Геррик остановился и долго всматривался в лицо спящего Хьюиша, упиваясь своим разочарованием и отвращением к жизни. Он нарочно растравлял себя созерцанием этой гнусной физиономии. Может ли так продолжаться? Что его еще связывает? Разве нет у него прав, а есть только одна обязанность продолжать путь без отдыха и отсрочки и сносить невыносимое? "Ich trage unertragliches", - всплыла в памяти строчка; он прочел все стихотворение, одно из совершеннейших стихотворений совершеннейшего из поэтов, и его словно ударила фраза "Du, stolzes Herz, du hast es ja gewollt". А где его гордое сердце? И он, опьяняясь презрением к самому себе, обрушился на себя со всем сладострастием, как растравляют больное место: "У меня нет гордости, нет сердца, нет мужества, иначе как бы я мог влачить эту жизнь, более позорную, чем виселица? Как мог опуститься до нее? Ни гордости, ни способностей, ни силы духа. Даже не разбойник. И голодаю тут - с кем? С тем, кто хуже разбойника, - с ничтожным дьявольским приспешником!" Ярость против товарища нахлынула на него, оглушила; он погрозил кулаком спящему.
Послышались быстрые шаги. На пороге показался капитан, задыхающийся, раскрасневшийся, с блаженным лицом. В руках он нес хлеб и бутылки с пивом, карманы оттопыривались от сигар. Он свалил свои сокровища на пол, схватил Геррика за обе руки и закатился громким смехом.
- Открывайте пиво! - закричал он. - Открывайте пиво и возглашайте аллилуйю!
- Пиво? - переспросил Хьюиш, с трудом поднимаясь.
- Вот именно! - воскликнул Дэвис. - Пиво, да еще сколько! Каждый может употребить - точно зубные таблетки от Лайона - надежно, гигиенично. Ну, кто за хозяина?
- Уж это предоставьте мне, - сказал клерк.
Он отбил горлышки у бутылок обломком коралла, и они по очереди выпили из кокосовой скорлупы.
- Закуривайте, - сказал Дэвис. - Все стоит в счете.
- Что случилось? - спросил Геррик. Капитан вдруг посерьезнел.
- Я к этому и веду, - ответил он. - Мне надо потолковать с Герриком. А ты, Хэй, или Хьюиш, или как тебя еще, забирай курево и бутылку и сходи посмотри, как поживает ветер под пурау. Я тебя позову, когда надо будет.
- Секреты? Так не годится, - сказал Хьюиш.
- Послушай, сынок, - сказал капитан, - речь идет о деле, заруби себе на носу. Хочешь упрямиться - как знаешь, оставайся здесь. Но имей в виду: если уйдем мы с Герриком, то заберем с собой и пиво. Понятно?
- Да я вовсе не собираюсь совать палки в колеса, - возразил Хьюиш. - Сейчас уберусь. Давайте вашу бурду. Можете трепать языком, пока не посинеете, мне наплевать. Я только считаю, что это не по-товарищески, вот и все.
И он, шаркая ногами, потащился вон из камеры под жгучее солнце.
Капитан подождал, пока он покинет двор, и тогда повернулся к Геррику.
- Что такое? - хрипло спросил тот.
- Сейчас скажу, - ответил Дэвис. - Мне надо с вами посоветоваться. У нас есть шанс… Что это? - воскликнул он, указывая на ноты на стене.
- Что? - переспросил Геррик. - Ах, это! Это музыка - я записал фразу из Бетховена. Она означает, что судьба стучится в дверь.
- Вот как? - протянул капитан, понизив голос; он подошел поближе и стал рассматривать надпись. - А французский что значит? - спросил он, ткнув пальцем в латынь.
- Ну, это просто значит: лучше бы мне умереть дома, - нетерпеливо ответил Геррик. - Так в чем дело?
- "Судьба стучится в дверь", - повторил капитан и, оглянувшись через плечо, сказал: - Знаете, мистер Геррик, дело ведь именно в этом.
- Что это значит? Объясните.
Но капитан снова уставился на ноты.
- А примерно когда вы написали эту штуковину?
- Какое это имеет значение? - воскликнул Геррик. - Скажем, с полчаса назад.
- Господи помилуй, вот чудеса! - вскричал Дэвис. - Некоторые назвали бы это совпадением, но только не я. А я, - и он провел толстым пальцем по строчкам, - назову это провидением.
- Вы сказали, что у нас есть шанс, - напомнил Геррик.
- Да, сэр! - произнес капитан, вдруг круто поворачиваясь лицом к собеседнику. - Я так сказал. Если вы такой человек, за какого я вас принимаю, значит, у нас есть шанс.
- Не знаю, за какого человека вы меня принимаете, - ответил тот. - Берите ниже - не ошибетесь.
- Дайте руку, мистер Геррик, - сказал капитан. - Я вас знаю. Вы - джентльмен и человек мужественный. Я не хотел говорить при этом лодыре, увидите почему. Но вам я сейчас все выложу. Я получил судно.
- Судно? - воскликнул Геррик. - Какое?
- Ту шхуну, которую мы видели утром в стороне от входа в гавань.
- Шхуна с карантинным флагом?
- Та самая посудина, - ответил Дэвис. - Это "Фараллона", сто шестьдесят тонн водоизмещением, идет из Фриско в Сидней с калифорнийским шампанским. Капитан, помощник и один матрос померли от оспы, наверно, подхватили в Паумоту. Капитан с помощником были единственными белыми, вся команда - канаки. Для христианского порта, конечно, странный подбор. Осталось трое матросов и повар. Как они плыли - не знают. Я, кстати, тоже не знаю, как они плыли. Должно быть, Уайзман пил беспробудно, если их занесло сюда. Во всяком случае, он помер, а канаки все равно что заблудились. Они шатались по океану, точно младенцы по лесу, и напоследок уперлись носом в Таити. Здешний консул взялся за это дело, предложил место капитана Уильямсу; Уильямс не болел оспой и отказался. А я тут и явился за почтовой бумагой. Мне показалось, будто что-то наклевывается, когда консул посоветовал мне заглянуть еще, но вам двоим я тогда ничего не стал говорить, чтоб потом не разочароваться. Консул предложил Мак Нейлу - тот испугался оспы. Предложил корсиканцу Капирати и потом Леблу, или как его там, - не пожелали взяться, дрожат за свои драгоценные шкуры. Наконец, когда уже никого больше не осталось, он предлагает мне. "Браун, беретесь доставить шхуну в Сидней?" - спрашивает он. "Разрешите мне самому выбрать помощника и одного белого матроса, - говорю я, - не доверяю я что-то этой шайке канаков. Заплатите нам всем троим за два месяца вперед, чтобы выкупить из заклада нашу одежду и инструменты, и сегодня к вечеру я проверяю кладовые, пополняю запасы и завтра засветло выхожу в море!" Вот что я ему ответил. "Это меня устраивает, - говорит консул. - И можете считать, Браун, что вам чертовски повезло", - говорит он. И этак многозначительно на меня смотрит. Ну, да теперь это не имеет значения. Хьюиша я беру простым матросом, поселяю, само собой, на корму, а вас назначаю помощником за семьдесят пять долларов, и жалованье за два месяца вперед.
- Меня - помощником? Да какой же я моряк! - вскричал Геррик.
- Значит, придется научиться, - сказал капитан. - Вы что - воображаете, что я удеру, а вас оставлю тут помирать на мели? Не на того напали, дружище. Да и кроме того, вы справитесь, я ходил с помощниками и похуже.
- Знает бог, я не могу отказываться, - сказал Геррик. - И, знает бог, я благодарю вас от всего сердца.
- Вот и хорошо, - ответил капитан. - Но это не всё. - Он отвернулся, чтобы зажечь сигару.
- А что еще? - спросил Геррик с необъяснимой, но острой тревогой.
- Сейчас подойду к этому… - Дэвис помолчал минуту. - Слушайте, - продолжал он, держа сигару между большим и указательным пальцами, - попробуйте смекнуть, к чему это ведет. Не понимаете? Ладно, мы получаем двухмесячное жалованье, меньше нельзя - иначе нас не выпустят кредиторы. Раньше чем через два месяца нам до Сиднея не добраться, а когда мы туда попадем… Я вас прямо спрашиваю - что нам это даст?
- По крайней мере, мы снимемся с мели, - ответил Геррик.
- Подозреваю, что в Сиднее есть свои мели, - возразил капитан. - Сказать вам честно, мистер Геррик, я и не собираюсь это выяснять. Нет, сэр! Сидней меня не увидит.
- Говорите проще, - сказал Геррик.
- Проще простого, - ответил капитан. - Я собираюсь присвоить шхуну. В этом нет ничего нового, в Тихом океане каждый год так делают. Стивене ведь украл недавно шхуну? Хэйз и Пис крали судно за судном. И таких случаев тьма. А груз? Подумайте-ка. Шампанское! Да его, как нарочно, для нас погрузили. Мы продадим его в Перу прямо на пирсе, а с ним и шхуну, коли найдем дурака, который ее купит. А потом нас ищи-свищи. Если вы меня поддержите, клянусь моей жизнью, я доведу дело до конца.
- Капитан, - произнес Геррик дрогнувшим голосом, - не делайте этого.
- Я доведен до отчаяния, - возразил Дэвис. - Подвернулся случай, другого может не быть. Геррик, скажите одно слово, поддержите меня, ведь мы так долго вместе бедствовали.
- Не могу. Простите меня. Но я не могу. Я все-таки еще не так низко пал, - ответил, смертельно побледнев, Геррик.
- А что вы говорили сегодня утром? Что не можете попрошайничать? Либо - либо, сынок.
- Да, но это грозит тюрьмой! - воскликнул Геррик. - Не искушайте меня. Это - тюрьма.
- Слышали, что сказал капитан шхуны, где мы были сегодня утром? - упорствовал капитан. - Ну, так он сказал правду. Французы нас не трогали достаточно долго, больше так продолжаться не может. Мы у них на примете, будьте уверены. Через три недели вы все равно окажетесь в тюрьме, что бы вы ни делали. Я прочел это на лице консула.
- Вы забываете, капитан, - возразил молодой человек. - Есть еще выход. Я могу умереть. Сказать по правде, мне следовало бы умереть три года назад.
Капитан сложил руки на груди и посмотрел ему прямо в глаза.
- Да, - сказал он, - вы можете перерезать себе глотку, что верно, то верно. И большая вам от этого будет польза! А мне что прикажете делать?