"…
Чего ж нам то бояться? ГПУсского нагана? Фи! Что такое наган? С научно - технической точки зрения - просто дырка, облитая сталью. А кто же дырок боится? А Сибирь? Ну, так что ж?
И снова задорно и весело прозвучал его голос:
Я Сибири, Сибири не страшуся,
Сибирь ведь тоже - русская земля!
Эх, вейся, вейся, чубчик кучерявый,
Развевайся, чубчик, по ветру…
- Не так громко, Сережа!
- Ей Богу - нечаянно, дядя ВАП! То-есть, простите, Владимир Алексеевича. Я ведь тоже назвал так вас по школьной привычке - "любя"… А насчет песен - простите еще раз. Не удержался. У меня всегда внутри что то поет. Да ведь и верно:
"Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда.
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города"…
Ну, не буду, не буду… А все таки интересно знать, за что тогда погиб тот матросик?
- Ш-ш-ш-ш!.. недовольно зашипел на него старик. Опять ты! Будто не знаешь, что в наше время даже стены имеют уши. Сексот на сексоте сидит… Пожалуйста, не касайтесь здесь этой темы. Если решитесь взяться за это дело - беритесь. Но меня в него пока не впутывайте. Вы знаете - я не трус, но просто я не имею права рисковать своей жизнью пока еще неизвестно за что. Думаю, что я еще пригожусь настоящей России. А эти приключения, спорт и опасности - не по мне. Для меня, старика, Лубянка - это не интересное жизненное переживание, а смерть… Помните, как сказал Маяковский:
"В этой жизни - умереть не трудно.
Сделать жизнь - значительно трудней".
Сил у меня осталось мало, и я не могу ими рисковать. А у вас этих сил - непочатый край. Поэтому, если вы заинтересуетесь этим письмом и решите действовать - Бог вам в помощь. Я охотно снабжу Вас советами и деньгами, но пока останусь в стороне. Вы понимаете меня, ребята?
- Ладно, не беспокойтесь, Владимир Алексеевич, решительно сказал моряк, вставая и выпрямляясь по военному. Да будет тебе авралить, Офсайд Иванович, дай все взвесить. Мое, так сказать "кокретное" предложение, товарищи пролетарии и пролетарочки, вот какое: пусть каждый обмозгует это дело по одиночке, а потом встретимся и решим вместе, что и как.
- Конечно, откликнулась Ирма. А я дня через три как раз могу достать путевку на лодку на водной станции Пищевиков. Проедем к Воробьевке и заодно там потолкуем на свободе и без лишних ушей.
- Идет, товарищок врачиха! Заметано! весело поддержал ее Сережа. А теперь перестанем мозолить глаза бедному Владлексеичу и потопаем по домам. То-есть, кому по домам, а мне, бедному сиротинке, в осточертевшее общежитие. Ах, что б ему сгореть… Дайте, пожалуйста, Владимир Алексеич, папироску - с горя закурим.
Ирма неодобрительно покачала головой.
- Что это тебя, Сережа, укусило? Зачем тебе папироса? Ты ведь не куришь?
- А так - побаловаться. Погрызть что либо со злости, да с голодухи.
- Вот чудак… Да и вы, дорогой Владимир Алексеевич, поменьше бы курили. Вы ведь только за этот час - я заметила - три раза трубку набивали заново.
Старик мягко усмехнулся.
- Что и говорить - ты, Ирма, права на все 100 процентов. Да только ты судишь со своей узкой медицинской точки зрения.
- Ну да, конечно: нельзя же себе в самом деле жизнь сокращать! А кроме медицинской точки зрения - как еще куренье рассматривать? Просто вредная привычка и больше ничего.
- Не будь так резка, дружок… Для старого курильщика дело не только в физическом удовольствии. А и глубже… Есть в куренье иная - психологическая, так сказать, тонкость. Видишь ли - человек с трубкой или папиросой никогда не чувствует себя одиноким… Тебе этого, может быть, и не понять, а мне, одинокому старику, трубка многое скрашивает… Так то, моя девочка…
Старик опять улыбнулся своей доброй улыбкой.
Ну, а теперь давайте действовать, так сказать, по специальности. "Молодости - движение, старости - покой", процитировал он. Действуйте, двигайтесь. А пока там что - расходитесь. И уговор: если ГПУ придерется к нашей встрече и будет спрашивать, отчего, да почему - будем объяснять, что собирались поговорить о помолвке Николая и Ирмы.
Девушка удивленно подняла глаза на старика и вспыхнула. Моряк ободряюще положил ей руку на плечо и смущенно усмехнулся.
- Ну, и пронзительный же у вас взгляд, Владимир Алексеевич. Ведь в самую точку попали. Мы в самом деле скоро с Ирмой женимся. Но откуда?…
Сережа фыркнул и ударил себя ладонями по бедрам.