– Почему же вы не приказали мастерам возвести большой город, с такими храмами, как в Киеве? Любой из конунгов, который прибывал бы в вашу столицу, сразу же поражался бы ее красоте и могуществу и понимал, что вы очень дальновидный правитель. Когда я стану королевой Норвегии, то откажусь жить в селении вместе с пастухами и прикажу, чтобы мои мастера возвели "норвежский Киев".
– В таком случае я постараюсь сделать так, чтобы женой моего преемника стали вы, великая княжна киевская, – уже без видимого проявления иронии пообещал король-изгнанник.
– А кто же станет вашим преемником? – тут же подалась к нему Елизавета.
– Этого я пока что не знаю.
– Им обязательно станет тот из норвежцев, кто женится на мне, – решительно повела златокудрой головкой княжна.
Олаф негромко, хрипловато рассмеялся. Эта девчушка нравилась ему все больше и больше. Будь у него сын, он готов был бы хоть сегодня помолвить его с этой юной красавицей. Вот только сына у него нет.
– Кстати, ваш отец, княжна, тоже не сумел ни подчинить себе соседние русские племена и княжества, ни хотя бы объединить их, – с едва уловимой мстительностью ухмыльнулся заморский гость Киева. – Не пробовали упрекать его в этом?
То, что Олаф услышал из уст княжны, повергло его в шок:
– Он слишком книжен, чтобы стать великим воином и великим правителем. Монахи рассказывали мне, как он заботится о храмах и собирании книг, сколькими переписчиками книг окружил себя . Но я считаю, что книжниками должны быть монахи, а не правители.
– Многие мои викинги, которые не владеют грамотой, охотно поддержали бы вас, княжна.
– Они должны быть грамотными, но при этом оставаться воинами, а не превращаться в книжников.
– Своему отцу вы говорите то же самое? – спросил Олаф, подумав при этом, что не хотелось бы ему видеть у норвежского трона это "божье дитя".
– Он не советуется со мной. И вообще не говорит со мной. Если бы князь хотя бы раз выслушал меня, возможно, в Киеве все было по-иному.
Ингигерда появилась как раз в ту минуту, когда Олаф чуть было не взмолился, чтобы его избавили от этого юного создания.
– Не была ли княжна Елизавета слишком непочтительной с вами, конунг Олаф?
– Мы хорошо понимали друг друга, – заторопился изгнанник к выходу.
– Жаль, что вы не захватили с собой принца Гаральда, вашего юного брата, – не позволила ему ускользнуть Ингигерда. – Тогда Елизавете некогда было бы досаждать вам своими нескончаемыми вопросами.
– Жалею о том же.
– Так с вами прибыл юный принц Гаральд? – тут же навострила ушки княжна, только теперь оставляя кресло великой княгини.
– Прибыл, но остался в Новгороде. Мы готовимся к походу в Норвегию.
– Когда вернетесь, обязательно приезжайте в Киев вместе с принцем. Вполне возможно, что я соглашусь стать его королевой. И тогда уж ни один норманнский конунг ослушаться его не осмелится.
Великая княгиня и король-изгнанник сдержанно рассмеялись, однако маленькая провидица не обращала на это внимания. Она вновь погружалась в мир своих видений и мечтаний.
* * *
– До сих пор вы рассказывали мне о племенах славян, о русичах, – сказала Елизавета, вспоминая о беседе с королем Олафом. – Но я хочу, чтобы завтра вы рассказали мне о племенах и королевствах норманнов.
– Король Олаф в очередной раз напомнил вам, княжна, что вы норманнка? – поинтересовался монах Прокопий.
– Это я напомнила ему, что норманнка и собираюсь стать правительницей всех норманнов.
– Короли не любят, когда кто-либо из окружения, особенно из тех, кто действительно способен претендовать на трон, завистливо посматривает на их корону. Очень не любят. И становятся подозрительными. Некоторые предпочитают отравлять собственных детей, только чтобы они не претендовали на их корону.
– Они так боятся потерять корону?
– Этого боятся все правители. Большинство из них легче расстается с жизнью, нежели с короной.
– Я этого не знала. Но все равно я стану королевой, – спокойно заверила его Елизавета.
– И как вы собираетесь достичь этого, княжна?
– Наверное, выйду замуж за принца Гаральда, брата короля Олафа.
– Да, вместе с ним прибыл какой-то принц Гаральд, говорят, очень юный, – подтвердил монах.
– Жаль, что король не захватил его с собой, оставив в Новгороде.
– Я слышал, что Олаф решил высадиться в Норвегии и разгромить датского короля, захватившего его трон. Попросите вашу мать, великую княгиню, чтобы она уговорила не брать принца Гаральда в этот поход. Вдруг король Олаф проиграет битву и принц Гаральд погибнет?
– Он проиграет эту битву, – произнесла княжна, подойдя к иконе Богоматери. – Погибнет сам король вместе со своим войском. А принц Гаральд спасется и приедет за мной.
– Это вам напророчил юродивый странник? – подозрительно покосился на нее монах-книжник.
– Я не стала бы спрашивать о таком у юродивых, – решительно возразила княжна. – Зачем? И без них знаю, что будет именно так: принц норвежский спасется и прибудет в Киев.
39
Едва князь Ярослав выехал из низины, в которой прятался от глаз случайных проезжих хутор Корбача, как вдали показался вооруженный отряд норманнов. Это возвращался из Киева конунг конунгов Олаф, который вел под своим знаменем почти четыре тысячи воинов, значительно больше того числа мечей, на которое рассчитывал.
– Тебе нужна моя помощь, великий князь Ярослав? – поинтересовался норвежец, поравнявшись с русичем стремя в стремя.
– Теперь уже нет, – твердо ответил князь. – Уверен, что мы с братом сумеем договориться. Да и каждый меч для тебя сейчас – на вес короны.
– Мудро молвлено: "На вес короны"!
– Я уже послал гонца к новгородскому князю Владимиру, по-отцовски попросив его помочь тебе с воинами. Уверен, что он даст столько, сколько сможет.
– Остальных наберу уже в Норвегии, – заверил его конунг конунгов и передал Ярославу письмо от княгини Ингигерды, сообщив, что она здравствует и ждет его, пребывая под надежной охраной телохранителей-норманнов.
– Спасибо за весть. В поход, я так понимаю, ты выйдешь следующей весной?
– Потому что к тому времени сумею подготовить и флотилию судов, и войско.
– Обещаю, что пришлю тебе в помощь еще один отряд воинов, в том числе и тех норманнов моих, которые пожелают идти с тобой в Норвегию.
Прощально взмахнув друг другу рукой, правители разъехались. У каждого из них были свой путь и своя судьба, изменить которые они уже не могли.
Вся недолгая, по представлениям норвежцев, зима новгородская прошла в лихорадочных приготовлениях короля Олафа к походу и в обучении его воинства. И, как только вскрылся лед, изгнанник спустил свои суда на воду.
– Гаральд не должен отправляться с тобой в Норвегию, – решительно объявила мужу Астризесс, когда большая королевская флотилия уже готова была к отплытию.
– Такого от норманнки, а тем более от королевы, слышать мне еще не доводилось, – повел мощным седовласым подбородком Олаф. – Какая женщина способна удержать воина от участия в походе?
– Сейчас с тобой говорит не женщина, а королева.
Произнося все это, королевская чета даже не подозревала, что юный принц слышит их разговор.
– Но речь идет о воине, – напомнил ей Олаф.
– Речь идет о твоем брате и, поскольку твой сын Магнус еще слишком юн , о вполне реальном наследнике престола, при правлении которого и твой, и мой роды смогут чувствовать себя в этой стране зажиточными и защищенными. Мы не имеем права рисковать тем, кто способен достойно перенять твою корону; не имеем такого права!
Королевская чета стояла на видовой площадке сторожевой башни, почти у самого подножия которой мерно покачивались на небольшой волне суда норвежской флотилии. Пронизывающий северный ветер, в течение многих дней прорывавшийся сюда из Балтики, наконец-то утих, и над озером устанавливалась по-настоящему теплая весенняя погода.
– Но если Гаральд не примет участия в этом походе, – не воспринял всерьез аргументы своей супруги конунг конунгов, – то как мы сможем убедить викингов, что он достоин этой короны, достоин стать наследником самого Олафа?
Гуннар Воитель положил свою тяжелую руку на плечи принца и нажал так, словно хотел усадить его на каменный пол. Королевскую перепалку эту они выслушивали, стоя в той же башне, только площадкой ниже. Заметив, что король и Астризесс направляются из пристани к башне, Гуннар как телохранитель поспешил за ними, прихватив с собой оказавшегося рядом принца, поскольку никого другого из воинов королевской охраны под рукой попросту не оказалось.
"Даже так: "самого Олафа""? – скептически ухмыльнулась тем временем про себя Астризесс. Она имела на это право, поскольку никогда не была высокого мнения ни о государственных, ни о полководческих талантах своего мужа.
– Ты прекрасно понимаешь, что я не смогу запретить Гаральду выйти в море, – молвила она, нервно покусывая нижнюю губу. – Но точно так же понимаешь, что не стоит рисковать будущим нашего королевства, само существование которого – из-за твоего поражения в битве с датчанином – и так уже оказалось под угрозой.