Горе юноши тронуло герцогиню; к тому же она сама старалась забыть красавца Лагира, и встреченный юноша показался ей удобным средством для этого. Поэтому она увезла Рауля с собой в Нанси, и разговор, которым началась эта глава, достаточно ясно показывает, что расчеты Анны на утешение, по-видимому, оправдались.
Итак, Рауль заявил, что он постарается доказать своей собеседнице правоту выставленного им тезиса.
- Но, - предупредил он, - если вашему высочеству угодно, чтобы я мог сделать это вполне, благоволите запастись терпением, так как моя речь будет продолжительна!
- Говори, милочка мой Рауль, говори! - ответила герцогиня и, взяв юношу за руку, притянула его к себе, после чего усадила на скамеечку у своих ног.
- Любовь, - продолжал тогда Рауль, - это прежде всего дело воображения, это болезнь, которая выражается самыми разнообразными симптомами и которую нельзя лечить одним и тем же средством.
- Вот как?
- Я знавал при дворе покойного короля некоего дворянина, который с уверенностью твердил, что больше всего любят ту женщину, которая хуже всего обращается с вами и заставляет вас терпеть тысячу мук…
Герцогиня кинула на юношу взгляд, красноречиво говоривший: "Неблагодарный!".
Однако Рауль спокойно продолжал:
- Если вы страстно любите женщину, она перестает любить вас; если женщина страстно любит вас, она становится для вас невыносимой!
- Да неужели, милый Рауль!
- Любовь не может процветать на широкой проезжей дороге, где нет препятствий и измен. Для ее процветания требуются затруднения, страдания, измены, тысячи мук; иначе она чувствует себя как рыба, вытащенная на берег, или как птица, брошенная в воду…
- Но, милый Рауль, знаешь ли ты, что твой портрет любви отвратителен?
- Отвратителен, - может быть, но зато правдив, и, если ваше высочество разрешите мне, я докажу, что это так.
Не отвечая, Анна Лотарингския кинула на юношу взгляд, полный властных чар. Тогда Рауль нетал со скамеечки, преклонил колени и взял герцогиню за руку. Анна не отдернула руки и даже бровью не повела, когда смелый юноша поцеловал эту руку.
- Ну-с, я слушаю вас, прекрасный рыцарь! - сказала она улыбаясь.
- Ваше высочество! - заговорил Рауль. - Вам угодно было с благосклонностью взглянуть на меня, смиренного и ничтожного, и возвести до себя. Здесь мы одни, здесь принцесса уступает место женщине, - и с этими словами Рауль, обняв герцогиню, поцеловал ее.
- Далее?
- Да, здесь вы любите меня. Но завтра или даже сегодня вечером улицы наполнятся народом, и во главе блестящей свиты, окруженный изящнейшими и благороднейшими синьорами, прибудет герцог Гиз. Все с приветствиями преклонятся пред герцогиней Анной, дочерью лотарингских герцогов, внучкой Людовика Святого, и никто не обратит внимания на мелкого дворянчика, который тут же отойдет в тень!
Герцогиня взяла обеими руками голову юноши и вернула ему поцелуй, который он осмелился дать ей перед тем.
- Ну так вот, - продолжал Рауль, - обволакивать вас взглядом, тайно обожать вас, когда все будут выражать вам свой восторг и преклонение, это мука, это ад, но в то же время это счастье…
- Ну, так будь счастлив! - ответила герцогиня, снова целуя его.
Рауль собирался продолжать свою теорию любви, но в этот момент в дверь постучали. Это явились слуги мэтра Гардуино с ужином.
- Друг мой Рауль, - шепнула герцогиня, - чтобы доказать тебе, что любовь, приравниваемая к пытке и аду, иной раз может стать раем, приглашаю тебя отужинать со мною!
Рауль радостно вскрикнул. Затем, заперев дверь, он придвинул накрытый столик к креслу герцогини, сам уселся против нее и стал ухаживать за нею, не переставая весело болтать.
- Позволите налить вам? - спросил он, взяв графин с белым вином.
- Это что за вино?
- Белое луарское! Я люблю его больше всех других!
- Ну, так и пей его сам на здоровье. Я же предпочитаю жюрансонское! - и с этими словами Анна взяла графин названного вина и налила себе полный стаканчик.
Они ужинали очень нежно, весело и мило. Не переставая слушать остроумную болтовню пажа, герцогиня время от времени прихлебывала вино. Вдруг она сказала:
- Как странно!.. Меня клонит ко сну!
- Тут нет ничего удивительного, - возразил Рауль, - ваше высочество еще не отдохнули от нашего продолжительного путешествия!
Однако с каждой минутой Анна Лотарингская становилась все более утомленной, а через час спала глубоким, непробудным сном. Тогда Рауль вышел из комнаты и отправился к мэтру Гардуино. Тот при виде юноши коротко спросил:
- Ну?
- Она спит!
- Значит, теперь мы можем впустить наваррского короля! Тогда Рауль спустился к входной двери и отпер ее.
XII
Весь день король Генрих III не видал Крильона, зато прибыл герцог Гиз и выказал такую почтительность, такую преданность, что король окончательно встал на точку зрения Келюса и решил, что Генрих Наваррский - просто интриган!
Оставшись наедине с Келюсом, король сказал, положив локти на стол:
- Ну-с, друг мой Келюс, что ты думаешь о моем кузене?
- Я думаю, государь, что было большой ошибкой не арестовать этого наваррского королишки, который старается поссорить ваше величество с лучшими друзьями!
- Неужели ты думаешь, что это легко сделать?
- Арестовать наваррского короля? Господи! Для этого достаточно трех ландскнехтов и гвардейского капитана.
- А Крильон?
- Ну вот еще! Можно, кажется, разок обойтись и без благословения Крильона! Да ведь герцога нет в данный момент в Блуа.
- Разве? Где же он?
Келлюс принял таинственный вид и стал врать без зазрения совести:
- Он отправился в Орлеан; там у него имеется на примете богатая вдова, на которой он собирается жениться.
- Вот как? Это забавно!.. Значит, он мне не помешает! Гм… все это очень важно, очень… Но что я с ним сделаю, если даже решу арестовать?
- Да отправите его в Венсенскую крепость, только и всего!
- Сбежать можно отовсюду, и только положение значительно ухудшится. Покойный брат-король посадил Генриха Наваррского однажды в эту самую Венсенскую крепость, а он преспокойно скрылся оттуда.
- Ну, в таком случае проще всего было бы втихомолку отделаться от этого королишки! О, я знаю, что вы, государь, не любите мешаться в такие дела! - поспешил сказать Келюс, заметив, с каким отвращением король отшатнулся от него. - Но к чему же тогда иметь верных, преданных друзей? Эти друзья вовсе не обязаны знать, что данный субъект - именно наваррский король. Мало ли какие ссоры происходят в темноте!.. И если в Луару будет спущено одним трупом больше, то что за беда, особенно если обо всем этом никто не узнает!
- Но о каких друзьях ты говоришь? Кто они?
- Во-первых, я сам. потом Эпернон и Шомберг!
- Но я сослал Шомберга!
- Так-то так, но это так скоро не делается, и едва ли Шомберг уже уехал.
- Если он не уехал, пусть остается. Я прощаю его… Но все же вас будет только трое, а этого слишком мало!
- Вы только дайте мне все полномочия действовать, государь, а там я уже справлюсь! Можно будет обратиться за содействием к лотарингцам. Да вообще вашему величеству не о чем беспокоиться: я все устрою, со всеми переговорю, все подготовлю.
Генрих III некоторое время колебался. Наконец он сказал:
- Да уверен ли ты, что наваррский король действительно злоумышляет против меня?
- Господи! Да разве можно сомневаться в этом!
- В таком случае поступай как хочешь. Я умываю руки!
- Что же, - ответил повеселевший Келюс, - опрятность - не последняя добродетель! Однако раз браться за дело, так уж браться! - и с этими словами он поспешно направился к выходу.
XIII
Выйдя на замковый двор, Келюс увидал фигуру какого-то человека, плотно закутавшегося в плащ. Миньон сразу узнал в нем герцога Гиза и, вежливо поклонившись ему, сказал:
- Не соблаговолит ли ваше высочество уделить мне минуту внимания?
- С удовольствием, - ответил тот. - В чем дело?
- Я должен рассказать вещи, очень интересные для вашего высочества. Но сначала отойдем ближе к середине; мы стоим у самой стены, а ведь "и у стен порой бывают уши"!
Гиз согласился с этим. Они отошли на середину двора, и здесь Келюс продолжал:
- Я могу оказать вашему высочеству большую услугу!
- Вот как? Ну, так говорите, мсье Келюс!
- Вашему высочеству, наверное, было бы чрезвычайно приятно одним ударом восторжествовать над злейшим политическим врагом?
- Что вы хотите сказать этим?
- Разве я выразился недостаточно ясно? Ну, так скажите мне в таком случае, как вы смотрите на наваррского короля?
- Как на своего злейшего врага, которого я ненавижу от всего сердца!
- Значит, вашему высочеству было бы приятно узнать о его кончине?
- Разве он умер? - поспешно спросил Гиз, задрожав от радости.
- О, пока еще нет, но… этого очень недолго ждать, если только мы сторгуемся с вашим высочеством!..
- Ах, да бросьте вы это нелепое титулованье! Говорите лучше толком: вы хотите предложить мне какое-нибудь соглашение?
- Вот именно, и притом такое, которое я не мог бы предложить наваррскому королю. У него мошна слишком жидка!
- А, значит, вам нужны деньги, мсье Келюс?
- Вот именно, герцог! Я в долгу, как в шелку, и мне непременно надо раздобыть сто тысяч турских ливров, чтобы вырвать имения из рук жидов.
- Сто тысяч турских ливров?
- Господи! Разве жизнь наваррского короля не стоит этого?
- Скажите мне сначала, какая связь между этой суммой и наваррским королем?