И, окинув Эдуара завистливым взглядом, она поцеловала его в лоб.
- Мой муж будет очень рад видеть вас, сударыня. Он так любит вашего сына! Вас провели бы прямо к нему, а не ко мне, не будь он занят с министром полиции… Кстати, - засмеялась она, - вы приехали в довольно неудачный момент: Бонапарт ужасно разгневан.
- О, если так, я предпочла бы подождать! - в испуге воскликнула г-жа де Монтревель.
- Нет, нет, напротив, встреча с вами успокоит его. Не знаю в точности, что произошло; кажется, у нас нападают на дилижансы, да не в лесной чаще, а прямо на дорогах, среди бела дня. Фуше несдобровать, если такие случаи повторятся.
Госпожа де Монтревель не успела ответить, как двери отворились и появился служитель.
- Первый консул ожидает госпожу де Монтревель, - доложил он.
- Идите, идите, - сказала Жозефина, - время так дорого для Бонапарта, что он почти столь же нетерпелив, как Людовик Четырнадцатый, хотя тому решительно нечего было делать. Мой муж не любит ждать.
Госпожа де Монтревель поспешно встала и позвала сына.
- Нет, - возразила Жозефина, - оставьте у меня этого милого мальчика. Мы приглашаем вас к обеду, и Бонапарт увидит его в шесть часов, к тому же он пошлет за ним, если понадобится. А пока что я буду его второй матерью. Ну-ка, придумай, чем нам заняться для развлечения?
- У первого консула, вероятно, прекрасное собрание оружия, сударыня? - спросил Эдуар.
- Да, превосходное. Ну что же, тебе покажут оружие первого консула.
Жозефина увела с собой мальчика в одну дверь, а г-жа де Монтревель вместе со служителем вышла в другую.
По дороге им встретился худощавый блондин с бледным лицом и тусклым взглядом; он оглядел графиню с каким-то беспокойством, которое, похоже, было ему вообще присуще.
Она поспешно отступила к стене, чтобы дать ему дорогу.
Служитель заметил, как она вздрогнула.
- Это министр полиции, - сообщил он шепотом.
Госпожа де Монтревель с любопытством посмотрела ему вслед: в ту эпоху Фуше уже заслужил свою зловещую славу.
Вдруг двери кабинета раскрылись и в их просвете показался Бонапарт.
Он увидел гостью.
- Госпожа де Монтревель, - сказал он, - входите, входите!
Ускорив шаг, она вошла в кабинет.
- Входите! - повторил первый консул, затворяя за собой двери. - Я заставил вас ждать, что весьма досадно: мне пришлось устроить головомойку Фуше. Знайте, что я очень ценю Ролана и при первом случае намерен дать ему чин генерала. В котором часу вы приехали?
- Только что, генерал.
- Откуда вы прибыли? Ролан говорил мне, но я забыл.
- Из Бурка.
- Какой дорогой?
- Дорогой на Шампань.
- На Шампань? Значит, вы проехали через Шатийон? Когда?
- Вчера утром, в девять часов.
- В таком случае вы должны были слышать о нападении на дилижанс.
- Генерал…
- Да, в десять утра был задержан дилижанс между Шатийоном и Бар-сюр-Сен.
- Генерал, это был наш дилижанс.
- Как? Именно ваш?
- Да.
- Вы находились в дилижансе, когда на него напали?
- Да, я была там.
- А, значит, я могу узнать от вас подробности. Извините, но вы понимаете, как мне важно выявить все основательно, не правда ли? В цивилизованной стране, где генерал Бонапарт - первое должностное лицо, нельзя безнаказанно нападать на дилижансы прямо на дороге, среди бела дня, в противном случае…
- Генерал, я ничего не могу сообщить, кроме того, что люди, напавшие на дилижанс, подъехали верхом и все были в масках.
- Сколько их было?
- Четверо.
- Сколько мужчин ехало в дилижансе?
- Четверо, считая кондуктора.
- И никто не защищался?
- Никто, генерал.
- Однако в донесении полиции указано, что было два пистолетных выстрела.
- Да, генерал, но эти выстрелы…
- Ну?
- Это стрелял мой сын.
- Ваш сын? Но он же в Вандее.
- Ролан там, но Эдуар был со мной.
- Эдуар? Кто такой Эдуар?
- Брат Ролана.
- Он говорил мне о брате, но ведь тот еще ребенок.
- Ему еще не минуло двенадцати лет, генерал.
- Это он два раза выстрелил из пистолета?
- Да, генерал.
- Отчего вы не взяли его с собой?
- Он здесь.
- Где же?
- Я оставила его у госпожи Бонапарт.
Бонапарт позвонил, вошел служитель.
- Попросите Жозефину прийти сюда вместе с мальчиком.
Первый консул стал прохаживаться по кабинету.
- Четверо мужчин, - возмущался он, - и один только мальчик подает им пример мужества! И никто из бандитов не был ранен?
- В пистолетах не было пуль.
- Как так не было пуль?
- Это были пистолеты кондуктора, а тот из предосторожности зарядил их холостыми зарядами.
- Отлично, мы дознаемся, как его зовут.
В эту минуту дверь распахнулась и вошла г-жа Бонапарт, ведя за руку Эдуара.
- Подойди сюда, - сказал мальчику Бонапарт.
Эдуар смело подошел к генералу и отдал честь по-военному.
- Стало быть, это ты стрелял из пистолета в разбойников?
- Видишь, матушка, это и вправду разбойники! - воскликнул мальчуган.
- Конечно, разбойники; кто сможет мне возразить? Итак, это ты стрелял в разбойников, когда все взрослые мужчины испугались?
- Да, это я, генерал. К несчастью, трус-кондуктор зарядил пистолеты только порохом, не то я убил бы главаря.
- Значит, ты не испугался?
- Я? Нет, - ответил мальчик, - я ничего не боюсь.
- Сударыня, вам бы следовало носить имя Корнелии, - любезно обратился Бонапарт к г-же де Монтревель, стоявшей под руку с Жозефиной. - Отлично, - продолжал он, обнимая Эдуара, - мы о тебе позаботимся. Кем ты хочешь стать?
- Сначала солдатом.
- Почему сначала?
- После этого полковником, как мой брат, а затем генералом, как мой отец.
- Если ты не станешь генералом, то не по моей вине! - воскликнул первый консул.
- И не по моей, - отозвался мальчик.
- Эдуар! - испуганно прервала его г-жа де Монтревель.
- Неужели вы собираетесь бранить его за такой удачный ответ?
Бонапарт обнял мальчика, приподнял его и расцеловал.
- Вы будете обедать с нами, - сказал он. - Сегодня вечером Бурьенн, который встречал вас у гостиницы, перевезет вас на улицу Победы. Там вы поживете до возвращения Ролана, а он подыщет вам квартиру по своему вкусу. Эдуар поступит во Французский пританей, а вашу дочь я выдам замуж.
- Генерал!
- Это решено. Мы уже условились с Роланом.
Затем он обратился к Жозефине.
- Возьми с собой госпожу де Монтревель и постарайся, чтобы она не слишком скучала. Сударыня, если ваша приятельница (Бонапарт сделал ударение на этом слове) захочет заехать к модистке, удержите ее. У нее достаточно шляпок: за последний месяц она накупила их тридцать восемь.
И Бонапарт, ласково потрепав по щеке Эдуара, простился с дамами.
XXXI
СЫН МЕЛЬНИКА ИЗ ЛЕ-ГЕРНО
Мы уже говорили, что Ролан прибыл в Нант в тот самый час, когда Морган и его сообщники остановили женевский дилижанс между Бар-сюр-Сен и Шатийоном.
Если мы хотим ознакомиться с результатами его миссии, то нам незачем следовать за ним шаг за шагом во время его переговоров с аббатом Бернье, который, осторожно нащупывая почву, старался не выдать своих честолюбивых замыслов. Лучше встретимся с Роланом в селении Мюзийак, расположенном между Амбоном и Герником, в двух льё выше небольшого залива, в который впадает Вилен.
Мы окажемся в самом центре Морбиана, в тех местах, где зародилось шуанство. Известно, что в окрестностях Лаваля, на хуторке Пуарье, от брака Пьера Котро и Жанны Муане родились четверо братьев Шуанов. Один из их предков, угрюмый, нелюдимый дровосек, всю жизнь сторонился своих земляков, подобно тому как филин держится в стороне от других птиц; от его искаженного прозвища произошло название "шуан".
Впоследствии так стали именовать представителей политической партии; на правом берегу Луары бретонцев называли "игуанами", а на левом ее берегу вандейцев величали "разбойниками".
Мы не станем рассказывать о гибели этой героической семьи - о том, как взошли на эшафот две сестры и брат, как пали, убитые или раненные, на полях сражений Жан и Рене, мученики за свою веру. После казни Перрины, Рене и Пьера, после смерти Жана протекло немало лет, и о расправе с сестрами, и о подвигах братьев возникли легенды.
Теперь мы имеем дело с их преемниками.
Надо сказать, что эти молодцы свято хранят свои традиции: как они сражались вместе с Ларуери, де Буа-Арди и Бернаром де Вильневом, так и теперь сражаются рядом с Бурмоном, Фротте и Жоржем Кадудалем. Они по-прежнему являют мужество и беззаветную верность; это все те же солдаты-христиане и пламенные роялисты. У них все тот же суровый и дикий вид: как и прежде, они вооружены ружьем и здоровенной дубиной; как и прежде, на голове у них коричневый шерстяной колпак или широкополая шляпа, из-под которой в беспорядке падают на плечи длинные прямые пряди волос. Это все те же Aulerci Cenomani, что и во времена Цезаря, promisso capillo, это все те же бретонцы в широких штанах, о которых говорит Марциал:
Tam laxa est…
Quam veteres braccae Britonis pauperis.