IX
Просмотрев бумаги, Генрих Наваррский убедился, что некоторые из них были шифрованными - очевидно, самые важные; кроме того, судя по цвету чернил, они принадлежали к самому недавнему времени; следовательно, в них-то и крылась наиболее опасная для Гизов тайна. В нее необходимо было проникнуть… но как?
Хотя Генриху и очень хотелось спать, но он понимал, что время не ждет и надо до утра привести себя в такое состояние, чтобы быть во всеоружии. Единственно, кто мог открыть тайну шифра был Лашеней; поэтому, преодолевая страшную усталость, Генрих решил последовать предложению Пибрака и отправиться в камеру к Лашенею, чтобы постараться заставить агента герцога Гиза открыть всю истину.
Они застали Лашенея сидящим в углу своей камеры. При свете факелов узник вышел из охватившей его моральной оцепенелости и вскочил на ноги. Узнав в спутнике Пибрака наваррского короля, он удивленно и испуганно посмотрел на него, решив, что раз злейший враг герцога Гиза явился в тюрьму, где заключен вернейший слуга герцога, то нечего ждать пощады.
Пибрак уловил этот испуганный взгляд и сказал:
- Не бойтесь ничего, милейший Лашеней! Стоит только вам быть благоразумным, и вам ничего не грозит. Мы пришли, чтобы покончить утренний разговор.
- Но ведь я все сказал! - упрямо ответил Лашеней.
- О, нет, милый мой Лашеней, вы сказали далеко не все! возразил Пибрак. - Вы не сказали, например, что у вас в доме имеется потайной ящик, в котором хранятся очень интересные документы.
- Вот этот, например! - прибавил Генрих Наваррский, расстегивая камзол и доставая шифрованную бумагу.
- Какие странные значки! - сказал Лашеней, выдерживая принятую на себя роль.
- Да, милый мой, они очень странны, и вы должны удовлетворить наше любопытство, объяснив, что здесь написано! сказал Пибрак.
- Но откуда же мне знать это?
- Полно притворяться!
- Я не знаю, что здесь написано, и поэтому не могу ничего объяснить вам! - упрямо повторил верный клеврет лотарингских принцев.
- В таком случае придется пустить в ход решительные средства! - сказал Генрих Наваррский. - Ну-ка, милейший Пибрак, воткните свой факел в землю и помогите мне приподнять этого молодца.
- Что вы хотите сделать со мной? - тревожно спросил Лашевей.
- Мы хотим дать вам поближе полюбоваться той самой ублиеттой, о которой я говорил вам сегодня утром! - ответил Пибрак и, подхватив вместе с Генрихом под мышки старика, посадил его у самого края каменной дыры, в глубине которой слышался мрачный рокот Сены. - Ну-с, - сказал он затем, - у вас только пять минут срока, милый мой господин Лашеней.
- На что?
- На то, чтобы прочесть поскорее этот документ.
- Я не знаю этого шифра.
- Да полно вам!
- Или - вернее - я не хочу открывать вам его тайну!
- Ну, так вам придется расстаться с жизнью.
- Значит, вы убийцы?
- Нет, мы просто очень любопытные люди! - насмешливо ответил Генрих Наваррский.
Глаза Лашенея налились кровью, на губах показалась пена. Кинув злобный взгляд на Генриха, он сказал:
- Ну, так убейте меня, я же ничего не скажу вам!
- Это ваше последнее слово? - крикнул Пибрак, теряя терпение.
- Нет, мое последнее слово будет вот что: "Да здравствует герцог Гиз. Смерть наваррскому королю!" - и, выкрикнув с дикой энергией эти слова, Лашеней сам бросился в ублиетту.
Генрих и Пибрак вскрикнули и с изумлением переглянулись.
- Вот таковы-то они все, слуги герцога Гиза! - сказал Генрих, когда прошла минута первого изумленья. - Что же нам теперь делать и как объяснить королю исчезновение Лашенея?
- Ну, это-то совсем простое дело, - сказал Пибрак. - Мои швейцарцы преданы мне и скорее сложат головы на плахе, чем выдадут то, что я прикажу им скрыть в тайне. Часовые по моему приказанию промолчат о нашем посещении темницы Лашенея, и дело получит такой вид, что он с отчаяния сам бросился в ублиетту. Гораздо важнее решить сейчас же, что делать, если король потребует нас к себе завтра утром.
- Ну вот еще! Это меня тоже нисколько не затрудняет. Я скажу ему, что, увидав письмо королевы Маргариты, бросился в погоню за нею и вернулся в Лувр, ничего не достигнув, умирающим от усталости, голода и жажды.
- Ну а бумаги?
- С ними надо подождать, Пибрак. В данный момент королевы-матери еще нет в Лувре, и гнев короля Карла направится в пустое пространство. Вы ведь знаете, что король легко вспыхивает и легко остывает. Мы должны приберечь эти бумаги до более благоприятного времени. Ну, а теперь до свидания, милейший Пибрак, я умираю от усталости.
Генрих ушел к себе, а Пибрак тщательно запер опустевшую камеру, отдал необходимые распоряжения часовому и тоже ушел в свои комнаты. Но, в то время как Генрих Наваррский спал крепчайшим сном, забыв о всех своих горестях, Пибрак нетерпеливо ворочался с боку на бок, одолеваемый тревожными мыслями. Он успокоился только под самое утро. Однако едва он стал засыпать, как в дверь постучались, и вошедший паж позвал его к королю.
- Здравствуйте, Пибрак, - сумрачно встретил его Карл, когда капитан гвардии вошел в королевскую спальню, - знаешь ли, ведь я глаз не сомкнул всю ночь! Я думал, что моя бедная мать, быть может, томится теперь узницей лотарингских принцев, а мы-то пользуемся здесь всеми удобствами. Поэтому я решил, что если королеву Екатерину похитил действительно герцог Гиз с целью получить крепость Дьелуар, то бог с нею, с этой крепостью!
"О, изменчивый монарх!" - подумал Пибрак.
Между тем король продолжал:
- Вообще, какое это бесчестье для моего царствования, что у меня во дворце незаметно похищают родную мать, а я… Король не договорил и мрачно задумался.
- Но ведь это бесчестье легко смыть, ваше величество, ответил Пибрак, - стоит только объявить войну лотарингским принцам…
- Это невозможно! - ответил король. - Ведь у меня нет других союзников, кроме них. Я окружен гугенотами, еретиками, а лотарднгские принцы - твердая опора католицизма. Неужели мне собственноручно разрушить эту опору? Кстати, что ты сделал с этим… как его… ну, словом, агентом герцога Гиза, которого ты вчера приводил ко мне?
- С Лашенеем? Согласно приказанию вашего величества я запер его в При-Дье.
- Ну, так его надо отпустить… Распорядись сейчас же, и, кстати, пошли ко мне наваррского короля. Пибрак отправился к Генриху и, разбудив его, сказал:
- Государь, все-таки напрасно вы не скрылись в Наварру. Король только что объяснил мне, что лотарингские принцы - его вернейшие союзники и опора католицизма. Теперь король зовет вас к себе и, судя по всему, хочет говорить с вами о своей ненависти к еретикам-гугенотам!
Генрих поспешно оделся и отправился в королевские апартаменты. В тот момент, когда он входил в переднюю, другая дверь тоже открылась, и через нее в прихожую вошел человек, которого Генрих никак не ожидал встретить здесь. Это был Рене Флорентинец, покрытый пылью и кровью.
X
Мы уже знаем, каким присутствием духа, находчивостью и способностью к притворству обладал Генрих Наваррский, а потому не будем удивляться, если увидев Рене, наваррский король с удивлением воскликнул:
- Боже мой, господин Рене, в каком вы виде!
Если Генрих не ожидал встретить здесь Рене, то и Рене не ожидал встретить Генриха; более того, присутствие наваррского короля в прихожей короля Карла казалось ему совершенно необъяснимым, странным, невозможным после всего того, что только произошло. Поэтому он с трудом смог выговорить:
- Как?.. Вы здесь, ваше величество?
- Где же мне быть, как не здесь? - флегматично ответил Генрих.
- Но… я не знаю… - пролепетал Флорентинец, теряясь все больше в догадках.
- Да и вообще с вами что-то неладное! - продолжал Генрих. Вы говорите несуразные вещи, а про вид и говорить нечего.
- Мне пришлось выдержать ожесточенный бой.
- Вот как? Верно, вы хотели по привычке ткнуть когонибудь сзади, а это было замечено и вас отделали как следует? Эх, милейший господин Рене, пора бы вам оставить свою манеру! и с этими словами Генрих, отдернув портьеру, спокойно вошел к королю.
Здесь он с первых же слов стал жаловаться королю, что Маргарита жестоко поступила с ним, покинув его из-за пустой шалости. Король, бывший в отвратительном настроении духа, стал иронизировать над супружеским несчастьем зятя и уверять, что на Маргариту вообще никогда нельзя было положиться, потому что еще до брака…
Не успел король кинуть эти ядовитые слова, заставившие Генриха вспыхнуть, как в комнату вошел Пибрак. Бросив украдкой многозначительный взгляд на Генриха, он доложил:
- Ваше величество, Рене Флорентинец просит быть допущенным к вашему величеству. Он в ужасном виде, но уверяет, что явился с поручением от королевы-матери.
- Впустить его! - крикнул король, радуясь, что наконец- то он может узнать что-либо об исчезновении матери.
Рене, войдя, поклонился чуть ли не до земли. Король сказал ему:
- У тебя письмо? Дай его!
- Ее величество дала мне словесное поручение к вашему величеству, - ответил Рене.
- Это почему? Что она писать разучилась, что ли?
- Ее величество опасно ранена… - Ранена? Кем?
- Наглыми похитителями, государь!
Карл вскрикнул и вскочил со стула. Генрих и Пибрак тоже вскрикнули, и на этот раз совершенно искренне: они ничего не знали о покушении Гектора, который почему-то не сказал о нем никому ни слова.
- Ранена? - с рычанием в голосе повторил король Карл. Негодяи! Они осмелились!.. Да я прикажу сжечь дотла все Нанси вместе с герцогом Гизом!
- Простите, ваше величество, но герцог Гиз совершенно не при чем в этом деле.
- Так кто же осмелился?