XV
Войдя в зал гостиницы, король увидел в одном из углов ее пажа Серафина и спросил его:
- Кто ты, милый мой?
- Я паж, ваше величество! - ответил Серафин.
- У кого?
- Извините, государь, но моя хозяйка желает путешествовать инкогнито.
- Да ведь я-то имею право знать имена тех, кто путешествует по моей земле!
- Да, ваше величество, но хозяйка прогонит меня, если я разоблачу ее имя, а ведь я - бедный дворянчик, не имеющий ни денег в настоящем, ни наследства в будущем!
- Ну, если она тебя прогонит, ты поступишь ко мне, только и всего! - возразил король.
Неизвестно, как вывернулся бы Серафин после такого возражения, если бы в этот момент Мовпен не заметил Жака, притаившегося в другом углу. Королевский шут схватил несчастного монаха за шиворот и выволок его на середину, приговаривая:
- Вы только полюбуйтесь, государь! Вот наш монах, превращенный в дворянина!
Король сразу узнал монашка, который несколько дней тому назад произвел на него такое тяжелое впечатление.
- Монах, - воскликнул он, - мерзкий, отвратительный монах!
- Монах, превращенный в пажа, государь! - подхватил Мовпен.
- Да вытолкай его вон! - с раздражением крикнул король, на которого вид Жака по-прежнему производил необъяснимо тягостное впечатление.
- Почему ты перестал быть монахом? - спросил Мовпен, выволакивая Жака на двор.
- Да я никогда им и не был! - злобно ответил Жак.
- Не был? - расхохотался Мовпен. - А вот увидим! - и он сорвал с Жака шапочку и далеко отбросил ее в сторону.
В Жаке вспыхнула вся кровь. Он вспомнил, что на поясе у него имеется шпага, и, обнажив ее, с бешенством ринулся на Мовпена. Тот отскочил в сторону и тоже обнажил шпагу.
Королевские люди не знали Жака, а потому для них вся эта история имела характер обычной ссоры. Поэтому они окружили молодых людей и принялись следить за их поединком. Сам король вышел за дверь и, забыв на этот момент белокурую женщину, с озлоблением крикнул:
- Убей его! Убей его, милый Мовпен! Убей мне этого мерзкого монаха!
Мовпен недурно фехтовал, но монашек защищался с отчаянием и решимостью и так отчаянно вертел шпагой в воздухе, что оружие Мовпена не могло коснуться его. Наоборот, бешенство, видимо, побеждало выучку, так как Мовпен два раза оказался тронутым шпагой Жака, хотя и незначительно.
Но на стороне Мовпена все же была привычка к оружию. Монах начал уставать, и, заметив это, Мовпен пустился на финт, выбил шпагу из рук Жака и приставил свою острием к его груди. Увидев это, король с новой силой закричал:
- Убей его, Мовпен, убей!
Но шут не успел привести в исполнение королевское приказание. Герцог Крильон прорвал круг зрителей и, ударом шпаги выбив оружие из рук шута, сказал:
- Разве вы не видите, что его величество шутит! Французский король знает, что в честном бою безоружного противника не убивают!
Генрих III закусил губы и крикнул:
- Вы-то чего суетесь не в свое дело, герцог?
- Простите, ваше величество, - спокойно ответил Крильон, но ограждение королевского достоинства и есть как раз мое дело!
Король повернулся к нему спиной и сказал одному из гвардейцев:
- Связать сейчас же этого мерзкого монаха, привязать его к седлу и отправить в монастырь!
Гвардеец так и поступил, и через три часа они подъехали к монастырю. Опять бедный Жак начал думать, что он и в самом деле монах, что над ним лишь посмеялись. Это подозрение перешло почти в уверенность, когда во дворе монастыря он увидел о. Антония, спокойно прогуливавшегося в обычном монашеском платье.
Но тут же ум начал мутиться у бедного юноши. Ну хорошо, положим, над ним действительно посмеялись! Но… о. Антоний! Ведь он еще утром был капитаном и предводительствовал эскортом герцогини! Ведь он оставался в гостинице, близ города Мо! Каким же образом он попал теперь в монастырь, да еще в монашеской одежде?
Гвардеец грубо сбросил Жака на землю и крикнул о. Антонию:
- Получайте-ка, вот тут один из ваших монахов!
Отец Антоний подошел и сказал:
- А! Это брат Жак! Наверное, у него опять был припадок безумия!
Отец Антоний кликнул монахов, Жака взяли и увели в келью, где переодели в монашеское платье. Оставшись один, Жак долго плакал и молил Бога лучше убить его, чем мучить так долее. В конце концов, разбитый усталостью и огорчениями, Жак заснул крепким сном.
Проснулся он в конюшне на вязанке сена. Перед ним стоял о. Антоний, снова одетый капитаном.
- Ну и мастер же ты спать, племянничек! - воскликнул он. Да, знаешь ли, ведь ты проспал добрых три часа!
Жак протер глаза, оглянулся по сторонам и вдруг отчаянно завопил:
- О, теперь не может быть сомнений, я сумасшедший! Отец Антоний ласково взял "племянника" под руку, вывел его из конюшни и сказал:
- Наверное, тебе что-нибудь приснилось, Амори?
- Я сумасшедший, я сумасшедший! - продолжал рыдать бедный юноша.
В этот момент по дороге мимо гостиницы проходил какой-то монах, при виде плачущего Жака он остановился и внимательно посмотрел на него.
XVI
Приказав отправить Жака в монастырь, король вернулся в гостиницу и опять взялся за Серафина.
- Так ты не желаешь сообщить мне имя своей хозяйки? спросил он.
В этот момент дверь приотворилась, и в щели показалась прелестная белокурая головка. Правда, лицо незнакомки прикрывала небольшая полумаска, но все же можно было сразу определить, что белокурая женщина очень красива. Блондинка появилась лишь на краткое мгновение, и притом лишь для того, чтобы, положив палец на губы, знаком предписать Серафину молчать и далее. Затем дверь захлопнулась, и незнакомка скрылась.
- Вы сами видите, государь, - сказал тогда Серафин, - что от меня требуют полного молчания!
- Хорошо! - великодушно согласился король. - Но, если ты не смеешь сказать ее имя, ты снесешь ей письмо от меня!
- Желание короля - священный закон для меня! - ответил Серафин.
- Эй, Мовпен! - крикнул король. Шут сейчас же вбежал: он на скорую руку перевязывал царапины, нанесенные ему монахом.
- Ты взял с собою письменные принадлежности?
- А как же, - ответил шут, - вот они! - и он показал на висевший сбоку маленький кожаный мешочек.
- Ну, так садись к столу и пиши! Мовпен присел к столу, развернул пергамент, достал чернильницу и перо.
- Ну, готово? - спросил король. - Пиши… Он заходил взад и вперед по комнате, почесав затылок и наконец смущенно закрякал: - Гм… гм… гм…
- Так и записать? - спросил Мовпен.
- Болван! - крикнул Генрих III.
- Какое короткое письмо! - воскликнул Мовпен. - Можно запечатать?
Генрих III не обратил внимания на дерзость шута и досадливо сказал:
- Сестра Марго сочинила бы в течение этого времени целую поэму, да и брат Карл тоже не был бы поставлен в тупик!
- Может быть, вы посвятите меня, государь, в это дело?
- Я хотел бы послать любезную записочку прелестной блондинке, сообщить ей, как…
- Хорошо, хорошо! - бесцеремонно перебил короля Мовпен, и его перо быстро зашуршало по пергаменту.
- Кроме того, чтобы…
- Готово!
- Неужели! А ну-ка, покажи!
Мовпен подал королю письмо, и Генрих начал читать:
"Милостивая государыня и очаровательная незнакомка! Увидев Вас, я впервые понял, насколько я мал и незначителен".
- Да что ты наплел тут? - удивленно воскликнул король.
- Ладно уж! Вы только читайте!
Король продолжал:
"Быть королем - мало, если он не любим, и, по- моему, любой из моих подданных станет выше меня, если ему удастся найти доступ к Вашему сердцу!"
- Очень хорошо! Отлично! - воскликнул король. "Я стал бы самым счастливым монархом во всей вселенной, если бы вы даровали мне права и позволение увидеться с Вами. А пока позвольте мне, прекрасная незнакомка, подписаться смиреннейшим и вернейшим из Ваших подданных!"
- Черт возьми! Но из тебя вышел бы отличный протоколист! воскликнул король. - Твоя записочка прелестна!
- Я счастлив, что мне удалось угадать и схватить мысли вашего величества! - скромно ответил Мовпен.
Король взял записку, сложил ее, запечатал своей печатью и, вручив Серафину, сказал:
- Возьми и возвращайся с благоприятным ответом! Ты не раскаешься, что был моим вестником!
Вскоре Серафин вернулся с маленькой надушенной записочкой. Вскрыв ее, Генрих прочел:
"Государь! Вы оказываете высшую честь и дарите величайшим счастьем такую ничтожную женщину, как я, говоря ей о своей любви, в то время как двор изобилует молодыми и прекрасными дамами". Прелестная незнакомка сильно ошибается, при моем дворе дам уже давно не видано! - заметил король и продолжал читать: "Но король Генрих III, внук короля-рыцаря, наверное, не захочет позабыть, что он - первый дворянин Франции и что в качестве такового просьба дамы о сохранении ее имени в тайне для него должна быть священна. У меня имеются достаточные основания умолять Ваше Величество не расспрашивать и не допытываться, кто я такая, а спокойно продолжать путь. Завтра Вы, государь, прибудете в Шато- Тьерри; я живу там, и если за сутки Ваш каприз не улетучится, то любопытство Вашего Величества будет удовлетворено. Вечером в замок явится этот самый паж, который передаст Вам сейчас мой ответ, и проведет Вас к той, которая почитает себя смиреннейшей из верноподданных Вашего Величества".
- Но ведь это свиданье! - воскликнул Мовпен.
- Ты думаешь?
- И я не удивлюсь, если до истечения двух суток ваше величество выиграете сражение, не менее серьезное, чем при Жарнаке!