- Ну, так вот я лопну от твоих дурацких ответов! - разошелся Клеменс.
Педро величественно поклонился.
- Тогда лопнет все дело, сеньор, - рассудительно произнес он.
- Ах, господи, да помолчи ты, философ!
Педро снова поклонился с непроницаемым видом. Звонок телефона заставил Клеменса прыгнуть к столику с поспешностью, которую трудно было ждать. Трубка, сорванная им с рычага, тряслась в руке. Послушав, он крикнул:
- Вы не туда попали, черт бы побрал вас! - и швырнул трубку. Она упала на пол.
Слуга поднял ее, глубокомысленно осмотрел, водворил на место и заметил:
- Она стоит денег!
- Вот я накостыляю тебе! - грозно сказал Клеменс.
- Вы никогда не сделаете этого. Вы говорите вздор, с вашего разрешения.
- Ну, вот! Ну, вот и ты стал дерзить мне!
- Нет, я сказал правду. И посоветовал бы вам сесть. Настоятельно посоветовал бы. Иначе, прошу прощения, силой усажу вас в кресло.
- Не смей, не смей! - выкрикнул Клеменс, отстраняя слугу, вознамерившегося исполнить свою угрозу, и повалился в кресло. - Это конец, а?
- Нет, сеньор.
- Тогда будем ждать.
- Да, будем ждать.
Педро снова пристроился там, где стоял. Клеменс чиркал зажигалкой, а она не загоралась. Педро зажег спичку, Клеменс закурил трубку.
Едва первая синеватая струйка дыма поползла вверх, раздался отвратительно ноющий сигнал тревоги. Захлопали двери, послышались редкие торопливые шаги, чьи-то крики, плач ребенка. Потом людские толпища понеслись по улице, наполняя ее топотом ног, взревели сирены автомобилей первой помощи, прогрохотали пожарные машины. Педро потушил свет, оставив гореть торшер у кресла, где недвижно сидел Клеменс.
Когда Антон и Клара появились на площадке второго этажа, Педро предостерегающе поднял палец. Но старик не спал. Из-под приспущенных ресниц он видел перевязанную на скорую руку голову Антона, струйку крови, застывшую на его измученном лице.
Клеменс зашевелился.
- Спокойно, спокойно! - тихо сказал Педро. - Все хорошо.
Да, все хорошо. Все было хорошо, кроме сердца. А оно подкатилось к горлу, и спазма сжала его.
- Нам пришлось пострелять, - сказала Клара. - Но все-таки мы пробыли в эфире столько, сколько потребовалось. Они подтвердили, что сообщение принято.
- Спасибо, - прошептал Клеменс. - Спасибо, девочка.
Глава восемнадцатая.
БЕСЕДА О ГЛУБИННЫХ ПРОЦЕССАХ
1
Мюллер, как помнит читатель, приказал Плехнеру забраться в дом Клеменсов. В тот вечер ему не повезло - в окнах второго этажа свет горел до рассвета. В пятом часу утра из парадного подъезда вышел Педро и принялся надраивать медную доску с названием фирмы.
Плехнер ушел ни с чем. Утром в интендантстве сказали, что Клеменс-младший уехал в командировку.
- Куда?
- В Румынию, насчет поставок бензина.
Наконец Антон вернулся. В тот же вечер Плехнер явился к нему.
Надо было видеть гримасу отвращения на лице Педро, когда он сообщил Антону, кто ждет его в холле.
Антон распорядился приготовить кофе, коньяк и сказать Плехнеру, что, управившись с делами, он спустится вниз и будет рад видеть своего помощника по интендантству.
Покачав почему-то головой, Педро ушел.
Через несколько минут Антон сбежал по лестнице.
- Вы свободны, Педро, - сказал он, - Минутку! Мне не звонил полковник Лидеман?
- Нет, сеньор. - Педро незаметно для Антона подмигнул Плехнеру и ушел.
- Везет же этому хлыщу! - сказал Плехнер, взглядом водянистых глаз проводив слугу до двери.
- О ком это вы? - Антон жестом пригласил Плехнера пройти к нему в кабинет.
- О Руди, конечно.
- Мне странно слышать такие слова о Руди от его друга.
- Друг? Пустое, Клеменс! Да, я не отказываюсь от выпивок за счет этого балбеса, но дружить с ним? Нет уж, увольте! Он, видите ли, аристократ, а мы подонки из мюнхенских пивных, - поднимаясь по лестнице, разглагольствовал Плехнер. - Нам, к сожалению, не обойтись без этих чванливых индюков, проклятых банкиров и всей своры плутократов. Подумать только, Руди - командир дивизии! Уж будьте покойны, он не вернется из России с пустыми руками! А нам с вами до конца войны торчать в интендантстве… - Плехнер махнул рукой.
Они вошли в кабинет Антона, сели за низкий круглый стол.
- И в интендантстве можно делать большие дела, - заметил Антон. Он налил кофе и медленно пил его, недоумевая, к чему это позднее посещение.
Плехнер фыркнул.
- Только не при таком начальнике, как вы, Клеменс. Теперь мы только облизываемся, слушая легенды, как наживались интенданты в блаженные времена. При вас гроша не украсть!
- Вы льстите мне.
- А ради чего? Нет, Клеменс, скажу честно, мне очень приятно работать с вами, вы неподкупны, как апостол Павел. Вот, например, контракт с фирмой Бати…
- Я не знаю о нем…
- Я под вечер забежал на службу, и мне сказали, что завтра наши должны оформить с Батей договор на поставку одного миллиона пар сапог для армии. Боже мой, в прежние времена интенданты оторвали бы от этого контракта жирный кусок! Кстати, почему бы не послать меня к этим проклятым чехам? Уж я-то не позволю им оплести нас.
- Ладно, поговорю с начальством, - пообещал Антон - Какие новости?
- Ничего особенного. Сокращаем фронт… Надо же выдумать такую деликатную формулу, чтобы оправдать разгром. Что-то не везет нам в последнее время. Очень много недовольных военным и политическим руководством фюрера. - Из-под белесых ресниц Плехнер внимательно вгляделся в Антона.
- Так уж повелось в мире: все победы приписывает себе полководец, все неудачи сваливают на него.
- И в подходящий момент его убирают, вы это хотели сказать?
- Думаю, чаще бывает так: тот, кого собираются убрать, убирает недовольных. И вешает их.
- Да, конечно. Болтают о каком-то заговоре. - Плехнер зевнул.
- Заговор против кого?
- Против фюрера.
- Не слышал.
- Неужели ваш приятель Руди не сболтнул вам об этом?
- Ну, во-первых, он такой же мой приятель, как ваш друг. Во-вторых, Руди занимает такой пост, который отучает людей от болтовни. В-третьих, к чему бы он стал болтать со мной о каком-то там заговоре? У нас с ним дела посерьезней. Он кругом должен нам, и я просто выбился из сил, сводя наши запутанные расчеты. А пакет, в котором мы храним его векселя, просто намозолил нам глаза. - Антон вынул из сейфа зеленый пакет, разбухший от бумаг. - Вот видите, чуть ли не килограмм веса! - шутливо заметил он.
Плехнер заглянул в пакет и вернул Антону. Сорвалось!…
- Ничего, - скрывая разочарование, проговорил он. - Руди скоро уедет на фронт и притащит оттуда гору добра, чтобы рассчитаться с вами. Впрочем, ну его ко всем чертям, этого балбеса! Поговорим о чем-нибудь более интересном. Между прочим, давно хотел сказать вам, Клеменс. Мне очень импонирует одна ваша черта: вы очень целеустремленный человек и, как мне кажется, не догматик. И я очень ценю ваше доброе отношение ко мне.
- К вам я отношусь, как и ко всем в интендантстве, как ко всем.
- Если хотите, я мог бы сообщать вам… Поверьте, просто из дружеских чувств… Я мог бы сообщать кое-какие сведения, представляющие интерес для вас.
- Да? - Антон насторожился.
- Скажем, о настроениях среди генералитета и приближенных фюрера, о делах на фронте…
- Благодарю. Для меня эти вещи не представляют ни малейшего интереса.
- Но ведь я ничего не попрошу взамен.
"Уж не пронюхал ли он о наших отношениях с Лидеманом?" - подумалось Антону. Вслух он сказал:
- Еще раз благодарю, но мне решительно ничего от вас не надо, с чего вы взяли?
- Вы не так меня поняли, Клеменс, - смешавшись на секунду, заметил Плехнер. - Дружба всегда должна быть бескорыстной, не так ли? Например, ваша дружба с Лидеманом… Но он ваш должник, а я предлагаю вам искреннюю дружбу. И, поверьте, она может отвечать моим и вашим интересам. Мне кажется, что такой умный и прозорливый человек, как вы, не может не задумываться о судьбах этой страны.
Подобие двусмысленной улыбки мелькнуло на губах Антона и тотчас исчезло.
- Я задумываюсь о судьбе страны в той же мере, как и все живущие в ней.
- Таких, как я и вы, не так уж много здесь, не правда ли?
- Конечно, каждая личность, в общем-то, неповторима, - уклончиво ответил Антон.
Плехнер притворился, будто он восхищен его словами.
- Очень умно сказано! Так вот, Клеменс, иные неповторимые личности с вершины своего холодного и всеохватывающего ума, с тех высот, какие они занимают в государстве, могут беспристрастным взглядом обозревать действительность, окружающую их. Даже для некоторых людей, стоящих близко к фюреру, стало ясно, что Германия, увы, катится в бездну, неужели вам это не понятно?
- Что вы, что вы! - с видом безгрешного агнца вскричал Антон. - С вершин нашего холодного и всеохватывающего ума мы наблюдаем блистательные победы и всеобщее обожание фюрера!
Плехнер не мог взять в толк - дурака валяет Антон или не понимает его.
- Пока да. Но сравним Германию с океаном, на поверхности которого еще вздымаются волны ликования. Впрочем, они совсем не такие могучие, как в недавнем прошлом. Мы-то знаем, в глубинах океана идет своя, совсем другая жизнь. И мы обязаны помочь тем, кто в недосягаемых глубинах думает о спасении Германии! - патетически закончил Плехнер.
- Простите, - перебил его Антон, - но вы сами сказали, что она катится в бездну. Где уж спасать то, что валится туда?
- Этот процесс можно остановить. И время для этого есть, и средства тоже.
- Какие же?