Морган перехватил его взгляд.
- Вот как! Вы боитесь, как бы я без вас не прочитал эти бумажонки! Если бы вы знали, как я ненавижу читать! Пусть бы на этом столе лежал мой смертный приговор, я не потрудился бы его прочесть. Я сказал бы: "Это дело судейских - каждому свое!" Господин Ролан, у меня замерзли ноги. Я сяду в ваше кресло и в ваше отсутствие буду их греть. Возвратившись, вы застанете меня здесь в той же самой позе.
- Хорошо, сударь, - отозвался Ролан.
И он направился в кабинет первого консула.
Бонапарт разговаривал с генералом Эдувилем, главнокомандующим войсками в Вандее.
Услышав, что дверь отворяется, он с досадой обернулся.
- Я сказал Бурьенну, что никого не принимаю!
- Я сейчас слышал от него об этом, генерал, но ответил ему, что для меня можно сделать исключение.
- Ты прав. В чем дело? Говори скорей!
- Он сейчас у меня.
- Кто?
- Тот, что был в Авиньоне.
- Так-так! А чего он хочет?
- Увидеться с вами.
- Как? Со мной?
- Да, с вами, генерал. Это вас удивляет?
- Нет. Но о чем будет речь?
- Он наотрез отказался мне это сказать. Но смею вас уверить, это не какой-нибудь назойливый проситель или помешанный.
- Но, может быть, это убийца?
Ролан покачал головой.
- Ну, да тебе лучше знать…
- Вдобавок он не возражает, чтобы я присутствовал при ваших переговорах, я буду стоять между ним и вами.
Подумав, Бонапарт произнес:
- Пусть войдет.
- Но вы знаете, генерал, что, кроме меня…
- Да. Генерал Эдувиль будет так любезен, что минуту подождет. У нас с ним долгий разговор. Ступай, Ролан.
Пройдя через кабинет Бурьенна, Ролан вернулся в свой кабинет. Морган сидел все в том же кресле и грел ноги у камина.
- Идемте. Первый консул вас ждет, - сказал молодой полковник.
Морган встал и последовал за Роланом.
Когда они вошли в кабинет Бонапарта, тот был один.
Генерал бросил быстрый взгляд на главу Соратников Иегу и сразу же удостоверился, что это тот самый человек, которого он видел в Авиньоне.
Морган остановился в нескольких шагах от дверей; он в свою очередь, с любопытством разглядывал Бонапарта и уже не сомневался, что именно его видел за табльдотом в тот вечер, когда с опасностью для жизни возвратил Жану Пико двести луидоров, похищенных у него по ошибке.
- Подойдите, - сказал первый консул.
Морган поклонился и приблизился еще на три шага.
Бонапарт ответил на его поклон легким кивком.
- Вы сказали моему адъютанту полковнику Ролану, что хотите что-то мне сообщить.
- Да, гражданин первый консул.
- Для этого мы должны остаться с вами с глазу на глаз?
- Нет, гражданин первый консул, но это такое важное сообщение…
- …что вы предпочли бы говорить наедине со мной.
- Разумеется, но осторожность…
- Во Франции, гражданин Морган, быть осторожным - значит быть мужественным.
- Мой приход к вам, генерал, доказывает, что я вполне разделяю ваше мнение.
Бонапарт повернулся к молодому полковнику.
- Оставь нас одних, Ролан.
- Но, генерал… - возразил было адъютант.
Бонапарт подошел к нему и прошептал:
- Я вижу тебя насквозь: тебе любопытно узнать, что изречет сей таинственный рыцарь с большой дороги, но успокойся, ты это узнаешь…
- Дело не в этом. А вдруг он, как вы сами только что говорили, окажется убийцей?..
- Ты же сам сказал, что это исключено. Хватит тебе ребячиться! Оставь нас одних.
Ролан удалился.
- Вот мы и одни, сударь, - сказал первый консул. - Говорите.
Морган молча вынул из кармана письмо и протянул его генералу.
Бонапарт внимательно рассмотрел конверт: письмо было адресовано ему и на печати вытеснены три французские лилии.
- О! - вырвалось у него. - Что это такое, сударь?
- Прочтите, гражданин первый консул.
Бонапарт вскрыл конверт и сразу же взглянул на подпись.
- "Людовик", - проговорил он.
- Людовик, - повторил Морган.
- Что за Людовик?
- Я полагаю, Людовик Бурбон.
- Граф Прованский, брат Людовика Шестнадцатого?
- И следовательно, Людовик Восемнадцатый, поскольку его племянник, дофин, умер.
Бонапарт снова посмотрел на незнакомца. Ему было ясно, что имя Морган лишь кличка, под которой скрывается его настоящее имя.
Затем он прочитал следующее:
"3 января 1800 года.
Такой человек, как Вы, сударь, что бы он ни совершал на политической арене, не внушает мне опасений. Вы заняли высокий пост, и я Вас вполне одобряю: Вы лучше всех знаете, какой силой и могуществом надобно обладать, дабы сделать счастливым великий народ. Спасите Францию, охваченную яростным безумием, и Вы исполните желание сердца моего! Верните ей короля, и потомство будет Вас благословлять! Если Вы хотите убедиться в моей признательности, то назовите какой Вам угодно пост, назначайте Ваших друзей на любую должность! Что до моих убеждений, то я француз. От природы я великодушен и впредь буду проявлять великодушие, подчиняясь велениям разума.
Нет, победитель в битвах при Лоди, Кастильоне, Арколе, завоеватель Италии и Египта не способен предпочесть дешевую популярность истинной славе! Не теряйте драгоценного времени! Мы сможем воскресить славу Франции. Я говорю "мы", ибо для этого мне надобен Бонапарт, но и он не может обойтись без меня. Генерал, Европа смотрит на Вас, Вас ожидает слава, и я с нетерпением жду минуты, когда смогу вернуть счастье моему народу!
Людовик".
Бонапарт повернулся к молодому человеку, который стоял в ожидании его ответа, неподвижный и немой, как статуя.
- Вам известно содержание этого письма?
Молодой человек наклонил голову.
- Да, гражданин первый консул.
- Но ведь письмо было запечатано.
- Оно было отправлено незапечатанным, и прежде чем доверить мне письмо, человек, его вручивший, дал мне его прочитать, чтобы я имел представление о его значительности.
- А нельзя ли узнать, кто вам его передал?
- Жорж Кадудаль.
Бонапарт едва заметно вздрогнул.
- Вы знакомы с Жоржем Кадудалем?
- Это мой друг.
- Но почему он доверил письмо именно вам, а никому другому?
- Он знал, что я исполню его желание, и оно будет передано в собственные руки.
- И в самом деле, сударь, вы сдержали свое обещание.
- Еще не совсем, гражданин первый консул.
- Как же так? Ведь вы мне его вручили?
- Да, но я обещал принести ответ.
- А если я вам скажу, что ответа не будет?
- В таком случае, вы ответите не так, как мне хотелось бы, но все же это будет ответ.
С минуту Бонапарт помолчал, размышляя.
Потом, как бы очнувшись, он пожал плечами.
- Да они совсем обезумели! - воскликнул он.
- Кто, гражданин? - спросил Морган.
- Те, кто пишут мне подобные послания! Это безумцы, сущие безумцы! Неужели они полагают, что я из тех, кто подражает великим мужам прошлого, берет за образец других людей? Что же, мне сыграть роль Монка? Но зачем? Чтобы создать нового Карла Второго? Клянусь, игра не стоит свеч! Когда у человека в прошлом Тулон, тринадцатое вандемьера, Лоди, Кастильоне, Арколь, Риволи, пирамиды, он не имеет ничего общего с Монком и никогда не удовлетворится такой безделицей, как герцогство Эльбмерлское и командование сухопутными и морскими силами его величества Людовика Восемнадцатого!
- Потому-то вам и предлагают диктовать свои условия, гражданин первый консул.
Бонапарт вздрогнул, услышав голос Моргана, будто позабыл о его присутствии.
- Не говоря уже о том, что это обреченный род, сухая ветвь на гнилом стволе! Бурбоны столько раз женились между собой, что это привело их к полному вырождению! Людовик Четырнадцатый впитал в себя все жизненные соки этой династии, и она истощилась. Вы знаете историю, сударь? - спросил Бонапарт, поворачиваясь к молодому человеку.
- Да, генерал, - отвечал Морган. - Во всяком случае, насколько ее может знать человек из "бывших".
- Так вот, вы, наверное, обратили внимание, что в истории, прежде всего в истории Франции, всякий род переживает свой рассвет, зенит и закат. Посмотрите на основную ветвь Капетингов, им дает начало Гуго, они достигают своего апогея в лице Филиппа Августа и Людовика Девятого и переживают свой упадок в лице Филиппа Пятого и Карла Четвертого. Посмотрите на Валуа: им дает начало Филипп Шестой, их апогей при Франциске Первом и упадок при Карле Девятом и Генрихе Третьем.
Теперь взгляните на Бурбонов: им дает начало Генрих Четвертый, они переживают свой апогей в лице Людовика Четырнадцатого и падение при Людовике Пятнадцатом и Людовике Шестнадцатом. Однако они падают ниже других, превзойдя всех в разврате, как Людовик Пятнадцатый, и в несчастьях, как Людовик Шестнадцатый.
Я говорил вам о Стюартах и упоминал о Монке. Кто воцарился после Карла Второго? Яков Второй. А кто после Якова Второго? Вильгельм Оранский, узурпатор! Не лучше ли было бы самому Монку взойти на трон?
Значит, если бы я имел глупость вернуть престол Людовику Восемнадцатому, у которого, как и у Карла Второго, не было детей, ему наследовал бы его брат Карл Десятый, а его, как Якова Второго, сверг бы какой-нибудь новый Вильгельм Оранский. О нет! Бог вверил мне судьбу великой и прекрасной страны, именуемой Францией, не для того, чтобы я отдал ее тем, кто ставил ее на карту и проиграл!
- Заметьте, генерал, что я не спрашивал вас об этом!
- Но я-то вас спрашиваю…