- А! И правда это вы, господин Шарль! - отозвался конюх. - Ну, теперь я не боюсь. Но знаете, что, бывало, говорил господин кюре, когда на небе еще был Господь Бог: "Береженого Бог бережет".
- Да, Пато, да, - согласился с ним Морган, спрыгнув с коня, и тут же сунул ему в руку монету. - Но будь спокоен, Господь Бог возвратится, а вслед за ним и господин кюре.
- Как бы не так, - возразил крестьянин, - видно, там наверху никого нет, потому как все пошло наперекосяк. Скажите, господин Шарль, долго еще будет так продолжаться, а?
- Даю тебе честное слово, Пато, я изо всех сил буду стараться, чтобы все это скорее миновало! Я тоже заждался и потому тороплюсь. Вот я и попрошу тебя не ложиться спать, славный мой Пато!
- А! Да вы сами знаете, сударь, что, когда вы приезжаете, я не смыкаю глаз: уже привык. А вашего коня… Да что же это? Видать, вы всякий день меняете лошадей! Позапрошлый раз была рыжая, потом в яблоках, а нынче вороная.
- Да, я от природы очень капризен. Что до коня, милый мой Пато, у тебя с ним не будет хлопот, ты его только разнуздаешь. Расседлывать не надо… Постой, положи пистолет обратно в седельную кобуру и спрячь еще эти два.
Молодой человек достал из-за пояса пистолеты и передал их конюху.
- Ладно, - засмеялся крестьянин. - Спрячем и эту пару гончих!
- Знаешь, Пато, говорят, что на дорогах неспокойно.
- Еще бы! Страсть как неспокойно! Разбоя да грабежа хоть отбавляй, господин Шарль. На прошлой неделе остановили да обчистили дилижанс, что шел из Женевы в Бурк!
- Вот как! - бросил Морган. - А кого обвиняют в этом грабеже?
- Ну да все это басни! Подумайте только, говорят, будто это какие-то соратники Иисуса. Ясное дело, я не поверил этим россказням. Соратниками Иисуса были двенадцать апостолов, так ведь?
- Именно так, - отвечал Морган со своей обычной веселой улыбкой. - Других я не знаю.
- Так вот, - продолжал Пато. - Обвинять апостолов в том, что они обчищают дилижансы, - этого еще не хватало! Говорю вам, господин Шарль: мы живем в такое время, когда ничего святого не стало!
И, покачивая головой, как человек, питающий отвращение если не к жизни, то к людям, Пато повел лошадь в конюшню.
Несколько мгновений Морган следил глазами за Пато, который направился в глубину двора и исчез в темных воротах конюшни; потом молодой человек обогнул изгородь сада и вскоре приблизился к большой роще. Высоко поднимались величавые деревья; их неподвижные вершины четко вырисовывались на ночном небе, а ветви осеняли красивый особняк, носивший в окрестностях пышное название замка Черных Ключей.
Когда Морган подошел к каменной ограде замка, в селении Монтанья на колокольне пробили часы. Мерные звуки гулко разносились в тишине и безмолвии осенней ночи. Он насчитал одиннадцать ударов.
Как видим, немало событий произошло за эти два часа!
Морган сделал еще несколько шагов и стал разглядывать и ощупывать ограду. Казалось, он искал знакомое место. Найдя его, он уперся носком сапога во впадину между камнями, высоко занес другую ногу, словно вскакивая на коня, и ухватился левой рукой за гребень стены. Подтянувшись, он уселся верхом на стене и оттуда с быстротой молнии спрыгнул на землю.
Он перебрался через ограду быстро, легко и ловко, и если бы кто-нибудь случайно проходил мимо, то подумал бы, что это ему почудилось.
Оказавшись за оградой, Морган снова замер на месте и стал прислушиваться и вглядываться в темноту, сгустившуюся в парке под ветвями осин и тополей.
Тихо; не видно ни души.
Морган отважился двинуться дальше.
Мы говорим "отважился", ибо, чем ближе он подходил к замку Черных Ключей, тем все заметней становились робость и нерешительность, так не свойственные его характеру, и было ясно, что он опасается не только за себя, но и за кого-то другого.
Крадучись, он прошел через весь парк.
Оказавшись на лужайке, в конце которой высился замок, он остановился и принялся разглядывать его фасад.
Из двенадцати окон четырехэтажного замка светилось лишь одно на втором этаже.
Оно было первым от угла здания и выходило на небольшой балкон, весь увитый диким виноградом; лозы густо оплели стену, обвились вокруг железных прутьев балкона и свешивались гирляндами над садом.
Два деревца с лапчатыми листьями стояли в ящиках на балконе по обе стороны окна; их верхушки соединялись над карнизом, образуя зеленый шатер.
На окне были спущены жалюзи, поднимавшиеся и опускавшиеся на шнурках; таким образом, можно было по желанию разделить балкон и окно или соединить их.
Сквозь щели жалюзи пробивался свет.
Морган хотел было пересечь лужайку по прямой линии, но передумал, опасаясь быть замеченным.
Вдоль ограды замка тянулась липовая аллея, подводившая почти к самому дому. Молодой человек решил сделать крюк и пошел по аллее под темными сводами ветвей.
Дойдя до конца аллеи, он пробежал открытое место с быстротой испуганной лани и оказался под самой стеной дома, в густой тени.
Тут он сделал несколько шагов назад, не сводя глаз с окна и не выходя на свет.
Добравшись до намеченного места, он три раза хлопнул в ладоши. Вслед за тем из глубины комнаты появилась легкая, гибкая полупрозрачная тень и припала к щелям жалюзи.
Морган повторил сигнал.
Окно тотчас же растворилось, жалюзи поднялись, и из рамки листвы выглянула прелестная девушка в ночном пеньюаре; ее белокурые волнистые волосы рассыпались по плечам.
Молодой человек простер к ней руки, она потянулась к нему, и одновременно прозвучали два имени, два крика, вырвавшиеся из глубины души:
- Шарль!
- Амели!
Морган подпрыгнул и, цепляясь за виноградные лозы, за неровности в стене, за выступы карнизов, в одну минуту очутился на балконе.
Горячий шепот влюбленных то и дело прерывался поцелуями; казалось, им не будет конца.
Но вот молодой человек, обняв одной рукой девушку, повлек ее в глубину комнаты, другой рукой он потянул за шнурок, и жалюзи с шумом упали.
За ними захлопнулось окно.
Потом погас свет, и весь фасад замка Черных Ключей потонул во мраке.
С четверть часа длилось безмолвие; потом послышался стук колес на проселке, который вел от большой дороги на Пон-д’Эн ко входу в замок.
Затем шум затих: было ясно, что экипаж остановился.
X
СЕМЬЯ РОЛАНА
В карете, остановившейся перед воротами замка, приехал к себе домой Ролан, а с ним и сэр Джон.
Их никто не ждал; мы сами видели, что во всех окнах, даже у Амели, было темно.
Подъезжая к замку, возница начал отчаянно щелкать кнутом, но этот звук не мог разбудить его обитателей, уснувших сладким сном.
Едва карета остановилась, как Ролан распахнул дверцу, спрыгнул, не касаясь подножки, на землю, подошел к решетке и повис на звонке. Он звонил без устали добрых пять минут, то и дело оборачиваясь к карете:
- Наберитесь терпения, сэр Джон!
Наконец отворилось окно и послышался звонкий мальчишеский голос:
- Кто это так звонит?
- А! Это ты, братец Эдуар! - воскликнул Ролан. - Открывай скорей!
Мальчик с радостным возгласом отбежал от окна и исчез в темноте.
И тут же раздались его крики в коридорах:
- Мама, проснись, это Ролан!.. Сестрица, проснись, это брат!
Потом, в одной рубашке и ночных туфлях, он устремился вниз по лестнице, восклицая:
- Подожди, Ролан, вот и я! Вот и я!
Через мгновение ключ заскрежетал в скважине, загремели засовы, потом на крыльце появилась белая фигурка и понеслась к решетке ворот; в следующий миг они со скрипом распахнулись.
Мальчик повис на шее у Ролана.
- Братец! Братец! - воскликнул он, целуя молодого человека, смеясь и плача. - Ах, Ролан, как матушка будет рада! А уж Амели!.. У нас все здоровы - я самый больной!.. Ах! Все… кроме Мишеля, знаешь, садовник, он вывихнул себе ногу… Почему ты не в мундире?.. Фу, как тебе не к лицу штатское!.. Ты приехал из Египта - что ж, привез ты мне пистолеты в серебряной оправе и красивую кривую саблю? Нет? Ну, значит, ты нехороший и я не стану тебя целовать!.. Да нет же, нет, не бойся, я все-таки тебя люблю!
И мальчик без конца целовал старшего брата, забрасывая его вопросами.
Англичанин, сидя в карете, с улыбкой наблюдал эту сцену.
Но вот восторженную болтовню Эдуара прервал женский голос, голос матери:
- О где же он, мой Ролан, мой любимый сын? - спрашивала г-жа де Монтревель, и от непомерного радостного волнения в ее голосе звучали почти скорбные нотки. - Где же он? Неужели он вправду вернулся? Значит, он не попал в плен? Не умер? Значит, он и вправду жив?
Услышав этот голос, мальчик, как змейка, выскользнул из объятий брата, спрыгнул на траву и, словно подброшенный пружиной, бросился к матери.
- Сюда, матушка, сюда! - кричал он, увлекая за собой полуодетую г-жу де Монтревель.
При виде матери Ролан не совладал собой. Он почувствовал, как в груди у него тает давнишний лед, и сердце его усиленно забилось.
- О! - вскричал он. - Мне стыдно перед Богом, - я был неблагодарным, а между там жизнь дарит мне такие радости!
И он бросился, рыдая, на шею г-же де Монтревель, позабыв о сэре Джоне. Но и тот, в свою очередь, чувствовал, что его покидает обычная английская флегма, он молча растроганно улыбался, и по его щекам катились слезы.
Мальчик, мать и Ролан представляли собой чудесную группу - воплощение нежности и любви.
Внезапно Эдуар воскликнул:
- А где Амели? Где же она?