Дуглас метнул на Гейвуда злобный взгляд, и оба почувствовали, что стали с этого момента заклятыми врагами.
Король не обратил внимания на то, что сейчас произошло. Он был погружен в мрачное раздумье, и приметы приближающейся грозы все резче и резче выражались на его лице.
Он отшвырнул ногой стул, поднявшись со своего места без посторонней помощи. Безумный гнев придал ему силы.
Все придворные встали, и никто, кроме Гейвуда, не заметил того взгляда, которым обменялись между собой граф Дуглас с епископом Гардинером и лордом-канцлером Райотчесли.
"Ах, почему здесь нет Кранмера? - подумал Гейвуд. - Эти трое хищников насторожились; очевидно, они наметили себе добычу. Во всяком случае я напрягу все свое внимание и вовремя увижу, кого они собираются проглотить".
- Обед окончен, господа! - резко проговорил король, и все присутствующие в столовой поспешили удалиться.
Только граф Дуглас, Гардинер и Райотчесли оставались еще в комнате.
Гейвуд незаметно пробрался в кабинет короля и спрятался за тяжелой портьерой, скрывавшей дверь между кабинетом и одной из приемных.
- Пойдемте, господа, в мой кабинет, - пригласил король. - Чтобы нам не было скучно, мы займемся делами, которые послужат для блага моего народа. Граф Дуглас, дайте мне вашу руку!
Король, опираясь на плечо Дугласа, медленно пошел к дверям кабинета, а за ними следовали на почтительном расстоянии Гардинер и Райотчесли.
- Так вы говорите, граф, что Генри Говард осмеливается приближаться к моей супруге? - тихо спросил король.
- Я этого не говорю, ваше величество, - ответил Дуглас. - Я только позволил себе заметить, что Говард всегда старается быть там, где бывает ее величество королева.
- Вы думаете, что он встречает поощрение со стороны королевы? - скрежеща зубами от злости, продолжал свои расспросы король.
- Я считаю ее величество благородной и верной супругой, ваше величество! - смиренно заявил Дуглас.
- Если бы вы посмели иначе смотреть на королеву, то я бросил бы к вашим ногам вашу собственную голову! - свирепо крикнул Генрих.
- Моя голова принадлежит вам, ваше величество! - покорно сказал Дуглас. - Вы можете делать с ней все, что вам угодно.
- Не думаете ли вы, что Говард любит мою супругу? - снова спросил король.
- Да, ваше величество, я осмеливаюсь это думать! - сознался Дуглас.
- В таком случае, клянусь Богом, я раздавлю эту змею, как раздавил его сестру! - воскликнул Генрих VIII. - Весь род Говардов - тщеславные, лживые, опасные людишки!
- Говарды никак не могут забыть, что на троне, рядом с вами, ваше величество, сидела королева из их семьи! - сказал Дуглас.
- Ну, им придется об этом забыть, - с злым смехом проговорил Генрих. - Я вырву из их голов эти воспоминания, хотя бы мне для этого пришлось разбить их дурацкие головы. Им мало примера сестры. Они могли убедиться, что я умею наказывать изменников, но если этому тщеславному роду Говардов нужны еще примеры, то дело за этим не станет. Дай мне какое-нибудь средство, Дуглас, какой-нибудь крючочек, который я мог бы прицепить к телу изменника и потащить его на эшафот. Дай мне доказательство преступной любви Генриха Говарда - и я обещаю тебе, что разрешу все то, что ты пожелаешь.
- Я представлю вам доказательство, ваше величество! - ответил Дуглас.
- Когда? - нетерпеливо спросил король.
- Через четыре дня, ваше величество, на большом состязании поэтов, которое вы приказали устроить по случаю дня рождения королевы! - пообещал Дуглас.
- Благодарю тебя, Дуглас, очень благодарю, - почти довольным тоном проговорил Генрих. - Значит, через четыре дня ты освободишь меня от ненавистного рода Говардов.
- А как мне поступить, ваше величество, - притворно робким голосом спросил Дуглас, - если, представляя вам доказательство вины Говарда, мне придется обвинить и другое лицо?
Король, собиравшийся переступить порог своего кабинета, вдруг остановился.
- Вы имеете в виду королеву? - странным, жутким голосом спросил он. - Если она окажется виновной, то и ее придется наказать. Бог вложил в мои руки скипетр, чтобы я правил им на славу Англии и на страх людям. Если королева согрешила, то должна быть наказана. Достаньте мне доказательство вины Говарда и не беспокойтесь, если при этом обнаружится измена королевы. Я не отступлю малодушно пред актом правосудия!…
V
ДРУГ КОРОЛЕВЫ
Граф Дуглас, Гардинер и Райотчесли последовали за королем в его рабочий кабинет.
Наконец-то мог быть нанесен решительный удар и приведен в исполнение так долго готовившийся и обдумывавшийся план трех врагов королевы. Вот почему, следуя за королем, с необычной живостью опередившим их, они еще раз обменялись многозначительными взглядами. Взгляд графа Дугласа говорил: "Час наступил, будьте готовы!" А взоры его друзей отвечали ему: "Мы готовы".
Джон Гейвуд, скрытый портьерой и наблюдавший за всем, не мог побороть в себе некоторый ужас при виде этих четырех мужчин, суровые и мрачные лица которых свидетельствовали о полном отсутствии в их душе всякого проблеска сострадания и милосердия.
- Ваше величество, - сказал Гардинер, когда король медленно опустился на оттоманку, - дозвольте нам прежде всего испросить благословение Господа Бога нашего на эти минуты совещания. Господь, олицетворяющий Собою любовь, а также и гнев, да просветит и благословит нас!…
Король набожно сложил руки, но в его душе нашла место только молитва гнева.
- Помоги мне, о Боже, наказать всех Твоих врагов и истребить повсюду нарушивших Твои законы! - пробормотал он.
- Аминь! - произнес Гардинер, серьезно и торжественно повторив слова короля.
- Пошли нам молниеносные стрелы Твоего гнева, - молился Райотчесли, - чтобы мы могли научить людей признавать Твою власть и Твое могущество!
- А теперь, милорды, скажите мне, как все обстоит в моем государстве и при моем дворе? - воскликнул король, глубоко вздохнув.
- Дурно, - сказал Гардинер. - Неверие по-прежнему подымает свою голову. Оно подобно дракону, у которого тотчас вместо отрубленной головы вырастают две новые. Достойная проклятия секта реформистов и богоотступников увеличивается с каждым днем; наши тюрьмы уже не вмещают их, а когда мы тащим их на костры, они умирают с таким мужеством, с такой радостью, что это создает еще новых прозелитов, новых еретиков.
- Да, дело обстоит плохо, - сказал лорд-канцлер Райотчести. - Напрасно мы обещали милость и прощение тем, кто вернется к нам с сокрушением и раскаянием; они смеются над нашей милостью и предпочитают мученическую смерть королевскому прощению. К чему нам послужило сожжение Миля Ковор-даля, дерзнувшего перевести Библию? Его смерть, подобно набату колокола, только пробудила других фанатиков; и теперь эти книги - мы даже не можем понять и сообразить, откуда они появляются, - наводнили всю страну, дав нам в настоящее время более четырех переводов Библии; народ читает их с жадностью, и ядовитое семя познания и вольнодумия с каждым днем дает все более сильные и вредные ростки.
- Ну, а что скажете вы, граф Дуглас? - спросил король, когда лорд-канцлер замолчал. - Эти благородные лорды рассказали мне о том, что делается в моем государстве, теперь расскажите мне, что делается при моем дворе?
- Ваше величество! - ответил граф Дуглас медленно и торжественно, словно он хотел, чтобы каждое его слово вонзилось в грудь короля, как ядовитая стрела. - Народ только следует примеру, который подает ему двор. Как вы можете требовать веры от народа, если сам двор смеется над этой верой, если неверующие находят пособников и защитников при дворе?
- Вы обвиняете, но не называете имен, - с нетерпением сказал король. - Кто осмеливается при моем дворе быть защитником еретиков?
- Кранмер, епископ кентерберийский, - сказали все трое как бы в один голос.
Лозунг был произнесен, знамя кровавой борьбы было поднято.
- Кранмер? - в раздумье повторил король. - Он был всегда моим верным слугой и заботливым другом. Ведь это он тогда освободил меня от недостойного брака с Екатериной Арагонской, он же предостерег меня от Екатерины Говард и дал мне доказательства ее вины. В каком же преступлении вы обвиняете его?
- Он не признает шести статей*, - тихо сказал Гардинер, причем его лукавое лицо приняло выражение мрачной ненависти. - Он отрицает тайную исповедь и не верит, что добровольно принятый обет обязывает к целомудрию.
- Если это так, то он - государственный изменник! - воскликнул Генрих VIII, любивший облекать священным покровом почтения к целомудрию и непорочности свою собственную порочную и нецеломудренную жизнь, причем ничто так не раздражало его, как встреча другого лица на этом порочном пути, который он, благодаря своему королевскому могуществу и власти, данной от Бога, проходил совершенно безнаказанно. - Если это так, то Кранмер - государственный изменник и моя карающая рука должна поразить его! - еще раз гневно повторил король. - Я сам дал моему народу шесть статей как священный символ веры и не потерплю, чтобы кто-либо хулил и пятнал это единственно верное и истинное учение. Но вы ошибаетесь, милорды. Я знаю Кранмера, он надежный и верующий человек.
* Билль о шести статьях был издан в 1539 г. Он упразднял монастыри и показывал, что религия - не дело индивидуальной совести, а представляет собою национальный интерес, нарушение которого является уголовным преступлением. На основании этого акта было обвинено и казнено немало протестантов.