Король не успел ответить герцогу, так как в разговор вмешалась Екатерина со следующими словами, обращенными к Гизу:
- Не бойтесь, не бойтесь, кузен! Я надеюсь, что его величество уже начинает отличать истинных друзей от истинных врагов и знает, кто готов всегда поддержать монархию и кто замышляет ниспровергнуть ее.
- Кто же осмелится на это? - надменно сказал Карл.
- Гугеноты и их вождь, наваррский король, государь.
- Опять он! - крикнул Карл, топнув ногой.
- О, да, государь, наваррский король мечтает о блестящей будущности.
- Ну, его государство слишком мало для этого.
- Но существуют соседние, например - Франция! - заметил Генрих Гиз.
- Таких вещей не говорят без доказательств, герцог! раздраженно заметил король, в душе которого любовь к зятю боролась с обычной подозрительностью.
- Доказательства будет не трудно привести, государь, ответил герцог. - Мне удалось захватить двоих гасконцев, которые сидят под строжайшим арестом в ожидании допроса.
- Ну, так я хочу видеть их! - заявил король. Гиз подошел к столу и ударил молоточком черного дерева по бронзовому колокольчику. На этот звонок явился Гастон де Люкс.
- Где Лев? - спросил герцог.
- Лев? - удивленно переспросил Гастон. - Но разве вы не посылали его ночью в Париж?
- Нет.
- Однако он уехал около полуночи!
- Но этого не может быть! - воскликнул герцог. - А как же пленники? Ведь…
Король, не понимая ничего в этих переговорах, нетерпеливо перебил герцога, сказав:
- Довольно разговоров, господа! Я хочу видеть пленников. Пойдемте к ним! Значит, вы говорите, что одного из пленников зовут граф де Ноэ?
- Да, государь, одним из захваченных нами злоумышленников оказался граф Амори де Ноэ, ближайший друг наваррского короля! - ответил герцог.
- Пойдемте! - задумчиво сказал король.
Гиз приказал принести факелы, и они отправились в погреб, где содержались пленники. Там их ждала не совсем обычная картина, в объяснение которой мы должны предварительно рассказать, что случилось после того, как герцогиня Монпансье увела Ноэ, оставив на его месте Льва д'Арнембурга.
В первое время враги молча сидели в темноте, царившей в погребе; наконец Лев окликнул Лагира.
- Чем могу служить вам, господин Арнембург? - отозвался тот.
- Я хотел бы поговорить с вами!
- Пожалуйста.
- Видите ли, я все еще не могу прийти в себя от изумления. Почему это герцогиня спасла вашего друга Ноэ, а не вас?
- О, это очень просто! Герцогиня хотела во что бы то ни стало спасти меня, потому что, согласитесь сами, не так-то приятно отправить на эшафот любимого человека.
Господин Лагир, - мрачно перебил его Лев, - я не знаю, действительно ли герцогиня любит вас, но если это так, то берегитесь!
- Да как же вы хотите, чтобы я объяснил вам происшедшее, если вы чуть ли не с первого же слова ищите ссоры со мной?
- Вы правы. Извините меня и продолжайте, пожалуйста.
- Ну-с, так вот! Герцогиня хотела во что бы то ни стало спасти именно меня, но я решительно отказался покинуть на произвол судьбы своего друга. Было решено бросить жребий, и судьба захотела, чтобы спасен был не я, а мой друг.
- Значит, вы только случайно отправитесь на эшафот? мрачно сказал Лев.
- Э, дело еще далеко не решено. Герцогиня слишком любит меня, чтобы не выручить из скверного положения, ну а чего захочет женщина, того захочет и Сам Бог. Однако время не раннее, и надо бы поспать. Покойной ночи, господин Арнембург! и с этими словами Лагир, завернувшись в свой камзол, снова улегся.
Опять наступило молчание. Лев сидел в мрачной задумчивости, меланхолически поглядывая на крошечное оконце, расположенное под самым потолком.
Вдруг это окно засветилось, и в погреб скользнул луч луны, выплывшей из-за тучи.
Должно быть, этот луч пробудил в люксембуржце какие-то новые соображения, потому что он сейчас же окликнул своего товарища по темнице:
- Господин Лагир, еще один вопрос, если можно!
- В чем дело? - отозвался тот.
- Ведь это я, кажется, обезоружил вас?
- Да, вы. Но чем же тут хвастаться? Я лежал на земле, на моей спине сидели два здоровенных рейтара и…
- Да я вовсе не к тому! Я хотел только спросить вас, не оставил ли я вам кинжал?
- Ну вот еще, сказали! Да вы отобрали у меня даже карманный нож!
- Теперь я страшно сожалею об этом. У меня-то остался кинжал, и, будь у вас оружие, мы могли бы… поразвлечься.
- Прелестная идея, которая редко приходит в голову немцам, как вы! Но кинжала у меня нет… - Лагир тяжело вздохнул, а затем вдруг крикнул: - Постойте-ка, постойте! Ведь герцог присылал нам с пажем Амори ужин, и Амори дал нам свой кинжал! Насколько я помню, он забыл взять его с собой… Сейчас! Лагир вскочил на ноги и стал шарить по полу. Наконец при слабом свете луны он заметил искомое и радостно крикнул: - Вот он, нашел! Теперь мы можем позабавиться на славу.
Д'Арнембург издал какой-то страшный звук, напоминавший радостное рычанье дикого зверя. Но в этот миг луч луны снова погас - должно быть, ее снова закрыли тучи, - и в камере опять воцарилась совершенная темнота.
- Однако!.. - сказал гасконец. - Темно, как в аду.
- Ну что же, сверканье наших глаз будет светить нам, ответил Лев.
- Еще одна прелестная мысль, на которую, по-моему, немцы редко способны! - смеясь сказал Лагир. - Ну-с, вы готовы? Начнем во здравие прелестной Анны!
- А-а-а-а! - прорычал Лев, наворачивая на руку вместо щита свой камзол. - Ты осмеливаешься любить герцогиню Монпансье?
- Я только пользуюсь данным мне разрешением! - ответил Лагир, тоже пристраивавший на руку камзол.
- Ну, так ты недолго будешь пользоваться им! - крикнул д'Арнембург и ринулся на Лагира.
Но гасконец отличался чисто кошачьей ловкостью и гибкостью, и Лев, кинувшийся в то место, откуда только что слышался голос врага, встретил там только стену.
- А, ты бежишь, трус? - прорычал он.
- Да нисколько! - ответил Лагир с другого конца погреба. Военные хитрости всегда дозволены!
Лев снова кинулся на голос, и снова его кинжал встретил лишь стену. Но на этот раз Лагир успел кольнуть его кинжалом в плечо. Арнембург резко повернулся и снова кинулся на гасконца, но тот присел на пол, и, в то время как кинжал люксембуржца встретил лишь воздух, Лагир схватил врага за ноги и опрокинул его на пол. В тот же момент он наступил ему левым коленом на руку, державшую кинжал, правым придавил грудь и сказал, приставив кинжал к горлу Льва:
- Теперь вы в моей власти!
- Ну, так убейте меня! - прохрипел д'Арнембург.
- Нет, я готов подарить вам жизнь, но только вы должны дать мне честное слово, что не возобновите этого нелепого поединка в темноте.
- Нет, убейте меня! - упрямо крикнул Лев. - Я не хочу вашего великодушия, и если вы пощадите меня, то все равно я вас не пощажу!
- Господин Арнембург, - мягко ответил Лагир, - подумайте: ведь у нас будет тысяча возможностей встретиться при нормальных условиях. Выпустите свой кинжал!
- Никогда! - задыхаясь крикнул люксембуржец. - Убей меня или…
Он напряг все свои силы, чтобы освободиться от Лагира, и гасконцу стоило немалого труда вновь пригнуть к земле взбешенного Льва.
Однако Лагир видел, что ему не удастся еще долго сдерживать могучего немца. Если же последнему посчастливится вывернуться, тогда нелепый поединок должен был бы начаться снова; между тем Лагир чувствовал, что слабеет от чрезмерного напряжения: ведь всего сутки тому назад ему пришлось выдержать упорный и неравный бой, и он еще не успел отдохнуть от него в напряженной позе, в которой его везли связанным сюда. Поэтому он видел, что вынужден покончить теперь же со всем этим.
- В последний раз спрашиваю вас, хотите ли вы остаться в живых? - спросил он, и его голос звучал грустно и торжественно.
- Я предпочитаю смерть твоему великодушию, мерзавец! крикнул д'Арнембург, снова делая невероятные усилия, чтобы освободиться.
Лагир высоко поднял руку с кинжалом и внушительно сказал:
- Если вы знаете наизусть какую-нибудь молитву, то прочитайте ее!
- Чтобы черт побрал твою душу! - рявкнул Лев. Рука Лагира опустилась, кинжал вонзился в горло д'Арнембурга, и струя горячей крови брызнула в лицо гасконцу. Лев с силой вздрогнул, потом его тело сразу потеряло всю напряженность, что-то забулькало и захрипело в его горле, и наконец все стихло: он был мертв!..
Лагир вынул кинжал из кровавой раны и встал. Несколько секунд он стоял в мрачной задумчивости, а затем сказал:
- Как он любил ее!
После этого он стал на колени у трупа и принялся молиться за упокой этой мятежной души, которой уже пришлось из-за несчастной любви к герцогине испытать на земле муки ада.
Итак, король Карл пожелал лично спуститься к пленникам, и Гиз в сопровождении Гастона повел его туда. Но уже около самого погреба герцог и Гастон заметили странный непорядок: стражи, поставленной с вечера у самых дверей, не было, и из расспросов выяснилось, что это было сделано по распоряжению Льва д'Арнембурга. К тому же Гастон вспомнил, что ключи от погреба находятся у люксембуржца, и явился вопрос о том, как проникнуть туда.
Королю тоже показалось все это странным, но с другой точки зрения: в нем пробудились сомнения, действительно ли дело обстояло так, как уверяли его мать и герцог Гиз, и не хотят ли его, короля, просто мистифицировать? Поэтому он нетерпеливо приказал, чтобы дверь попросту взломали, если не могут найти ключей.