- Тысяча четыреста, тысяча триста, - монотонно сообщал Барковский.
- Элевация на тысячу саженей! - прокричал в рупор Чернов.
Кротков и Голицын-Головкин нашли в таблице нужный угол возвышения и сообщили комендорам, те завертели рукоятки маховиков. Дула обеих мортир поползли вверх и вскоре остановились. Все было готово к залпу.
Володя, стоя на мостике позади Баранова, напряженно ждал грохота выстрелов. Но его внимание было отвлечено появлением матросов с тюфяками. По приказанию Перелешина-старшего они стали быстро прикреплять их к перилам мостика, ограждая его полосатой стеганой стеной.
- В чем дело, Владимир Платонович? - удивленно спросил Баранов.
- Я приказал блиндировать мостик тюфяками, все-таки защита, - хладнокровно отвечал старший офицер.
Едва ли Баранов был убежден этим доводом, но махнул рукой, следя за врагом.
- Тысяча сто, - закричал Барковский.
- Пли! - скомандовал в рупор Чернов.
Володя увидел, как Кротков и Голицын-Головкин почти одновременно подняли вверх левую руку, сигнализируя, что передвинули на "пли" задвижки коммутаторов. Тогда и Чернов двинул от себя рукоять.
На этот раз момент замыкания контактов совпал с горизонтальным положением палубы - залп последовал почти мгновенно. Все на борту в напряженной тишине следили за подъемом бомб. Вот они начали спускаться к броненосцу и исчезли - вскоре рядом с его кормой одновременно вспухли два водяных столба.
- Небольшой перелет, - сказал Чернов, - заряжай!
- Что же это за броненосец? Господин юнкер, отправляйтесь ко мне в каюту, возьмите с дивана альбом рисунков турецкого флота и принесите сюда.
Володя проделал это мгновенно. Баранов и Чернов склонились над альбомом, Володя заглядывал через их плечи.
- Главная примета, - говорил Баранов, листая страницы, - казематы, свисающие с бортов, как кожухи колес. Вот он! "Ассари-Тевфик", флагман Гобарта-паши!
- Но у того три мачты, - возразил Чернов, - а у этого - две.
Броненосец изменил курс, стремясь лишить "Весту" возможности вернуться в Одессу, и теперь просматривался отчасти по борту. Мачт у него было только две.
- А может быть, Гобарт-паша одну убрал? - не сдавался Баранов. - На современных кораблях они только мешают. Вспомните "Ливадию".
- Возможно, - согласился Чернов, - но посмотрите-ка на этого красавца! - он показал на страницу: - "Фетхи-Буленд" или однотипный с ним "Мукадем-Хаир" - вот наш противник.
Баранов, а с ним и Володя, сравнивали оба чертежа. За исключением разницы в размерах ("Ассари-Тевфик" был несколько больше) и количества мачт, корабли казались совершенно сходными.
- Да, тут однозначно не ответишь, - произнес Баранов, откладывая альбом, - но для нас все едино. Калибр у всех трех до девяти дюймов, броня от пяти на бортах до девяти на казематах. Однако хватит сближаться. Пока он не перезарядил погонное орудие, пора повернуть и стрелять с готовой батареи.
- Лево на борт! - скомандовал он рулевым. - Следить за расстоянием!
Барковский опять принялся докладывать цифры. "Веста" пошла влево, открывая врагу свой борт с ничем не защищенной машиной, цилиндры которой были значительно выше ватерлинии. Все на борту затаили дыхание. Несмотря на полную, казалось, уверенность Баранова в безопасности маневра, у каждого шевелилась мысль: "А вдруг турок успеет перезарядить пушку!"
Но броненосец молчал, не мешая "Весте" описывать циркуляцию. Барковский монотонно выкрикивал:
- Девятьсот, восемьсот… восемьсот, девятьсот!…
Все облегченно вздохнули, но Баранов был озабочен - несмотря на предельные обороты, которые были даны машине, и быстроту, с какой повернула "Беста", неприятель успел приблизиться настолько, что оказался не в кильватере, а по левому борту. Если держать на Одессу, то он будет стрелять по незащищенной машине, а "Беста" сможет отвечать только из центральной мортиры ретирадной батареи, которая одна могла свободно поворачиваться во все стороны. Быстро оценив опасность такого положения, командир скомандовал:
- Курс норд-тень-ост!
Бушприт "Весты" пошел вправо, теперь с броненосца могли видеть только ее корму.
- Приготовьте к залпу ретирадную батарею, Константин Давидович, и в дальнейшем стреляйте по мере заряжения.
Чернов отошел от командира. Через несколько секунд грохнул залп трех готовых мортир, но результатов его увидеть не удалось - или бомбы попали в броненосец, или перелетели через него. Всем, конечно, хотелось верить в первое.
- Молодцы, братцы, - закричал Чернов комендорам, - заряжай живей!
С мостика Володя хорошо видел брата, распоряжавшегося у мортиры правого борта, - он был командиром этого орудия.
Баранов не отрываясь смотрел в бинокль на броненосец, ожидая ответного маневра врага и его залпа. Он так напрягал зрение, что иногда ему казалось, что видит на неприятельском мостике темные фигуры.
Глава девятая. Победа
На мостике броненосного корвета "Фетхи-Буленд", отнесенного к рангу боевых судов, предназначенных для борьбы в открытом море, стоял его капитан Шукри-бей. Синий форменный сюртук плотно облегал начинающую полнеть фигуру, на голове над багровым широким лицом, на рыжих волосах красовалась форменная красная феска. Капитан мало походил на турка, и это неудивительно - еще год тому назад он был лейтенантом флота ее величества королевы Виктории мистером Шакром. Пример пост-капитана Гобарта, лейтенанта Манторпа и других офицеров, а главное, двойное, по сравнению с английским, жалованье, еще в два раза возросшее с начала военных действий, побудили его подать в отставку и поступить на службу к султанскому величеству. Тем более, что большинство английских газет восхваляло такие поступки, как в высшей степени патриотические и спасающие Британию от "русской опасности".
Мистер Шакр пока ни разу не пожалел об этом шаге, служба была почетной и необременительной. В его распоряжении огромный броненосец, до командования подобным, будучи в британском флоте, он вообще мог не дослужиться.
До сих пор боевая деятельность Шукри-бея и броненосного корвета "Фетхи-Буленд" заключалась в крейсировании у южных берегов Крыма. В апреле русских кораблей активной обороны еще не было, а к береговым батареям эскадра не приближалась и все обошлось мирно. Впервые орудия корвета открыли огонь по русским в начале мая, когда "Фетхи-Буленд" в составе эскадры Ахмед-паши бомбардировал пограничный пост св. Николая.
Ядра из малокалиберных пушек форта далеко не долетали до броненосца, так что и в этом "бою" Шукри-бей опять ничем не рисковал. Некоторое беспокойство у него вызвал момент, когда броненосец входил на Сухумский рейд. Было известно, что он заминирован русскими, и хотя всем капитанам эскадры накануне объявили, что отряд специально обученных ныряльщиков перерезал тросы и отбуксировал мины с фарватера, но все-таки капитан "Фетхи-Буленда" (как, наверное, и других кораблей) с опаской поглядывал на спокойную воду рейда, куда медленно входила эскадра.
Шукри-бей считал себя достаточно храбрым офицером, чтобы не ощутить смятения при встрече с неприятелем в море, но смерть, таящаяся под спокойной гладью в бухте, страшила его. Он видел экспериментальные взрывы мин и знал их сокрушительную силу. А мины для "Фетхи-Буленда" были особенно опасны потому, что его подводная часть не имела брони.
В течение мая и июня корвет один или в составе эскадры из четырех других броненосцев перевозил десант и разные военные грузы на Кавказ, крейсировал у кавказских берегов от мыса Адлер до деревни Очемчири, обстреливая и сжигая беззащитные селения. Шукри-бей был человеком здравомыслящим и не гнался за суетной боевой славой, но даже его стала смущать эта странная деятельность могучего броненосного корабля. Особенно было странно, когда "Фетхи-Буленд" использовали, как транспортное судно, ведь значительно проще и экономнее было бы не гонять его несколько раз из Сухуми в Константинополь и обратно, а сформировать конвой из нескольких коммерческих пароходов, придав им броненосец для охраны.
- Но ведь это же турки! - любил повторять с невыразимым презрением Шукри-бей, когда оставался наедине с двумя лейтенантами-англичанами, служившими под его командой на "Фетхи-Буленде". Кроме них, на броненосце было еще двадцать английских матросов, служивших в качестве унтер-офицеров и комендоров, а также инженер, исполнявший обязанности старшего механика.
Но несмотря ни на что, капитан "Фетхи-Буленда" был вполне доволен жизнью, особенно когда думал о своем бывшем сослуживце - лейтенанте Манторпе. Тот, хотя и вступил в турецкую службу месяцем раньше, но командовал до сих пор лишь речным броненосцем "Хафзи-Рахман", действовавшем на Дунае.
Несколько неприятных часов испытал Шукри-бей, когда их эскадру, стоявшую в Сулине, атаковали ночью русские минные катера. Он хорошо помнил, каким страхом был объят экипаж и какое беспокойство чувствовал сам, напряженно вглядываясь в беспросветный мрак ночи, откуда в любую минуту мог появиться бесшумный, стремительный катер с грозно опущенным в воду шестом. Он помнил, как стрелки с борта беспорядочно палили в любое темное пятно, которое померещилось им на воде, и как он вынужден был запретить это, опасаясь, что попадут в своих. Не забыл Шукри-бей и то, как высоко взметнулось пламя, осветившее на мгновение высокий борт соседнего корабля, как грохнул взрыв, как вдали повторилось то же и как он, слушая бешеную пальбу с атакованных судов, ждал своей очереди.